Яков. Воспоминания
Шрифт:
Дорога не доходила до самой избушки, и часть пути нужно было проделать пешком. Для меня это означало бегом, идти медленно, то есть ждать еще дольше, я уже не мог. Далеко обогнав городовых, я ворвался в избушку и замер. Два тела на одеяле, брошенном на сено. Сердце замерло — не успел?
Но в следующую секунду Анна шевельнулась, просыпаясь. Глаза ее расширились в радостном узнавании, и она кинулась ко мне с жалобным всхлипом, обняла изо всех сил. Я поймал, прижал к сердцу, зарылся лицом в спутанные волосы, пахнущие сеном. Все, можно дышать дальше. Жива. Я снова успел.
Краем
Мы шли к экипажу цепочкой, слишком узкой была тропинка. Я чуть отстал, пропуская Анну Викторовну вперед. Мне очень нужно было задать Нине Аркадьевне один вопрос. Не то чтобы я надеялся на честный ответ. Но сама реакция, полагаю, мне о многом поведает.
— Как ты? — спросил я.
— Жива еще, — пожала плечами Нина.
— Я все решил с Гроховским, — сказал я ей.
— Я все решила с ним год назад, — ответила она.
— Только вот он так не считал, — заметил я.
— Кому ты веришь, мне или ему? — возмутилась Нежинская.
Я промолчал, глядя ей в глаза. И она поняла.
— Это твой ответ после того, как я чуть не умерла? — со слезами в голосе воскликнула Нина Аркадьевна.
— Это я тебя здесь нашел, — ответил я резко.
И оставив ее, пошел вперед.
— Только кинулся не ко мне! — с обидой сказала она мне в спину.
— Послушай… — остановился я, в гневе поворачиваясь к ней.
Но она не стала меня слушать, демонстративно подала руку городовому, и, опираясь на него, заспешила вперед. Что ж, я понимаю. Ей нужно подумать, прежде чем давать мне объяснения. Вот только я не потребую от нее объяснений. Мне в данной ситуации все предельно ясно. Да и дело-то уже прошлое. А мое отношение к госпоже Нежинской хуже уже не станет. Некуда хуже.
И, оставив эти мысли, я пошел вперед, догоняя Анну.
Анна Викторовна остановилась, прислонившись к дереву, и поправляла туфельку.
— Каблук? — спросил я ее, останавливаясь рядом.
Где-то очень-очень глубоко в душе шевельнулась надежда, что это все-таки каблук сломался. И тогда я на законных основаниях смогу донести ее до экипажа на руках. Обругав себя последними словами, я постарался немедленно избавиться от подобных недостойных мыслей.
— Ничего, — ответила Анна, — не беспокойтесь.
— Скоро мы дойдем до экипажа, — утешил ее я и попытался подставить руку.
Но Анна Викторовна неожиданно резко отстранилась.
— Я дойду, — сказала она мне холодно. — Вы вон, Нине Аркадьевне помогайте!
И гордо и независимо прошла по тропе вперед. Я только головой покачал. Всего полчаса назад она обнимала меня, а сейчас мы будто бы снова в ссоре, хоть я и не припомню, чем успел провиниться за это время. Или то была просто радость от спасения, а сердится Анна Викторовна на то, что из-за меня оказалась в опасной ситуации? Я не сомневался ни минуты, что после общения с Ниной Аркадьевной Анна в курсе причин похищения, а также той моей игры во всех подробностях. И вообще, страшно подумать, о чем говорили эти две дамы, имея столько свободного времени и никаких развлечений, кроме бесед.
Постаравшись не задумываться о кошмарных для меня вариантах подобного разговора,
Поскольку я взял с собой достаточно городовых, чтобы в случае чего начать поиски в лесу, мы приехали на двух экипажах. Что было несомненно удобно для меня. Мне бы не хотелось сейчас оказаться в тесноте с двумя сильно обиженными на меня дамами. К тому же, судя по взглядам, которыми они одаривали друг друга, их самих плен тоже не сдружил. Так что, отправив госпожу Нежинскую с городовыми в гостиницу, я сопроводил Анну Викторовну домой. Она было, начала отказываться, но я не стал слушать возражений, объяснив, что дал обещание ее батюшке. Что, по-своему, было верно. Адвокат Миронов имел полное право излить на меня свой гнев теперь, когда я не был занят. И он воспользовался своим правом в полной мере, обрушив на мою голову все громы и молнии и, в завершение, отказав мне от дома. Что ж, я принял наказание безропотно. В конце концов, я его более чем заслужил.
После общения с Виктором Ивановичем я поехал в управление. Нужно было закончить дела и подчистить кое-что. Да и с Трегубовым следовало объясниться. Он наверняка потребует от меня внятных обоснований моих действий. Впрочем, кое-какую версию событий я сочинил, пока мы возвращались в Затонск. И эта версия мне крайне импонировала.
Мы с Коробейниковым стояли навытяжку в кабинете, а Трегубов расхаживал перед нами, как тигр в клетке. Очень Николая Васильевича расстроило, что он не смог сам спасти фрейлину Императрицы.
— Как могло случится, что похитители исчезли из города? — возмущенно вопросил Трегубов.
— Главное было найти Нежинскую и Миронову, — ответил я. — Пока мы их искали, они и скрылись.
Полицмейстер задумался. Интуитивно он чуял, что есть здесь какой-то подвох, но поймать меня не мог.
— Логично, — вздохнул он. — Ну что ж, хорошо. Сюда они больше не сунутся. Дело закрыто.
— Так точно, — ответил я.
— Одного не понимаю! — сказал Николай Васильевич. — Из-за чего весь сыр-бор?
Я оглянулся на Коробейникова, но не стал гнать его из кабинета, а просто отвел полицмейстера в сторону.
— Все дело в старом карточном долге князя, — понизив голос, сообщил я ему доверительно. — Поляки видели Нежинскую, Миронову в обществе князя, похитили, ну и шантажировали.
— Вот это поворот! — изумился господин Трегубов.
— Слава Богу, теперь все улажено, — продолжил я, — хорошо было бы огласки этому не придавать. Князь будет точно не в восторге.
— Не сомневайтесь, — заверил меня Николай Васильевич. — Секретность будет обеспечена.
На этом наш полицмейстер официально поблагодарил нас за службу и откланялся наконец. Вовремя! Еще несколько минут, и я бы уже не смог сдерживать смех. Не по-христиански, несомненно, радоваться мести, тем более, такой мелкой, но мне отрадно было думать, что в кои-то веки я заставил Разумовского отвечать за мои грехи.
— И все-таки, как Вам удалось найти это место? — спросил меня Антон Андреич, едва Трегубов покинул кабинет.
— В карты выиграл, — усмехнувшись ответил я ему чистую правду. — Только в отчете это не пишите.