Юрий Милославский, или Русские в 1612 году
Шрифт:
– За то, что взялся не за свое дело.
– Как так?
– А вот как, Юрий Дмитрич: я был смолоду рыбаком, не знал устал и, трудился день и ночь; раз пять тонул, заносило меня погодою к басурманам; словом, натерпелся всякого горя, а деньжонок не скопил. Пошел в украинские казаки, служил верой и правдой гетману, рубился с поляками, дрался с татарами, сносил холод и голод - и нечего было послать моим старикам на одежонку. Записался в запорожцы, уморил с горя красную девицу, с которой был помолвлен, терпел нападки от своих братьев казаков за то, что миловал жен и детей, не увечил безоружных,
– Что за вздор!
– сказал Юрий.
– Как ты мог прикинуться колдуном?
– И, боярин! мало ли чем прикидываются люди на белом свете, да не всем так удается, как мне. Знаешь ли, что я не на шутку сделался колдуном и, если хочешь, расскажу сейчас по пальцам, что у тебя на душе и о чем ты тоскуешь?..
– Мудрен бы ты был, если б отгадал.
– А вот увидишь.
Кирша посмотрел на него пристально и продолжал:
– Боярин! тебя сокрушила черноглазая красавица - не правда ли?
Юрий поглядел с удивлением на запорожца.
– Что ты, боярин, слушаешь этого балясника?
– сказал Алексей.
– Большое диво отгадать, когда я сам ему об этом проболтался!
– Что дашь, боярин, - продолжал запорожец, не слушая Алексея, - если я скажу тебе, кто такова родом и где живет теперь твоя чернобровая боярышня?
– Перестань шутить, Кирша!
– Я не шучу, Юрий Дмитрия: ты видал ее в Москве, в соборном храме Спаса на Бору.
– Вот те раз!
– вскричал Алексей.
– Да этого я ему не сказывал! Видит бог, не сказывал! От кого ты узнал?..
– То ли еще я знаю! Вот ты, Юрий Дмитрич, не ведаешь, любит ли она тебя, а я знаю
– Возможно ли?
– вскричал Милославский, остановя свою лошадь.
– Да, боярин; она по тебе сохнет пуще, чем ты по ней.
– Итак, она еще не замужем?
– Нет.
– Но кто она? где живет? как ты мог узнать?.. Говори, твори скорее!..
– И сердце твое не чуяло, что ты ночевал с ней под одной кровлею?.. Она дочь боярина Кручины-Шалонского.
– Невеста пана Гонсевского?
– вскричал Алексей.
– Невеста, а не жена.
– Дочь боярина Кручины!..
– прошептал Юрий, побледнев, как приговоренный к смерти.
– Боярина Кручины!..
– повторил он с отчаянием. Итак, все кончено!..
– Нет, не все, Юрий Дмитрич! Мало ли что может случиться? И если тебе суждено на ней жениться...
– На ней!.. Никогда, никогда!
– перервал Милославский, - но, может быть, ты обманулся... Да, добрый Кирша, ты, ючно, обманулся... Эта кроткая девица, этот ангел красоты... дочь Шалонского... Невозможно!..
– Да что мы остановились, боярин? Лошадей балясами не кормят. Поедем шажком вперед;
Юрий слушал со вниманием рассказ запорожца, и чем вернее казалось, что прекрасная незнакомка - дочь боярина Кручины, тем мрачнее становились его взоры.
Он не помышлял о препятствиях: обстоятельства и время могли их разрушить; его не пугало даже то, что Анастасья была невеста пана Гонсевского; но назвать отцом своим человека, которого он презирал в душе своей, соединиться }зами родства с злодеем, предателем отечества... Ах, одна эта мысль превращала в ничто все его надежды! Если б все благоприятствовало любви его, то собственная его воля была бы непреодолимым препятствием.
Супруг дочери боярина Кручины мог ли, не краснея, слышать об измене и предательстве? Мог ли призывать правдивое мщение небес и сограждан на главу крамольников, обрекших гибели и вечному позору свою родину?
Если без Анастасии он не мог быть совершенно счастливым, то спокойная совесть, чистая, святая любовь к отечеству, уверенность, что он исполнил долг нравославного, не посрамил имени отца своего, - все могло служить ему утешением и утверждало в намерении расстаться навсегда с любимой его мечтою. Но когда Кирша стал рассказывать о разговоре своем с Анастасиею, когда Юрий узнал, как был любим, то все мужество его поколебалось.
– Довольно, - сказал он прерывающимся голосом, - довольно!.. Я не хочу знать ничего более.
– Как хочешь, боярин, - отвечал Кирша, взглянув с удивлением на Милославского.
– Несчастный! мог ли я думать, что блаженнейший час в моей жизни будет для меня божьим наказанием!..
Не говори... не говори ничего более!
– Я и так молчу, боярин.
– Ах, Кирша! зачем ты сказал мне!.. Какой ангел тьмы внушил тебе мысль...
– Виноват, Юрий Дмитрич! я думал тебя порадовать: Анастасья Тимофеевна...
– Молчи!., не произноси никогда этого имени!
– Слушаю, боярин.
– Не напоминай мне никогда... или нет, расскажи мне все! Что она говорила с тобою?.. Знает ли она, что я крушусь по ней, что белый свет мне опостылел?..
– Как же! она ожила, когда узнала, что ты ее любишь. Вспомнить не могу, так слезы ручьем и полились...
– Боже мой, боже мой!
– Зарыдала, принялась молиться богу...
– Перестань, Кирша... перестань!..
– Да помилуй, боярин, - сказал запорожец, не понимая истинной причины горести Милославского, - отчего ты так кручинишься? Во-первых, и то слава богу, что ты узнал, наконец, кто такова твоя незнакомая красавица; во-вторых, почему ты ей не суженый? Ты знаменитого рода, богат, молодец собою; она помолвлена за
пана Гонсевского, а все-таки этой свадьбы не бывать.
Припомни мое слово: скоро ни одной приходской церкви не останется во владении у гетмана и он, со всей своей польской ордою, не будет сметь из Кремля носа показать. Все православные того только и ждут, чтоб подошла рать из низовых городов, и тогда пойдет такая ножовщина... Да что и говорить!.. Если все русские примутся дружно, так где стоять ляхам! Много ли их?., шапками закидаем!
– Ты забыл, Кирша, что я целовал крест Владиславу.