Юрий Милославский, или Русские в 1612 году
Шрифт:
Около двух часов ехали они, не встречая никого и не замечая никаких признаков жилья; наконец, вдали, подле самой дороги, стало виднеться что-то похожее на строение; но когда они подъехали ближе, то увидели вместо избы полуразвалившуюся большую часовню.
Кирша осадил полегоньку свою лошадь и, проехав несколько шагов позади незнакомого, вдруг вскрикнул:
– Гей, товарищ! посмотри-ка, что у тебя на шапке!
Едва проезжий успел схватить ее с головы, как от сильного удара нагайкою у него посыпались искры из глаз. Он выхватил из-за пазухи длинный нож; но Кирша повторил удар - незнакомый зашатался
– Что ты, разбойник!
– вскричал Алексей.
– Разбойник-то лежит, - отвечал спокойно Кирша, затягивая узел.
– С чего ты взял?., почему ты знаешь?..
– спросил торопливо Юрий.
– А потому знаю, что слышал своими ушами, как этот душегубец сговаривался с такими же ворами тебя ограбить. Нас дожидаются за версту отсюда в овраге...
Ага, собака, очнулся!
– сказал он незнакомцу, который, опомнясь, старался приподняться на ноги.
– Да не уйдешь, голубчик! с вашей братьей расправа короткая?
– прибавил он, вынимая из ножен саблю.
– Стой, Кирша! Я не допущу тебя!
– вскричал Юрий.
– Ну, если ты ошибаешься...
– Эх, боярин! Коли не веришь мне, так посмотри хорошенько на эту рожу. Ну можно ли с такой образиной не быть разбойником?
– Побойтесь бога! что я вам сделал?
– прохрипел незнакомый.
– Что, брат, заговорил!
– перервал запорожец.
– Так говори же все! Если ты покаешься, мы тебя помилуем; а если нет, так прощайся навсегда .с белым светом! Сказывай, много ли у тебя товарищей в засаде?
– Помилуйте! каких товарищей?
– Слушай, Омляш!
– закричал грозным голосом Кирша, - я знаю тебя... говори правду!
Незнакомый с ужасом взглянул на запорожца, но не отвечал ни слова.
– Так, видно, брат, с тобой один конец, - сказал Кирша, обнажив свою саблю.
– Я не хочу губить твоей души - молись богу!
– Постой!
– вскричал незнакомый.
– Нет! нам некогда с тобой растабарывать: кайся проворней в грехах, или... так и быть!.. В последний раз, - примолвил Кирша, подняв свою саблю, - говори сейчас, сколько у тебя товарищей?
– Шестеро, - прошептал разбойник.
– Слышишь, боярин?
– сказал Кирша.
– Счастлив ты, что я дал тебе слово... Делать нечего, околевай своей смертью, проклятый! Помогите мне привязать его к дереву; да нет ли у вас чем-нибудь заткнуть ему глотку, а то, как мы отъедем, он подымет такой рев, что его за версту услышат.
Алексей вынул из кисы платок и, пособляя Кирше привязать к дереву разбойника, спросил: для чего он не предуведомил их об этом в деревне?
– Я боялся, что вы не сумеете притвориться, - отвечал запорожец.
– Этот вор как раз смекнул бы делом, дал тягу - и мы верно бы их рук не миновали.
– Но мы и теперь их не минуем, - сказал Юрий.
– Авось, боярин! Бог милостив!
– примолвил Кирша, садясь на лошадь. Здесь есть другая дорога. Говорят, она больно плоха, да все лучше: зато остановки не будет.
Кирша поехал вперед. Подле самой часовни дорога делилась надвое: та, которая шла направо, едва была заметна и походила более на межевую просеку, чем на
Едва заметно было, что он переводит дух; казалось, ни один волос не пошевелился на голове его во все время, как он прислушивался к свисту.
– Ну, боярин!
– сказал он, надевая шапку, - мы, точно, их миновали. Теперь надобно выбираться опять на большую дорогу; а не то мы заедем в такую трущобу, что как раз загубим всех коней.
Путешественники стали держаться левой стороны; хотя с большим трудом, но попали, наконец, на прежнюю дорогу и часа через два, выехав из лесу, очутились на луговой стороне Волги, против того места, где впадает в нее широкая Ока. Огромные льдины неслись вниз по ее течению; весь противоположный берег усыпан был народом, а на утесистой горе нагорной стороны блестели главы соборных храмов и белелись огромные башни высоких стен знаменитого Новагорода Низовския земли.
III
Наши путешественники находились в весьма затруднительном положении. Нижний-Новгород был перед ними; но им невозможно было переправиться через Волгу, на которой лед тронулся и шел так густо, что на простой рыбачьей лодке нельзя было переехать на другую сторону, не подвергая себя неминуемой погибели.
Кругом их незаметно было никакого жилья, кроме пустых сараев и небольших рыбачьих хижин без дворов по-видимому также необитаемых. Проехав с версту пс берегу реки, путешественники увидели, наконец, избу перед которою стояло человек двадцать рыбаков; все они смотрели с большим вниманием на противоположный берег.
– Глядь-ка, боярин!
– сказал Алексей, - вон там, у пристани, никак человек идет по реке... так и есть!
Ах, батюшки-светы! кого это нелегкая понесла! Смотри, смотри!., ну... поминай как звали!
В самом деле, какой-то смельчак, отойдя шагов двадцать от противоположного берега, провалился сквозь лед и утонул в виду множества любопытных, которые толпились на переправе.
– Ах, боже мой!
– вскричал Юрий, - зачем пускают этот народ?..
– А кто его удержит, боярин? Русский человек на том стоит: где бедовое дело, тут-то удаль свою и показать.
Меж тем они подъехали к рыбакам. Один из них, седой как лунь, с жаром доказывал другим, что прохожий не мог бы утонуть, если б был легче на ногу.
– Да, ребята, - говорил он, - все дело в сноровке, а то как не перейти! Льдины толстые, хоть кого подымут!
– Эх, Пахом Кондратьич!
– возразил один молодой рыбак, - какая теперь ходьба! Разве - прости господи!
– какой ни есть полоумный сунется.
– Ох вы, молокососы!
– сказал седой старик, покачивая головою.
– Не прежние мои годы, а то бы я показал вам, как переходят по льдинам. У нас, бывало, это плевое дело!.. Да, правду-матку сказать, и народ-то не тот был.