Яков. Воспоминания
Шрифт:
В депеше говорилось, что Павел Иванович был отчислен из университета за неподобающее поведение, выражавшееся в игре в карты на деньги с сокурсниками.
— Я так и думал, — сказал я, кидая депешу на стол.
Значит, скорее всего, Павел, видимо, и в Затонске не оставивший своих привычек, решился шантажировать князя. Мне вдруг стало тревожно. Достаточную ли я охрану приставил к нему? А что, если князь отправит к Павлу Жана? Справятся ли городовые?
В этот момент в дверь постучали, и вошел одетый в штатское городовой, один из двух, наблюдавших за
— Яков Платонович! — доложил он. — Объект скрылся в доме Курочкиной. Напарник ведет наблюдение.
Что, черт возьми, его туда понесло? И правда, что ли, клад искать отправился? Я быстро достал револьвер из ящика стола.
— Поехали, Антон Андреич!
Мы опоздали совсем немного. Буквально на пару минут. Влетев в дом, мы услышали отчаянный женский крик, донесшийся из подвала. Я бегом спустился туда и первым, кого я увидел, был лежащий у подножия лестницы оглушенный Ульяшин. А у дальней стены, где был почему-то отодвинут стол и открыта какая-то непонятная дверь, ранее мною не замеченная, рыдая, хлопотала над истекающим кровью Павлом Анна Миронова.
— Анна Викторовна! — я поднял ее на ноги, желая убедиться, что с ней все в порядке и она не пострадала. — Не переживайте! Я его отвезу в больницу!
Коробейников бросился к Павлу Ивановичу, пытаясь зажать рану и остановить кровотечение.
— Убег, Ваше Высокоблагородие, — сказал спустившийся в подвал напарник Ульяшина, который пытался догнать нападавшего. — В годах уже, но прыткий. Лица не разглядел.
В годах, значит. Знаю я его лицо!
— Где тетрадь? — спросил я Анну, по-прежнему цепляющуюся за меня и не отводящую взгляд от Павла, из шеи которого ручьем текла кровь, несмотря на все старания Коробейникова.
— Она у Павла, — ответила Анна Викторовна.
— У него нет тетради! — отозвался Коробейников.
— Ротозеи! — обругал я неизвестно кого. Скорее всего, самого себя, в первую очередь. — Упустили!
— У него ножевое ранение! — испуганно доложил Антон Андреич.
Анна вдруг обернулась вокруг.
— Где же Элис? — спросила она слабым голосом.
И лишилась чувств. Хорошо, что я уже держал ее, а то и подхватить бы не успел.
Мы с Коробейниковым ожидали в больничном коридоре. Вся суматоха была позади, и нам оставалось лишь ждать вердикта врача.
Когда Анна потеряла сознание, Коробейников послал за доктором Милцем. Было понятно, что без медицинской помощи на месте нам Павла до больницы не довести. Доктор остановил кровотечение, хоть и предупредил сразу, что мера это временная. Попутно он привел в себя Анну Викторовну и посоветовал мне срочно отвезти ее домой. Анна пришла в себя, но непрерывно плакала и никак не могла успокоиться. Доктор уехал в больницу, забрав с собой Павла Ивановича и пострадавшего в драке Ульяшина. Я отправил с ним и Коробейникова, а сам сопроводил домой Анну Викторовну и передал с рук на руки родителям. Взгляды, доставшиеся мне от Марии Тимофеевны, когда я привел ей дочь, всю в слезах и в перепачканном кровью платье, ясно говорили мне,
Сдав Анну под опеку родных, я помчался в больницу. И вот теперь я ждал в коридоре, пока доктор закончит работу, смотрел в окно и размышлял. И думы мои были, прямо скажем, невеселые. Я проклинал себя последними словами за то, что не забрал тетрадь у Павла и не взял под стражу его самого в тот самый миг, когда он вышел от Разумовского. Ведь я же понимал, что князь этого так не оставит! Но зная, насколько он заинтересован в содержимом тетради, я понадеялся, что смогу поймать его на этом. Мое яростное желание расквитаться с давним врагом затмило мой разум. И вот теперь у нас нет тетради. А выживет ли Павел, это еще большой вопрос. Но даже если он выживет и сообщит мне информацию, которую расшифровал, это уже не будет доказательством, так как сама тетрадь утеряна, а возможно, уже уничтожена.
Дверь палаты, наконец-то, распахнулась, и вышел доктор Сомов. Наш доктор Милц передал ему Павла Ивановича, как более умелому хирургу.
— Состояние крайне тяжелое, — сказал доктор. — Он пришел в сознание, но это ненадолго, я полагаю. Вы можете войти. У Вас минут пять, не больше.
Оставив Коробейникова за дверью, я вошел в палату. Павел лежал на кровати с повязкой на шее. И лицо его было белее подушки.
— Зачем Вы приходили к князю Разумовскому вчера вечером? — спросил я его.
Я доверял мнению доктора Сомова и не собирался тратить время на длинные вступления.
— Я не приходил, — еле слышно выдавил Павел.
— Я видел Вас собственными глазами, — сказал я ему.
— Вы следили за мной? — спросил он. — Это частное дело!
— Где тетрадь, — спросил я Павла, надеясь все-таки, что ее не было с ним в доме Курочкиной.
— Он забрал ее, — выдохнул Павел.
— Кто? Тот, кто Вас ранил?
— Да…
Павел слабел на глазах. Время заканчивалось.
— Что Вы прочли о князе в той тетради? — спросил я его.
— Ничего, — продолжал упорствовать умирающий. — Я не смог расшифровать.
— Скажите правду! — повысил я голос в отчаянии. — Вы ведь все расшифровали!
В этот момент дверь отворилась, и вошел полковник Варфоломеев.
— Яков Платоныч, — обратился он ко мне, — позвольте мне поговорить с ним.
Я уступил ему табурет у постели и покинул палату.
Варфоломеев вышел минут через пять. Кивнул в сторону окна, давая понять, что нам нужно поговорить. Я отослал Коробейникова вниз и подошел.
— Он расшифровал содержание тетради, — сообщил мне полковник, — и оно не в пользу князя Разумовского, мягко говоря. Однако они сработали быстро. Тетрадь у них, единственный свидетель — не жилец. А о содержимом знаю только я, да и то неофициально.
— Могу я спросить, — воспользовался я случаем точно подтвердить свои подозрения. — Князь шпион?
Варфоломеев молча кивнул. Всю жизнь вращавшийся в высокой политике, он даже в приватном разговоре не допускал лишних высказываний вслух.