Яков. Воспоминания

Антонова Лада

— Какая обезоруживающая прямота, господин Штольман, — рассмеялась она.

— Я полицейский, — улыбнулся я в ответ.

— Вчера в это время я была дома, — ответила баронесса. — Отдыхала после обеда в своей комнате.

— Кто-нибудь Вас видел?

— Спящей? — удивилась она. — Не думаю.

— А где в это время была Ваша сестра, — поинтересовался я.

— Откуда мне знать? Я же спала!

— Скажите, баронесса, — спросил я ее, — Вам не кажется странным, что преступление как будто выполнено по мотивам Вашего рассказа?

— Вы

думаете, что это я? — спросила меня Екатерина Павловна.

– Нет, — заверил я ее, — но кто мог совершить убийство под воздействием Вашей легенды? Вы кому-нибудь рассказывали это до вчерашнего вечера?

— Ну, Дарье… — она задумалась. — Еще кому-то… Я не помню.

— Пожалуйста, вспомните, это очень важно! — попросил я.

— Простите, я плохо себя чувствую, — сказала баронесса. — Да, рассказывала кому-то. Но не помню. Извините, у меня голова разболелась. Все это так ужасно!

— Возможно, у меня еще появятся к Вам вопросы, — произнес я, поднимаясь.

— Охотно отвечу, — улыбнулась она мне на прощание.

Выйдя от Молостовых, я оглянулся. Анны Викторовны не было видно ни во дворе, ни в конюшне. В доме ее тоже не было, я спрашивал горничную. Решив, что она все-таки уехала наконец домой, я со спокойным сердцем отправился в управление.

Там меня ждал сюрприз. С городовыми был доставлен Степан Кокошин, отец погибшей Дуни. По словам дежурного, пытался прибить топором того самого конюха. В результате конюх скрылся, вскочив на лучшего жеребца Молостовых, а Кокошина с трудом скрутил Сила Фролов. Да и сдал городовым, чтобы охолонул маленько.

Сейчас Степан Кокошин был уже спокоен, хоть и сильно подавлен, и вполне готов к разговору.

— Вы примите мои соболезнования, — сказал я ему, — я понимаю Ваше горе. Но при этом, что ж Вы учудили, любезный? Бунт с топором? Счастье, что не убили никого!

— Мне теперь, барин, все едино, — ответил Кокошин, не поднимая глаз. — Я все равно этого гада, Мишку, удавлю! Хоть через десять лет, а удавлю.

— А вдруг он не виновен? — спросил я.

— Так кто же тогда?! — чуть ли не выкрикнул Степан.

— Ну, ищем. На то и следствие, — постарался я его успокоить. — Вы сами-то знали, что дочь Ваша встречается с конюхом Молостовых?

— Не! — помотал он головой. — Если б знал, я б сам ей башку открутил.

— Ну, а что хозяин ваш, Сила Фролов? — сменил я тему. — Справедливый хозяин-то?

— А чего про него-то? — встревожился Кокошин.

— Дочь Вашу, Дуню, не обижал?

— А чего ему ее обижать-то! — удивился Степан. — Она девка у меня работящая. И за старухой его больной ухаживала.

— А что с ней? — про больную мать Фролова я слышал впервые.

— Стара, — пояснил Кокошин. — Да и болезнь эта… Порча какая-то на коже. Чем только не лечили. Уж очень страдает старуха. Бидон крови свиной ей налью, а она и пользует бабку.

— Кровью? — поразился я.

В жизни не слышал о таком методе лечения!

— Пустыриха, знахарка местная присоветовала, — сказал Степан.

— И

что? Помогало?

— Не знаю, — ответил он. — Но сам слышал крики старухи из дома.

Вот это было крайне интересно! И совершенно точно требовало проверки. Надеюсь, Коробейников узнал в имении Фролова массу интересного. С его мастерством собирать слухи он просто не мог пройти мимо такой знатной сплетни, как лечение кровью.

Я поблагодарил Семена Кокошина и отпустил его. И не успел он выйти, как в кабинет ввалился Антон Андреич. Как говориться, вспомни солнце…

— Новости у нас какие, слышали, Антон Андреич? — сообщил я ему. — Мать Фролова кровью лечится! Свиной, вроде бы!

— Ого! — отреагировал Коробейников, снимая пальто.

— Так что там наш соглядатай? — спросил я его.

— Я шел за ним, два квартала, — возбужденно приступил к рассказу Антон Андреич. — Но, наверное, заметил он меня. Исчез. Будто испарился! Значит, дело тут нечисто, иначе зачем ему скрываться от меня?

Что-то в голосе Коробейникова, в его слишком активной жестикуляции показалось мне странным. Я бы сказал, что он слегка подшофе, если бы не знал, что мой помощник алкоголь не употребляет вовсе, ни при каких случаях.

— Так Вы его упустили? — спросил я.

— Нет! Да! — Коробейников резко мотнул головой, слегка покачнулся и остановился, схватившись за спинку стула. — То есть, упустил. Но! — Антон Андреич плюхнулся на стул и продолжал рассказывать с жаром: — Я многое о нем узнал!

— И что же? — поощрил я его к дальнейшему рассказу. Его состояние тревожило меня все больше. Тем более, что на лбу у него я заметил отчетливый синяк. Неужели этот гад его так сильно ударил?

— Я обошел все заведения, лавки на центральных улицах, — рассказывал Коробейников, — опросил всех об этом человеке, и, представьте, в трактире мне сказали, что этот человек бывает там частенько.

При упоминании о трактире у меня отлегло от сердца. На всякий случай я подошел поближе и принюхался. Так и есть! Видимо, ради того, чтобы добыть сведения о преследователе, Антон Андреич пожертвовал даже обетом трезвости. Полагаю, никаких двух кварталов не было и в помине. Такой матерый волк, как тот, что шел за мной, сбросил Коробейникова сразу, скорее всего, слегка приложив при этом по голове. И обидевшийся Антон Андреич, полный желания отомстить, забыл про все мои поручения и бросился искать следы обидчика. И нашел. В трактире.

— Но! — продолжал Коробейников, не заметив моих манипуляций. — Имени его никто не знает.

— И? — поощрил я его на продолжение истории.

— Я просидел часа, наверное, два! — рассказал Антон Андреич. — Он не явился. Не появился! То есть не пришел!

Я изо всех сил старался не смеяться. Знал бы я, что мой помощник становится таким забавным, когда выпьет, сам бы давно его напоил под плохое настроение. Но тем не менее, придется ругать. Потому что ни одного дела не сделал, да еще и напился в рабочее время.