Время жнецов
Шрифт:
— Вензель в виде буквы «Р» внутри большой «О»? — перебил коротышку Сушко.
— Так оно и есть, пан полицейский, — подтвердил слова сыскного Стефан. — 3 мая людей Корыто взяла Варшавская сыскная полиция. Всех, кроме Беса. Вместе с ним исчезла и коллекция драгоценностей вместе с золотом Потоцкого. Потому нас с Мареком и послали на розыски Беса и самих драгоценностей. Беса мы должны были покарать за обман и отступничество, а коллекцию вернуть варшавскому уголовному главарю.
— Цена коллекции? — Сушко снова перебил рассказ поляка.
— То, пан сыскной, зависит от того, кто и где продавать станет, — охотно ответил коротышка. — В столице, Варшаве, Смоленске и Пскове коллекцию можно сбыть за 100 000. А в Европе уже за 300 000. Бес продал её иудею Лерману за 50 000. Но этих ювелирных изделий
— Где теперь Бес? — задал Сушко очередной вопрос.
— Мы потеряли его на Лиговке, а до этого Бес крутился возле дома 39 по набережной Фонтанки и районе Аничкова моста, — ответил варшавянин. Сушко видел, что беседа давалась поляку всё тяжелее и тяжелее. Стефан устал, да и сотрясение головного мозга давало себя знать.
— Последний вопрос, Стефан, — обратился к варшавянину Сушко. — Как Бес, по словам свидетелей, выглядел на Фонтанке?
— Чёрные волосы, бакенбарды и усы… Шейный платок и серебряный портсигар. Курит папиросы «Оттоман». Всё, пан полицейский, отправляйте назад в камеру. Сил больше нет, — побледневшими губами ответил поляк.
На этом допрос варшавского налётчика закончился, и конвойный проводил того в камеру временного содержания. Румянцева Лавр Феликсович от утренней операции освободил: отправил домой, отдыхать и принимать порошки, рекомендованные доктором из Мариинской. А сам завалился спать на диване в помещении сыскных агентов — добираться домой уже было поздно, тем более, что спать оставалось всего ничего.
***
Утро выдалось серым и прохладным. Лёгкий туман стелился по переулкам Лиговки. Свежий утренний ветерок не избавлял округу от этой атмосферной пелены. Люди ещё сладко спали, досматривая предутренние сны. Лениво и беззлобно перебрёхивались собаки. Подворотни тонули в сумраке уходящей ночи. Только бессонные петухи протяжно голосили, устраивая людям и животным раннюю побудку.
Дом Акакия Супрунова по Свечному 8 находился ближе к Лиговскому каналу. Большие ворота и внушительный забор скрывали жилое строение от посторонних глаз, что творится за воротами с улицы не углядеть. В половине седьмого утра полицейские силы обложили район предстоящей операции. Со стороны канала выставился отряд конной полиции. Оба конца Сваечного обложили городовые полицейской части, на территории которой находилась Лиговка. Время было подобрано правильно — ни одного прохожего или конного не видно. Сушко и его люди — девять сыскных агентов, разделившись на группы по два-три человека, тихо и плотно обложили дом Супрунова со всех сторон. Лавр Феликсович понимал, что нахрапом — через ворота и забор дом, с прячущимися там бандитами, не взять: выйдет много шума и стрельбы, отсюда и неминуемые потери среди сыскных, которых непременно нужно было избежать. Решение не нашлось само собой, его подготовил Клим Каретников. Он заранее приготовил корзину с двумя бутылями свежего молока.
Щуплый, похожий на подростка, Семён Малахов, одетый в крестьянский кафтан и картуз, подхватил заготовку Каретникова и устремился к воротам соседнего дома.
— Молоко! Свежее молоко! — заголосил Семён из подворотни. — Хозяйка, прими молочника. Продам недорого. Молоко! Свежее молоко!
Вскоре в отверстие ворот просунулась голова заспанной женщины, которая увидев паренька с корзиной молока, отварила запоры. Дальше все произошло быстро и организованно. Сперва в ворота просочилась передовая тройка, а за ней и вся группа Сушко. От неожиданности хозяйка попыталась возражать вторжению незнакомцев, позвала на помощь хозяина, но увидев оружие и полицейские значки, немного успокоилась. Сушко попросил хозяев спрятаться в доме и не открывать двери до конца операции, уверив гражданских в безопасности их положения. Соседей, от нужного дома, отделяли лишь невысокий заборчик и кусты смородины. Теперь хозяйство Акакия просматривалось как с ладони. Дом с окнами на фасаде, позади — большой сарай и маленькая конюшня. За ними большой и высокий забор, прикрывающий владения Супрунова от соседа сзади.
— Очевидно
— Сдаётся мне, что в доме расположился сам Митяй с ближним помощником, а остальные налётчики, в количестве четырёх человек, пребывают в сарае, — уточнил диспозицию Сушко. — Стоит повторить фокус с молочником, который ходит от дома к дому. Уверен, что его крики, после которых ничего подозрительного не происходит, слышали все соседи, и нападения никто не ждёт. И ещё, обратите внимание на чёрный ход из дома во двор, при атаке лиходеи в доме могут использовать его для отхода. Итак, Клим Авдеевич, я вместе с Семёном Малаховым зайду со стороны крыльца. Вы с остальными людьми, скрытно окружив дом и сарай, ждёте моего сигнала или выстрелов. Сами выстрелы будут восприняты городовыми, как команда к оцеплению дома со стороны переулка.
Через короткое время у ворот жилища Супрунова раздалось знакомое:
— Молоко! Свежее молоко! Продам недорого. Молоко! Свежее молоко! Открывай ворота!
Вскоре Савкину надоели заунывные призывы молочника, и Акакий открыл створку ворот, чтобы прогнать назойливого торговца. Но натолкнулся на Сушко: тот, приложив палец к губам, приказал Акакию на ухо:
— Молчать! Полиция! Отойди в сторону!
Зажатый в руке Лавра Феликсовича револьвер, тоже возымел своё действие на укрывателя налётчиков — тот испуганно смолк. Проводив Савкина до крыльца, Сушко передал его своим людям, страхующим окна, выходящие на дорогу переулка. Руки криминального доброхота моментально оказались связанными, а во рту появился кляп из его носового платка.
Не теряя времени, два сыскаря шагнули с крыльца в сумрак прихожей, оповестив налётчиков о своём появлении:
— Полиция! Реки вверх! Бросай оружие!
В ответ раздался револьверный выстрел Михея Лисина, но пуля ушла в притолоку дверей. Одновременно с этим Малахов заметил, как в руках помощника главаря — Фомки Ступина блеснули стволы обреза и раздался звук взводимых курков. Не долго думая, Семён запустил в него бутыль с молоком. Она гулко ударилась в грудь налётчика, а отскочив, с грохотом разбилась об пол, и осколки стекла разлетелись в разные стороны. За бутылью последовала летящая корзина. Эффект этого действия оказался подобен разрыву гранаты. В потёмках горницы налётчики не смогли разобрать, что это было и почему их посекло стеклом, но подумали о худшем. Фомка Ступин, бросив обрез, сел на колени и завёл руки за голову, а Митяй Лисин кинулся к двери выхода на задний двор. Через мгновение он уже был на крыльце и, спрыгнув на землю, ломанулся к конюшне — сейчас он видел только её, стремился только к ней, планируя на лошади уйти от погони, в запале преследования забыв про оружие. Спешка стоила ему свободы. Умелая боковая подсечка Каретникова, прятавшегося у крыльца, остановила неудержимый бег главаря налётчиков. Кувыркнувшись в воздухе, Митяй грудью ударился о землю, и удар этот буквально вышиб из него весь дух. Посиневшими губами Лисин судорожно ловил редкие глотки воздуха, но получалось это не всегда. Уже связанного, его посадили у крыльца, и это положение помогло преступнику отдышаться. Тут подоспели и Сушко с Малаховым.
В это время у сарая разыгралось целое сражение. На приказ полицейских сдаться и выйти с поднятыми руками бандиты ответили крайним неповиновением. В открытые двери сарая понеслись частые выстрелы. Утренний воздух наполнился треском двух Смит-Вессонов, напоминающим удары прута по листу железа. Дым и запах пороха заполнил всё помещение сарая. Подобраться ближе к налётчикам возможности не представлялось. Всё пространство перед сараем простреливалось и появление в нём оказалось губительным для атакующих сыскарей. Дрое уже получили лёгкие ранения, а один из агентов, шедший первым, был ранен тяжело и нуждался в срочной медицинской помощи. Конечно, на прячущихся в сарае преступников можно было обрушить всю мощь десяти полицейских стволов, не считая оружия городовых. Но бандиты нужны были живыми и как обвиняемые в суде, и как источники информации по всем криминальным делам шайки, свидетели преступлений Беса и смерти Шапошникова, в частности.