Я - душа Станислаф!
Шрифт:
От Автора.
Сирены полицейского машины и автомобиля скорой медицинской помощи, заглушая одна другую, были уже совсем рядом. Мерабу сразу же предложили зайти в один из баров – спрятаться и пересидеть возможные неприятности, но мегрел в охотку пил свое пиво из высокого бокала, а свободной рукой приглаживал суховатые и рыжеватого оттенка скулы, хитровато щурясь на солнышке. Перед ним в том же положении, на коленях, тряся головами от помрачения, стояли два зверька и по-детски стонали – наверняка, им было больно и жутко. Подняться они не могли – как так ударил Мераб, что их сковало, оставалось для всех и загадкой, и божьим, наверное, откровением или даже возмездием. Чтобы не упасть, зверьки опирались то на одну
Подошел полицейский патруль – словно с обложки глянцевого журнала мод на твердь аллеи ступили Йонас и Эгле. Таких красивых полицейских никто и никогда еще не видел. Шикарно стройным и женственным телом Эгле вызвала в мужчинах бурю страстей и единственное желание: позволить надеть на себя наручники и увести себя в мир блаженств, он, голубоглазый Йонас, сбил женщинам дыхание и опоил томной и сладкой грустью…
Мераба увели – всем его было жалко, но уводили его не полицейские, а что-то прекрасное, чего всем всегда не хватает и что даже зримо, только проживается в мечтах и снах. И то – не часто, как бы того всем хотелось.
Лика в одеждах работника службы скорой и неотложной помощи, привела в чувства вожака зверьков одним лишь прикосновением руки к бритой голове – губы разбиты в кровь, тело едва-едва шевелилось, а голос прорывался наружу с хрипом и стоном. Марта в зеленом колпаке хирурга, но в красном костюме с темно-синими отделочными деталями и шевроном «Швидка медична допомога» в районе сердца, выводила из прострации двух зверьков. К этому времени их, общими усилиями, усадили на стулья, которые они пятью минутами ранее, раскидали по сторонам, не озаботившись при этом тем, что вокруг случайные и ни в чем перед ними не виноватые люди. Подростки что-то невнятное бубнили, их, чуть ли не плачущие, взгляды искали сострадание, но его и близко не было!
Душа Станислаф протиснулся сквозь толпу и направился к дороге, где остановилась «скорая» и полицейская Toyota Prius. На месте водителя микроавтобуса горбился двухметровый малаец в такой же красной спецодежде, в какую были одеты Лика и Марта. Вскоре они вернулись и два автомобиля, не включая проблесковые маячки и сирены, покатили вниз, вдоль шумной и пестрой аллеи – в направлении городской поликлиники, где в середине декабря 2018 года Станислафу выписали направление …к самому Дьяволу!
Частные дома и дворики, похожие один на другой, до боли были ему знакомы. Фасадная краска на стенах разная, а так – что клавиши фортепиано: у каждой свой звук, а у дома – своя музыка жизни. Неповторимая в звучании голосов и ударов сердец. Равно как не бывает одного и того смеха, крика и слез. Может быть, поэтому и слышал душа Станислаф голоса из забвения снова: «Ой, догоню-догоню сейчас! Ой, зацелую-зацелую, Станика!» …, … «Это не «си», Станислав, не «си»! Ну, когда же ты запомнишь, малыш?! – «А Вы, Роза Львовна, когда запомните, что меня зовут не Станислав-в-в, а Ста-ни-слаф-ф-ф! И ударение – на «и»!» …
Откровенную душу душили слезы, взгляд цеплялся за изгороди, за углы домов, за кудрявые вишни, за зеленоглазые и розовощекие яблони, но земная реальность за окном фургона лишь пробегала мимо…
…А вот и поликлиника – душа Станислаф тут же развернулся к Марте, чтобы не расплакаться, как девчонка. Она взяла его дрожащие руки, поднесла к сомкнутым губам – минута-другая и горечь отпустит душу. Только ее место займет тоска по сестре Неле. Ведь у Станислафа была сестра по отцу. Как же они с Мартой похожи! Нет, не внешностью, хотя обе красивы и умны. Неля старше Марты – ей сейчас сорок, а похожи одной чертой характеров: искренностью.
Но у Нели искренность – из двух половинок, а Станислаф был еще мал и неопытен, чтобы это понять. Она искренне улыбалась, радовалась, желала
Станислаф не понимал и того, что любовь к родителям эгоистична и жадная на внимание к братьям и сестрам. И вообще, эта любовь особенная: ранимая, но и волевая. Выросшая без отца, Неля не делила его со Станислафом – у каждого из них был свой отец, и за его внимание, любовь и заботу они боролись с зеленоглазой Лизой. Она родила Станислафа, только, став матерью, не смогла (а, может, и не захотела) прозреть от невежества в оценке любви дочери отца ее сына. Оттого она избегала отношений с Нелей, а Станислаф, зная это, не хотел ее огорчать и о сестре не заговаривал. С отцом – да, но по случаю и по поводу. Да и отец прекрасно все понимал: родные по отцу – не одно и то же, что родные по матери.
Неля каждый год приезжала к отцу, ненадолго – понятно, что не случайно, а у отца был сын… Станислаф же признавал сестру, рад был ее семье, но братских чувств она в нем никогда не вызывала. И винить его в этом – все равно, что взять грех на душу, и, если уж – грех, тогда его нужно поровну разделить между матерью и старшей сестрой.
Последний раз они виделись в июле 2017 года. Ночью им не спалось. Посидели за гостевым столом в дворике, поговорили и о многом, и ни о чем, покурили – все давным-давно спали. Неля предложила сходить на пляж – пришли, присели в кафе, выпили по два коктейля. Оба захмелели в меру – чтобы не быть до конца откровенными, в чем-то друг другу даже признались, но впервые и он, и она, наконец-то, прочувствовали, что, вроде, не теряя друг друга из виду на протяжение шестнадцати лет, вот только что встретились. Хотели – не хотели, да родные друг другу, потому что отец у них – один. А узнав о болезни брата, Неля в тот же день купила билет на поезд, но отец не разрешил приезжать – Лиза находится круглосуточно в палате, со Станислафом, а уж он, пока что – сам!.. Прислала деньги на лечение – на первое время, звонила отцу по несколько раз на день, но позвонить брату так и не решалась – ее искреннее сострадание Станислафу не предполагало сострадание его маме. Хоть и жалко было Лизу, да переживания за отца эту ситуативную жалость поглотили и растворили до надежды в ожидании: брат поборет недуг. …Не поборол – Неля собралась, вызвала такси, но по дороге на железнодорожный вокзал согласилась, что горе Лизы имеет неоспоримое никем право быть горем одних родителей. Так сказал ей отец, а он жив и для нее это – главное. Развернув такси в обратном направлении, она набрала телефонный номер Станислафа и, включив громкую связь, слушала музыкальную композицию группы «Ария»: « …Я свободен от любви, от вражды и от молвы, от предсказанной судьбы и от земных оков, от зла и от добра…», и слезы в ее больших карих глазах пролили ей на руки первую и искреннюю тоску по брату. И эта, вырвавшаяся из нее тоска – тоска откровения старшей и единственной сестры, нежданная и безжалостная, проложила-таки мостик к его душе…
…Душа Станислаф, тоскуя по Неле, и не заметил, как полицейский автомобиль, а за ним и микроавтобус «скорой», припарковались у белого-пребелого домика в старом районе Вильнюса.
Эгле, все еще в форме украинского полицейского патрульного, вышла первой. Она сняла с головы кепку, положила ее на капот, оперлась на него, опустила голову. Серебристые волосы, соскользнув с плеч, закрыли лицо. Похоже, она не хотела видеть свой домик в стиле барроко, небольшой, но объемный в маленьком дворике, где лишним был, разве что, усохший кипарис при входе. О чем она могла думать сейчас, – наверное, о том, что так торопливо и скорбно наклонило ей голову и спрятало от нас лицо. …Агне! Значит, она здесь.