Время жнецов
Шрифт:
— На мне теперь воз смертных грехов да каторга маячит, потому и бояться нечего. Поймите, что не за себя трясся и трясусь… Лишь за них, родимых. Без меня они худо-бедно проживут, протянут — супруга работает репетитором английского языка и литературу переводит. Живы останутся, и это главное. А мне больше ничего и не надо. От каторги меня никто, даже сам Господь, не избавит.
— Когда и где встречаетесь с Бесом? Ведь вы должны передать ему папку с документами и доложить об отравлении разбойных свидетелей его преступлений, — уже спокойным и выдержанным голосом спросил Сушко.
— Завтра в три часа пополудни на Сенном рынке в палатке старьевщика. Я должен прийти один и держать под мышкой свежий
Но опытный в этих делах Путилин не стал забегать вперёд: любое предложение должно быть обосновано и способно заинтересовать другую сторону:
— Модест Иванович, — Иван Дмитриевич исподволь начал тактику переманивания преступника поневоле на свою сторону, — надеюсь, будучи помощником делопроизводителя, то есть в юриспруденции человеком не новым, вы отчётливо представляете, что за совершённые преступления вам грозит длительный срок, суровое наказания за ваши криминальные прегрешения?
— Да, — коротко ответил Кулик.
— А вот если бы Сыскная взяла вашу семью под защиту, которую я вам гарантирую? И вы, убедившись, что жене и детям ничего не угрожает, могли бы помочь нам в аресте Беса? — Путилин продолжил мягкую линию вербовки. — В этом случае ваше содействие и прямое участие в операции задержания зачтётся и на следствии, и на суде. Уверен, тогда срок будет меньше. В свою очередь, я обещаю, что не оставлю вашу семью без внимания и помощи.
Надолго замолчав, мысленно взвешивая все нюансы ситуации, Кулик наконец ответил:
— Будь, что будет… Я согласен. Совесть моя по сию пору нечиста. Сделаю, как скажете, может, тогда и избавлюсь от скверны. Делайте со мной, что хотите! Только моих обороните, молю… Молю как Бога.
— Ну что же, Модест Иванович, — тон Путилина стал деловым. — Сейчас уже поздно, потому домой вас доставит наша пролётка. За ней последует вторая — с тремя сыскными агентами. Войдя в своё парадное, вы отроете им чёрный ход — один будет осуществлять наружное наблюдение, второй — сторожить лестницу, третий — страховавть квартиру, вас и вашу семью. Утром, с особым тщанием, мы перевезём её на конспиративную квартиру. В два часа пополудни встречаемся в Сыскной, к этому времени мы закончим подготовку плана по вашему прикрытию и поимке злостного преступника. Фрол Калистратович, голубчик, распорядитесь исполнить моё распоряжение и проводите Модеста Ивановича до пролётки.
Оставшись втроём, Путилин, Сушко и Вяземский удовлетворённо выдохнули — половина дела была сделана, но к сожалению, только половина. Завтрашний день должен был поставить точку в этой затянувшейся криминальной истории.
— Да, не всяк кулик своё болото хвалит, — разочарованно произнёс Лавр Феликсович.
— Но всяк кулик своему гнезду радеет, — возразил Сушко Путилин.
А Вяземский, которого так и не отпустило напряжение поиска Лешко Беса, задумчиво произнёс:
— Господа полицейские, меня всё же озадачивает поведение нашего преступника. Его неуёмное желание контролировать процесс собственного поиска, контролировать людей, им занимающихся, желание всегда быть впереди вас, не стесняя себя в средствах и жестокости. Немецкие и австрийские психиатры называют такую страсть «мания», а субъектов, ей страдающих — «маньяками». Но в любом случае, ставится акцент на их психическом нездоровье. Получается, что это удваивает, если не утраивает, опасность Беса, настоящего исчадия Ада, для всех окружающих.
***
Вяземский отбыл домой, а вот для Сушко и Путилина рабочий день не закончился, как и для делопроизводителя Савицкого. Служба продолжалась. И всё потому,
— Представься по форме для протокола, — приказал Лавр Феликсович налётчику.
— Так эта… Григорием Иванычем меня кличут. А фамилие наше Зацепины. Свои зовут Котом.
— Признаёшь ограбление в составе группы Лисина апартаментов господ Карелина, Писемского, Ливнева и госпожи Труфакиной, вкупе с ограблением отделения банкирского дом «Э. Мейер и К»? — напрямую спросил Сушко.
— Так эта… Признаю, господин сыскной, — без запинки ответил Кот.
— Кто вместе с тобой занимался грабежами означенных господ и банка? — продолжил допрос Лавр Феликсович, его распирал интерес: на какой вопрос налётчик не ответит или будет медлить с ответом.
— Так эта… Знамо дело, Митяй Лиса со своим помощником Фомкой Ступиным, да окромя меня ещё трое. Петюня Шкворнев по прозвищу Шкворень, Коська Салов по прозвищу Сало да Еремей Губин по прозвищу Губа. Так-то все мы участвовали одинаково.
— Кто стрелял в банке? Кто конкретно положил охрану и обывателей? Только освободи меня от своих бесконечных «так эта», — спросил Сушко, подмигнув делопроизводителю, намечалось крупное раскрытие целого ряда громких преступлений.
— Так, ваше благородие, то были Сало и Губа, то бишь Салов и Губин. Третий револьвер взял себе Митяй Лиса, а у Фомки Ступина обрез имелся, — и здесь не замедлил с ответом Кот. Сдал всех скопом.
— А теперь, Григорий Иванович, поговорим серьёзно, без вранья и словесного тумана, — взгляд Сушко стал цепким, внимательным и жёстким, а его слова прозвучали сурово и ничего хорошего Коту не сулили. — Расскажи, как вы задержали, а потом убили, моего агента на Лиговке? Расскажи про Беса и своих подельников, совершивших это преступление. Учти, будешь юлить — пожалеешь.
Кот всё понял и побледнел, потом его пришиб горячий пот, а кисти рук затряслись. Во рту налётчика сразу пересохло, и он то и дело стал облизывать посеревшие губы. Одно дело говорить о своих удачных криминальных похождениях, другое — отвечать перед полицейским за убийство другого полицейского, хоть ты в нём и не участвовал.
— Кхе-кхе… — прочистив горло, заговорил налётик. Удивительно, но его нарочитое «так эта» исчезло, как и не было, моментально испарилось. Не прост, совсем не прост оказался Кот. — То всё Митяй Лисин мутил с поляком, всё шептался с ним да шушукался. Этот же поляк варшавский, Митяй называл его то Лешко, то Бесом привёл нас со Шкворнем в кабак Максимова, что на Лиговке. Там мы и приняли вашего агента, рядившегося под беглого каторжника. И, чего греха таить, у сыскного это хорошо, очень похоже получалось… Но Бес уже знал об его подложной личине. Сдаётся мне, что вашего предали или нарочно подставили под Беса. Митяю ваш человек шибко мешал. Потому атаман решил урядиться с поляком баш на баш. Лисин помогает варшавяку взять сыскного, а поляк — избавляет Лису от всех полицейских напастей. Но я не убивал этого сыскного.