Янки при дворе короля Артура
Шрифт:
Бдный мальчикъ былъ въ такомъ состояніи, что не могъ мн отвчать. Даже жалость брала смотрть на такое испуганное созданіе. Онъ общалъ мн все; но также и меня онъ заставилъ дать ему общаніе, что я останусь его другомъ, не стану ничего предпринимать дурного противъ него и не буду наводить на него никакихъ чаръ; мальчикъ стоялъ какъ больной, опершись о стну. Меня же теперь занимала мысль: какое я сдлалъ безуміе! Когда мальчикъ успокоится и поразмыслитъ хорошенько обо всемъ, то сочтетъ меня за обманщика, потому что если бы я былъ дйствительно великимъ чародемъ, то не сталъ бы просить его, такого ничтожнаго мальчика, освободить меня изъ заключенія.
Я боле часу терзался этими мыслями и бранилъ себя за свою оплошность. Наконецъ, я нсколько успокоилъ себя тмъ, что эти животныя
Размышляя объ этомъ, я нашелъ, что сдлалъ еще одну оплошность: я послалъ мальчика напугать весь дворъ, а между тмъ и самъ не знаю, какое могу навести на нихъ бдствіе; этотъ народъ крайне падокъ до всевозможныхъ чудесъ, но жаждетъ, чтобы эти чудеса приводились въ исполненіе. Предположимъ, что меня позовутъ для испытаній? Предположимъ, что меня заставятъ назвать какого рода бдствіе ихъ ожидаетъ? Да, я сдлалъ оплошность сначала мн слдовало придумать какое-либо бдствіе. Что мн длать, чтобы выиграть хотя немного времени?» Я былъ въ сильной тревог; да, это былъ ужасный родъ безпокойства… «Но слышны шаги!.. Они приближаются. Если бы у меня была хотя минута на размышленіе… Хорошо! Я нашелъ!.. Теперь все будетъ какъ слдуетъ!»
Какъ вы видите, дло шло о затмніи солнца. Мн пришло въ голову, какъ въ былое время Колумбъ или Кортецъ, или кто-либо другой изъ подобныхъ людей, пользовались затмніемъ солнца, какъ пугаломъ для дикарей, такъ и теперь мысли были на моей сторон и я самъ разыграю эту роль.
Но въ это время вышелъ Кларенсъ, полный отчаянія и сказалъ:
— Я передалъ твое порученіе королю: онъ былъ сильно испуганъ; онъ уже былъ готовъ отдать приказаніе, чтобы тебя освободили, дали теб одежду и помщеніе, какое подобаетъ такому великому человку, но тутъ появился Мерлэнъ и испортилъ все дло; онъ уврилъ короля, что ты сумасшедшій и самъ не знаешь, о чемъ говоришь, что твоя угроза одно только сумасбродство и празднословіе. Они долго спорили; наконецъ, Мерлэнъ сказалъ съ насмшкою: «Почему же онъ не назвалъ этого бдствія? Вроятно, потому, что не могъ этого сдлать. „Такое доказательство вполн убдило короля; поэтому король проситъ тебя назвать, какого рода будетъ это бдствіе и въ какое время“. О, прошу тебя, не откладывай; если ты будешь откладывать, то этимъ удвоишь и даже утроишь опасность. О, будь благоразуменъ, назови, какое это будетъ бдствіе.
Я помолчалъ нсколько минутъ, чтобы собраться съ мыслями и съ моими впечатлніями и тогда сказалъ:
— Какъ долго я пробылъ въ этой конур?
— Тебя заключили сюда вчера посл обда, а теперь девять часовъ утра.
— О, въ такомъ случа, я хорошо спалъ, вполн достаточно! Теперь вы говорите девять часовъ утра! А до полуночи еще можетъ быть много осложненій. Сегодня у насъ двадцатое?
— Да, двадцатое.
— А завтра меня сожгутъ живымъ?
Мальчикъ вздрогнулъ.
— Въ которомъ часу?
— Ровно въ полдень.
— Теперь я скажу вамъ то, что слдуетъ. Тутъ я остановился и помолчалъ съ минуту, глядя въ упоръ на этого дрожащаго мальчика; затмъ я началъ низкимъ, равномрнымъ голосомъ, постепенно повышая его до драматическаго паоса и исполнилъ это такъ хорошо, точно всю жизнь я не длалъ ничего другого. „Стунай и скажи королю, что какъ только я испущу духъ, какъ весь міръ повергнется въ полуночный мракъ смерти; солнце будетъ изъято мною изъ вселенной и уже никогда не станетъ боле свтить; плоды земные исчезнутъ отъ недостатка свта и тепла, а люди на земл погибнутъ отъ голода, вс до одного человка“.
Мн пришлось вынести мальчика самому, такъ какъ онъ былъ въ обморок. Я передалъ его солдатамъ я вернулся обратно въ свою каморку.
ГЛАВА VI.
Затмніе солнца.
Въ тишин и во мрак, осуществленіе факта скоро стало дополнять самое сознаніе его. Простое сознаніе какого-либо факта бываетъ очень блдно; но если вы начинаете осуществлять сознаваемый фактъ, то онъ принимаетъ извстную окраску. Большая разница существуетъ между тмъ, если слышатъ, что
Но, благодаря благосклонному предвиднію природы, бываетъ всегда такъ, что лишь только человкъ падаетъ духомъ до извстной степени, какъ тотчасъ является какой-либо отводъ и человкъ ободряется. Возникаютъ надежды, а вмст съ ними и веселое расположеніе духа, и желаніе что-либо для себя сдлать, если это только еще возможно. Когда я нсколько ободрился, во мн произошелъ переворотъ; я сказалъ самъ себ, что солнечное затмніе непремнно спасетъ меня, и я сдлаюсь первымъ человкомъ въ государств. Теперь я считалъ себя самымъ счастливымъ человкомъ въ мір; я даже съ нетерпніемъ ожидалъ завтрашняго дня, когда вполн восторжествую надъ всми, и весь народъ будетъ оказывать мн почести.
Кром того, у меня еще являлась и та мысль, что если этому суеврному народу сообщить объ ожидающемъ ихъ бдствіи и они захотятъ пойти на компромиссъ, то какъ мн поступить въ данномъ случа. Размышляя объ этомъ, я опять услышалъ приближеніе шаговъ. «Ахъ, врно, мн хотятъ предложить компромиссъ. Увидимъ, если это что-нибудь хорошее, то я, конечно, долженъ согласиться; если же нтъ, то я не потеряю почвы подъ ногами и добьюсь чего-нибудь вполн хорошаго».
Но вотъ дверь отворилась и явились вооруженные солдаты. Ихъ начальникъ сказалъ:
— Костеръ готовъ! Иди!
— Костеръ!
Я совершенію потерялъ силы; тяжело было разставаться съ жизнью; вс мои мечты разлетлись въ прахъ; но лишь только ко мн вернулась способность говорить, я сказалъ:
— Но вдь это недоразумніе; казнь назначена на завтра!
— Приказъ измненъ; поторопись!
Я погибъ; теперь уже ничто не могло мн помочь. Я былъ изумленъ, пораженъ, приведенъ въ отчаяніе; я даже и не могъ совладать съ собою, и только вертлся вокругъ, какъ сумасшедшій; солдаты вытолкнули меня изъ моей каморки, окружили меня и повели по лабиринту подземныхъ корридоровъ и, наконецъ, вывели меня на свтъ Божій. Когда мы вступили на широкій дворъ, закрытый со всхъ сторонъ, то я содрогнулся отъ ужаса; первый предметъ, бросившійся мн въ глаза, былъ костеръ, а подл него вязка хвороста и монахъ. По всемъ четыремъ сторонамъ двора сидла публика рядами, въ вид террасъ, пестрвшихъ всевозможными цвтами матерій. Король и королева сидли на своихъ тронахъ; это были наиболе замтныя фигуры.
Разсмотрть все это было дломъ одной секунды. Затмъ Кларенсъ проскользнулъ ко мн съ своего мста и сталъ сообщать мн на ухо послднія новости; его глаза блистали торжествомъ и счастьемъ; онъ говорилъ мн:
«Это, благодаря мн, сдлали измненіе! Я много работалъ надъ этимъ. Когда я имъ объявилъ, какого рода бдствіе ихъ ожидаетъ и убдился, что это напугало ихъ, то я подумалъ, что наступило время дйствовать! Я сталъ разсказывать то тому, то другому, что твоя власть надъ солнцемъ достигнетъ полной силы только завтра утромъ; поэтому, если желаютъ спасти солнце и міръ, то ты долженъ быть казненъ сегодня, такъ какъ твои чары пока еще колеблются, и теб недостаетъ полнаго могущества. Конечно, все это была ложь съ моей стороны, но они схватились за это, какъ за спасеніе, ниспосланное имъ свыше; а въ это время я украдкой смялся надъ ними; но все же былъ очень доволенъ, что мн, такому ничтожному созданію, удалось спасти твою жизнь. Ахъ, какъ все это счастливо кончилось! Теб не нужно будетъ наносить дйствительный вредъ солнцу; ахъ, не забывай этого! Ради спасенія твоей души, не забывай! Сдлай только такъ, чтобы чуть-чуть стало темно — самую крошечку стемнло бы и этимъ кончи. Увряю тебя, что этого будетъ совершенно достаточно. Конечно, они увидятъ, что я говорилъ неправду, но припишутъ это моему невжеству; ты увидишь, что лишь только упадетъ на землю малйшая тнь мрака, какъ они сойдутъ съ ума отъ ужаса; они освободятъ тебя и возвеличатъ! Теперь ступай на торжество! Помни только, — о, добрый другъ, — умоляю тебя, не забывай мою просьбу и не длай зла благословенному солнцу. Ради меня, твоего врнаго друга!»