Я - душа Станислаф!
Шрифт:
Ловить горлиц и куропаток в стае могли все взрослые волки. Занятие не простое, да научились. Мертвую птицу – часто случалось и так, вожаку никто не приносил, оттого перьев повсюду было меньше, конечно, чем сосновых игл и шишек. Хотя именно перьями и была помечена территории стаи. Много перьев – уноси ноги и лапы, если ты не хозяин тайги.
Объявившиеся недавно пришлые волки, брат и сестра, держали всю стаю в напряжении, но Лис чего-то выжидал. Его же воины все это время были активны: с опущенными хвостами и по одному и группой подбегали к своему вожаку, припадая к земле, вытягивая шею, прижимая уши, протягивая Лису навстречу поочередно то одну, то другую лапу. Их негромкое рычание и лязганье зубами Лис допускал, поскольку
От одного только запаха черного волка у Лиса дыбилась шерсть на хвосте, и произвольно скалились зубы. Но другой запах, его сестры, как раз и сдерживал вожака от атаки: воины загрызут обоих, а Лису этого не хотелось. Потому вожак медлил – сам за ними следил и так контролировал сложившуюся ситуацию ни мира, ни войны. И, заодно, присматривался к белой зрелой волчице – приближавшаяся весна разбудила в нем самца, и, если бы не ее брат, Лис терся бы уже своей рыжеватой мордой об ее морду, облизывая и нежно покусывая. Его устойчивая психика как бы откладывала этот момент в намерения еще и потому, что черный волк, явно молодой, но очень сильный, а в глазах – что-то от человека. Даже не коварство, а грусть какая-то… Будто что-то острое и раскаленное добела удерживало Лиса на расстоянии от него, обязывая вожака стаи прижиматься к земле, на которой он, если и не был единственным хозяин, то полноправным от имеющейся силы.
Так у людей бывает, и не только в семьях: один – голова, другой – шея!.. А Лис шеи перегрызал! И с бурым медведем не ссорился потому, что тот под три метра ростом и в нем полтонны веса. Надо будет и его загрызут – когда ослабнет или будет наполовину мертвым от рокового попадания пули от того же человека.
…К полудню солнце отогрело тайгу, и Лис, наконец-то, повел воинов, след в след, к холму…
…Шаман ночью не спал. Согревая сестру, слушал тайгу и контролировал запахи стаи: по тому, насколько они далеко или близко, определял их местонахождение. Ночью стая не охотилась и не выла. Под утро запахи стали резче, но их удаленность была прежней.
Шаман уснул, как только проснулась Марта. Ему снова снился один и тот же сон: будто бы он – молодой парнишка, высокий и широкоплечий, заходит в воду, а она и не зеленая, и не голубая, но прозрачная, мягкая и теплая. …Вот он – уже по пояс в воде, поворачивается к кому-то на берегу и улыбается, убирая с глаз темные волосы. Улыбка мимолетная – ныряет тут же и видно, как он плывет под водой. Дно: желтый песок и мечущиеся взад-вперед серебристого цвета рыбешки. Под водой паренек – долго, но, встав на ноги, уровень воды все тот же: ему по пояс. «Я пройду чуть дальше – говорит он кому-то на берегу, – папуль, я скоро!» Улыбка на губах, что лучик солнышка – теплый и красящий радостью лицо. Вскидывает к лицу руки, прижимая одну ладонь к другой, трет ими от предстоящего удовольствия. «Станислаф, чтоб я видел тебя…, – отвечает ему густой мужской голос, – мне так будет спокойнее.
…Станислаф! Свое имя из сна Шаман запомнил, и теперь знает, что это конец сна. Вернее, сейчас он, парнишка Станислаф, скроется под водой и сон закончится. Короткий сон, но в нем всегда тепло и уютно.
В сон Шамана ворвался угрожающий рык сестры. Они вместе сбежали с холма. Клыки Марты обнажало волнение – запахи волчьей стаи были где-то рядом. Шаман даже не оскалился – он ведь привел сестру в стаю...
Ждать долго не пришлось – первым из хвойной чащи выбежал Лис. Следом за ним – волки-воины, и сразу стали разбегаться по сторонам. Взяв холм в полукольцо, волки, не прячась, залегли. И ни единого звука при этом.
Лис остановился от Шамана и Марты метрах в десяти. Раз за разом задирая голову кверху, он будто бы растягивал внутри себя пружину, чтобы казаться им крупнее, но в действительности
Воины сразу же встали на лапы и с двух сторон двинули на холм. Пространство полукольца стало уменьшаться, с каждой поднятой и опущенной лапой. Опять же, ни звука ярости!.. Ни треска ломающихся веток, и ни шороха – снег еще искрился на солнце, но стаял до тонкого слоя, был мягким, как и сам покров тайги. Таким маневром воины выдавливали чужаков за холм, а за холмом – озеро, покрытое неизвестно теперь каким льдом.
Марта попятилась, огрызаясь блеском клыков. Резко развернулась и взбежала на холм. Ее устрашающий рык сменило сердитое ворчание – волчица, вроде, запаниковала. Ее брат оставался внизу, а такого момента только и ждал Лис. Он не стал сближаться с ним – пружина звериной решимости выпрямила в прыжке его тело и, в полете, оно лишь блеснуло червленой медью. Только и Шаман не спасовал: прыгнул на вожака. Их пасти скрестились и перекрыли одна другую так, что сжать челюсти не мог ни один, ни другой. Лишь металлический лязг сражающихся клыков яростно отзванивал, будто бились мечами. Когтями они рвали друг другу бока, взрывая под собой землю задними лапами. Но с холма пулей примчалась Марта. Она вогнала когти в шею Лиса, да так глубоко и свирепо, что поволокла его, точно саночки, но только под гору: на холм. Воины кинулись вожаку на помощь, хотя он их и не звал. Увидев это, Марта грызнула, как бы напоследок, рыжую морду и отпустила своего пленника – кровь выстреливала из его шеи и при этом булькала. Лис покатился кубарем вниз. Подбежавшие воины в растерянности скучились вокруг него, и тявкая, и повизгивая, и скалясь. Их морды, позы и движения говорили о чем-то энергично и второпях. А Шаман и Марта воспользовались таким благоприятным моментом для отступления – стая пришла убивать!..
На лед озера Марта забежала первой и метра два или три по нему еще скользила. Но как только скольжение прекратилось, ее стало покачивать из стороны в сторону – лед уже был тонким и вес волчицы создал колебания воды. Шаман, выбежав на берег, метался то вправо, то влево, но эти направления уже были перекрыты. Самого Лиса не было видно, тем не менее, маневр охотников стаи оставался прежним: не позволить чужакам уйти сушей.
Теперь растерялся и запаниковал Шаман, а тем временем с обеих сторон на него приземисто шли воины. И он тоже забежал на лед.
Не дойдя до Марты, лед под ним провалился. Сестра метнулась к брату и – оба оказались в воде. План Лиса сработал: прогретый у берега весенний лед не выдержал даже одного.
С высоко задранными ушами, фыркая и удерживая морды над водой, Шаман и Марта безуспешно пытались выбраться на лед – он гулко ломался под тяжестью одних только лап. И так кромка льда обламывалась все дальше и дальше от берега. Но только бы это – край прозрачного льда резал лапы, и к крови Лиса на Марте добавилась и ее собственная.
Холодная вода обжигала эти порезы и сковывала движения. Гнев и ярость утонули в том месте, где проломился лед под Шаманом, а напряжение от ситуации, в какой нужно сначала выжить, чтобы продолжить дальше жить, только отбирало силы. Силы были, чтобы плыть долго и уплыть далеко, но это – если плыть, а Шаман проламывал путь себе и сестре.
…Проламывал и прогрызал клыками! Оттого вой волков-воинов, трубивших победу, преследовал и подгонял одновременно, да звучал совсем рядом – Марта с братом, по сути, барахтались в полынье уже четверть часа. И полынья была красная от их крови.