Янтарь и Лазурит
Шрифт:
Не упустить. Сюаньму дёрнулся и вытянул руку вперёд, чтобы поймать существо, как нуна крикнула:
— Не трогай его ножку!
Было поздно. Он как раз схватил бамбуковую палку, как желтоватый глаз каса-обакэ налился красным, а сам зонтик начал раскрываться и увеличиваться в размерах. Палка потолстела, Сюаньму уже не мог удержать её одной рукой.
Зонт внушительного размера высунул длинный узкий язык, зашипел и бросился на обидчика.
— Стой-стой-стой! — закричала нуна и вскочила с кровати.
Одного ловкого прыжка хватило,
— Ай.
Нуна нахмурилась, а монах бросился к ней, схватился за зонт и дёрнул его в сторону, но тот оказался настойчивым и не собирался легко сдаваться.
— Прости, забыла предупредить.
Она ещё и извинялась в подобной ситуации…
— Принцесса! — в ужасе воскликнула её служанка. — Монах, сделайте что-нибудь!
Хеджин не посмела остаться на месте, а бросилась к своей госпоже. Да, она боялась, но всё равно дрожащими руками схватила зонт и изо всех сил потянула его назад.
— Хеджин, перестань. — Нуна хмурилась от боли.
— Как его снять?
От вида её страданий Сюаньму немедленно убрал руки и заставил служанку сделать то же самое.
— Погладить, успокоить, спеть колыбельную — что-нибудь!
Монах отказывался верить, что подобные вещи успокоили бы глазастый зонт, зато ему в голову пришло кое-что другое. Он подошёл к ширме, поднял с пола нетронутую пиалу с застывшим цветочным чаем и вернулся назад.
Нуна продолжала хмуриться и поглаживать раскрытый красный зонт, что немного уменьшился в размере, но его язык по-прежнему крепко сжимал её руку. На всякий случай Сюаньму решил уточнить:
— Нуна, как они относятся к воде?
— Обычно любят… — задумчиво произнесла она. — Малыш, ты не боишься воды?
Каса-обакэ не реагировал, а монах поднял над ним пиалу и окропил его несколькими каплями. Постукивая приятным звуком, они ударились о поверхность его бумажной головы, как зонт ослабил хватку. Сюаньму полил на него ещё немного чая, и тот полностью раскрылся, отпустил руку нуны и убрал свой язык.
С громким стуком он приземлился на пол и радостно запрыгал, словно оказался под дождём, монах вздохнул и вылил на него весь оставшийся чай, пока каса-обакэ скакал из стороны в сторону в небольшой луже.
— Нуна, он радуется, или ему плохо? — всё-таки спросил Сюаньму, мало ли обидел её нечисть.
— Радуется.
Потирая пожёванную руку, нуна опустилась на пол и уселась в лужу из накапавшего чая.
— Принцесса Юнха, дайте вытру хотя бы! — засуетилась служанка и даже где-то успела раздобыть тряпки. Её госпожа даже не пошевелилась, пока та вытирала всё вокруг и пыталась избавиться от жидкости под ней. — Принцесса, вы живы?
— Не переживай, Хеджин, всё в порядке, — она улыбнулась, перевела взгляд на кружащийся на полу зонтик и затем посмотрела на Сюаньму. — Он ещё маленький и много пугается, не злитесь на него, он просто
— Но он посмел напасть на принцессу! — возмутилась Хеджин и с негодованием посмотрела на свою госпожу.
— Оставь плохое в прошлом и живи моментом — посмотри, как он счастлив.
Каса-обакэ продолжал кружиться на полу, разбрызгивая почти выветрившиеся капли со своей головы.
— Что с ним теперь делать? — Сюаньму серьёзно посмотрел на нуну, догадываясь, что просто избавляться она от него не собиралась.
— Ничего, он будет жить со мной!
Какого ещё ответа он мог ожидать?
— Принцесса Юнха! — в ужасе воскликнула служанка. — Он чуть вам руку не откусил!
— Хеджин-а-а, — протянула нуна, — у него даже зубов нет, как он мог откусить мне руку? Забыли. Раз со всем разобрались, можем позвать принцессу Наюн.
Она поднялась с пола, но раненую руку прижала к груди, придерживая её второй: должно быть, всё ещё испытывала боль, но гордо не показывала виду.
— Хеджин-а, я уже не голодна, пойду пока отдыхать. — Нуна подняла каса-обакэ с пола, обнимая его за бумажную часть и не прикасаясь к бамбуковой ножке, и покинула покои.
Сюаньму тоже вышел в коридор. Больше тут делать нечего, он собирался уйти из дворца и вернуться на постоялый двор; работу он толком не выполнил, поэтому считал, что не имел права просить за неё плату. Только он развернулся, чтобы выйти из крыла принцесс, как нуна окликнула его:
— Рури, пойдём.
Со стороны она выглядела забавно: пожёванная рука с порванным рукавом прижата к груди, между ней и второй зажат каса-обакэ, чья ножка свисала вниз и покачивалась из стороны в сторону. Зонт часто моргал и быстро двигал своим золотистым глазом из стороны в сторону.
— Рури, у меня к тебе просьба, — заговорила нуна, пока они шли по коридору. — Ты должен сказать евнуху Квону, что это самое безобидное существо на свете, а то он с ума сойдёт от страха.
Сюаньму чуть не подавился.
— Ты же скажешь? — настаивала она.
— А нуна?
Он имел в виду, почему она не объяснит своим подчинённым сама, ведь в отличие от него нуна была знакома с каса-обакэ.
— По-твоему, кому он поверит больше — какой-то принцессе Сонгусыля или опытному монаху, охотящемуся за нечистью?
Почему-то Сюаньму считал, что в первую очередь её слуги должны были верить своей госпоже, а потом уже всем остальным. Но по интонации он догадался, что она имела в виду второе.
Она пнула ногой дверь в свои покои. Комната мало чем отличалась от предыдущей: такая же кровать, но вместо нежно-розового белья у нуны оно было обычного белого цвета, у стены стоял стол с украшениями, в противоположном конце ещё один низкий, заваленный книгами и развёрнутыми свитками, о сохранности которых нуна совершенно не беспокоилась. Подперев голову руками, принцесса Наюн сидела за столиком с украшениями и нервно перебирала заколки, а евнух Квон расхаживал вокруг неё из стороны в сторону.