Зачем богу дьявол к 2
Шрифт:
– Встань и кричи. Я гнида. Громко кричи, а не то...
– приказал Николай.
Старший вскочил на ноги и, не соображая, что делает, лишь бы снова не испытать обезумливающий ужас, завопил:
– Я гнида! Я гнида!
Кричал он не долго. Сердце не выдержало, или сосуд в мозгу лопнул. Позвали Самуиловича, но тот уже ничем помочь не мог. Николай объяснять ничего не стал. Он не собирался убивать.
Дома Самуилович возмутился:
– Тиран! Самодур!
– Собиратель прав.
– возразил один из мальчиков.
– Он убил гниду.
– дополнил другой мальчик.
–
– подвёл итог ещё один мальчик, остальные согласно кивнули.
– У всех есть недостатки. Всех теперь убивать?
– Самуилович сокрушённо покачал головой.
– Дети, дети... Я вас люблю, но вы иногда меня огорчаете.
В Селе не знали, что думать: ругать Николая не хотелось, но и согласиться с такой расправой нельзя. Вскоре общественное мнение снова оказалось перед подобным выбором, но уже в более доступной для понимания форме: ты хочешь добровольно, или чтобы тебе голову оторвали? Минута на размышление. Время пошло.
Причиной стала обычная нечестная драка, в которой двое набросились на одного. Обычная, как оказалась, по устаревшим меркам, потому что набросились на бойца. Драка из-за ревности: ревнивец подбил друга на "проучить" более успешного, отчасти и в силу своего статуса, соперника.
Увидев утром избитого бойца, Николай не стал его расспрашивать. Объявил общий сбор. Никита отказался остаться: "каменное" лицо Николая означало, что Железный дровосек взялся за топор. Свободные от службы бойцы собрались на площади. Сельчане вяло отреагировали на странное предложение бросить все свои дела, и встать пред ясны очи Собирателя. Пришло человек десять с ленцой в глазах, но то, что они услышали, их быстро расшевелило.
– Даю полчаса. Собраться всем. Иначе начну сжигать ваши дома.
– объявил Николай.
И сожжёт! Для сомнения оснований не было. Сельчане бросились на площадь в паническом недоумении - что случилось?! Никто ничего не понимал, избитый боец в том числе. Дети тоже прибежали и по своей логике, не раздумывая, встали с бойцами. Ванюшка ухватился за Никиту.
– Кто поднял руку на бойца?
– холодно спросил Николай.
У вчерашних драчунов сердце забилось, словно в последний раз. Их выдавали не только обращённые на них взгляды сельчан, но и очевидные на лице следы ночного происшествия. Последнее Николая порадовало. Он указал им на место перед собой. Драчуны вышли с опаской, но без страха: драка - ну и что? Сельчане тоже не понимали: стоило из-за этого грозить огнём?
Когда Николай достал пистолет, у собравшихся перехватило дыхание, а драчуны ещё сомневались, что это по их души. Избитый боец не сомневался и бросился, закрыв собой вчерашних обидчиков не из жалости к ним: как ему потом жить среди сельчан?
– Боец заступился. Это меняет дело.
– сказал Николай и под общий вздох облегчения убрал пистолет.
– Объявляю бойцов неприкосновенными. Боец в моих глазах всегда прав. Никаких разбирательств и прощения не будет.
– Да чем ты лучше Генерала?
– раздался выкрик.
– Хуже!
– ответил Николай.
– Только ты не в ту сторону сравниваешь. Тебе лучше быть под Генералом. Какие они люди...
– Николай показал на бойцов.
–
Десять бойцов, некоторые ещё с повязками, Николай, остриженный наголо Никита в инвалидном кресле, дети и напротив них в несколько раз больше сердитых сельчан. Стыдная картина. А десять бойцов на кладбище. Хоронили, плакали. Повод для сбора уже не казался пустяковым. Не в драке дело, а в отношении.
У толпы есть логика толпы, а у народа нет логики. Напрочь отсутствует! Силком пришли, чуть под казнь не попали. Чему пристыдиться? Чему умиляться? А Николай-Собиратель - то ли спаситель, то ли хомут на шее. Не поймёшь. А то, что сразу не пришли - это совести нет. Стал бы он по пустякам собирать!
Близкое к общему мнение выразил один из сельчан во время пересудов:
– Вот гад какой! Сжечь грозился! Паскуда! Кто бы за меня так бился! Этот порядок наведёт. У него не забалуешься. Без автомата на колени поставит. Антихрист!
Бойцам Николай объяснил:
– Вы теперь десять раз подумайте, прежде чем повздорить, что с тем человеком станет. Я не отступлюсь от своих слов, я думать за вас не буду. Вам теперь всё позволено. Это развращает. Сумеете преодолеть искушение, тогда и благодарите. А чтоб вам лучше думалось, на каждый случай недостойный бойца - суд чести. Это ни трибунал. Это хуже. Казнить не будем, а из бойцов выгоним, если не по чести.
Недовольство сельского общества грубым с ним обращением казалось очевидным, да результат оказался противоположным очевидности. На другой день чуть не вся молодёжь пришли записываться в добровольцы. И даже Иваныч со всей своей командой. Николай отвёл его в сторону для отдельного разговора:
– Ты сам просил не брать твоих парней?
– Просил.
– согласился Иваныч.
– Но вчера на площади я чувствовал, что мы неправильно стоим, не на той стороне стоим. Ты вчера до печёнки всех достал. Я не знаю, прав ты или нет. Это как посмотреть. У нас всё через "как посмотреть". Короче, если с кем за компанию помирать, так уж с тобой.
– Да нет, поживём ещё.
– Николай задумался.
– Мне бы тех, кто есть, прокормить и обустроить. Пока генеральские склады выручают. А дальше, что? Попросил Медпункт для детей оборудовать, так мне счета нарисовали, как дворец построили.
– Образуется! Мы сами себя прокормим. И на хлеб хватит, и на масло.
– ответил Иваныч и усмехнулся: - Терпеть не мог военную службу! И на тебе! Принимай пополнение командир.
Если бы Николай заранее писал свои речи, то они бы у него не получались. Он говорил, что думает и предлагал подумать слушающим:
– Вы свободные люди. Вы сделали свой выбор. Я надеюсь, что вы разумные люди и выбор ваш от ума, а не от глупости. Не забывайте об этом ни на минуту. Уважайте свой выбор. Уважайте себя. Ваша служба их под палки мне не нужна. Остальное вам объяснят ваши новые товарищи. Я не оговорился, вы их давно знаете, но советую познакомиться заново. Должен вас огорчить, не все сразу будут зачислены в бойцы. Часть из вас станет волонтёрами. Волонтёр тоже боец, только гражданский. На будущее - путь в бойцы только через волонтёрство.