Возвращение к людям
Шрифт:
Сова бесстрашно вошёл внутрь и направился вдоль обрыва, заставляя стадо направиться к выходу. Всё повторилось с точностью наоборот. Опять первыми вперёд устремились быки, сминая всех на своём пути, затем и все остальные.
Мы, стоя скалистых отрогах, бросали копья и метали стрелы в последних, раздавленных копытами и не способных присоединиться к убегающему стаду.
Гул копыт стих, и мы сосчитали всю свою добычу. Семь бычков и коров, включая тех трёх, которые упали вниз, и восемь телят. Это была уйма мяса!
Теперь нам предстоял нелёгкий труд — всё это
На эту нелёгкую охоту ушёл весь день, а еще предстояло всех их стащить в одно место и разделать. И всё равно, мы не успели ободрать всех. Те, три крупных быка, которые свалились вниз, на камни, так и остались лежать нетронутыми: ни у кого просто не оставалось сил спуститься к ним по опасному спуску, а потом подняться с тяжёлым грузом сырого мяса на плечах.
К вечеру, Угар, уже набивший брюхо до отвала, поднял голову вверх и тревожно завыл. Мы побросали работу и поспешили схватиться за оружие — люди в долине уже знали о моем псе и доверяли его интуиции…
— Волки?
— Дикие собаки?
— Трупоеды?
Я посмотрел на пса. Угар снова спокойно грыз брошенный ему кем-то хвост от распотрошенного телёнка.
— Не знаю… На всякий случай, давайте быть поближе друг к другу. И пора разжечь костёр — мясо надо вялить, иначе оно пропадёт в такой жаре, до утра.
— Ну, до утра, я ручаюсь, что продержится, — Сова понюхал сочащийся кровью кусок. — А на заре мы покинем это место…
— Зачем?
— За ночь, на запах крови, сюда соберутся все хищники долины… Либо вылезут кроты-свинорылы. Они прокопают столько нор под тушами, что мы все провалимся в их подземелья.
Ната посмотрела на возвышавшиеся неподалёку разрозненные группки деревьев.
— А что, если поднять мясо наверх?
Мы недоумённо прислушались к её словам
— Привяжем его к ветвям, где оно будет недоступно для зверей! А солнце за день его так провялит, что и костёр не понадобится!
Сова с сомнением указал на степь:
— От хищников поможет… если они не научились лазать по веткам. А ждать солнца не стоит, утром все равно надо будет уходить. Но, кое в чём, ты права — так мы сможем уберечь мясо в сохранности на ночь. За работу!
Половина охотников ушла, они забрали свою долю и не хотели рисковать, ожидая неминуемого появления волков или диких собак. Буквально падая с ног, при свете полыхающего костра, мы закончили возиться с последним бычком — всё мясо было связано большими кусками в травяные сети и подвешено на ветви деревьев. Кроме того, мы поджарили, чуть ли не целиком, одного телёнка, и теперь расположились на ужин, предвкушая, как наконец-то, сможем поесть за весь это тяжелый день.
— Такой охоты ещё не было в долине… — не обращаясь ни к кому, промолвил
Стопарь, проглатывая большущий кусок прожаренного мяса теленка.
— Да, такой охоты ещё не бывало! Ты молодец, Сова!
Док с одобрением посмотрел на нашего приятеля. Тот невозмутимо обсасывал мозговую косточку и заедал мясо приготовленными впрок, съедобными травами, которые принесла с собой одна из его жён.
— И
— Не могу больше… сыт! Да будет свято имя твое, приносящее нам дары твои!
Сова поморщился, но промолчал и с интересом посмотрел на монаха:
— Святой отец и сейчас продолжает верить в того, кого благодарит за еду? А я то думал, что это наши усилия помогли нам избежать голодной смерти!
— Не кощунствуй, сын мой! Деяния его нам неведомы, поступки — неподсудны…
— Бред какой-то… — Ната пожала плечами. — Погибло несколько миллиардов человек, а вера в непогрешимость на небесах так и осталась, словно никто ничего не заметил…
— Увы, дочь моя! — Святоша повернулся к нам. — Наказаны мы за грехи наши, а спасшимся в дни тяжкие только вера и помогла продержаться до светлых дней! И только вера поможет им вновь обрести рай земной, среди скорби и отчаяния живущих…
— А те, кто погиб? Что, не все верили? — Череп, почти всегда молчаливый и не вступающий ни с кем в пререкания, неожиданно зло обернулся к Святоше.
— Они то за что? Ну, пусть бы я или, вон, Дар! — он кивнул в мою сторону.
— Мы не верили, и не верим! Но живы, несмотря ни на что! А они — нет! Так, где же твой спаситель, святой ты наш?
— Заблудшая твоя душа, и дикарь ты есть… — Святоша очертил вокруг себя крест. — И до дня страшного имел мысли скорбные и поступки не людские… — он посмотрел на Сову. — Зачем ты, ряженый, две жены имеешь? 3ачем спишь с обоими?
— Замолчи, монах. — Стопарь спокойно прервал приподнявшегося Святошу.
–
Замолчи. Не порть такой вечер. Ночь. Все сыты, все целы, что ещё надо от этой жизни? Я потерял двух сыновей, в Тот день, и ни одна молитва не помогла им вырваться из огня… Не верю ни в кого — ни на небе, ни под землей! Мы живы, и жить будем, пока руки держат оружие, а глаза видят добычу. А остальное всё — слова! Что твой бог, что духи Совы — мне все едино… Но не вноси меж нами разлад! Говорили об том уже, на сборе… Хватит.
Я молчал, внимательно рассматривая монаха, притихшего под грозным окриком
Стопаря. Ната шепотом сказал мне на ухо:
— Странно… Если он все это затеял, то зачем опять ищет ссоры?
— Ты слова Дока слышала? По-моему, наш приятель — индеец, как раз и является истинным виновником этой охоты. И мое имя тоже приплел, не посвятив нас…
Перед сном, Белая Сова высказал мнение о том, что лагерь следует охранять.
Караулить первым, вызвался Бугай — этот здоровяк превосходил на голову любого из нас и имел такие плечи, что мог запросто взвалить на них тушу теленка. Я видел, как от меткого броска его копья, животное — крупная корова — повалилась наземь, словно подкошенная. Лезвие пробило её, почти, насквозь!