Заклинатель ордена Линшань. Новые пути. Книга 2
Шрифт:
— Это же… — произнёс Доу Сюй.
— И Гусунь, — буднично закончил Линьсюань. — Точнее, его родитель. Шиди, у тебя ещё есть вопросы по поводу этого «самозванца»?
Доу Сюй перевёл взгляд с Линьсюаня на рисунок, потом снова посмотрел на мастера Хэна.
— Ах ты черепаший сын! — с чувством высказался он.
— Шиди! — одёрнул его Чжаньцюн.
— Прошу прощения, глава, но других слов у меня нет.
— Глава, я тоже прошу прощения… — Ли Ломин притянул рисунок к себе и снова всмотрелся в изображение. — Сходство, конечно, поразительное… Но оно может быть и случайным.
— Шиди?
— У И Гусуня, он же Чжэн Жуйин, совпали и другие приметы, — объяснил Линьсюань. — Его осмотрел
Повисло молчание. Оба заклинателя переваривали услышанное, и особого восторга на их лицах заметно не было.
— Однако мало родится принцем, — наконец произнёс Ли Ломин. — В сложившихся обстоятельствах даже не особо важно, действительно ли он сын императора. Лишь Небо решает, кому и когда вручить свой Мандат.
— Но шисюн Хэн, похоже, убеждён, что этот воробей непременно обернётся фениксом, — язвительно вставил Доу Сюй.
— О, кстати, о фениксах. Говорят, что в начале прошлого месяца в Линьане на площадь перед императорским дворцом спустилась пара этих птиц. Якобы это произошло на глазах у множества свидетелей. Песнь фениксов была невообразимо прекрасна, они исполнили величественный танец, а потом снова поднялись в небеса. Разумеется, люди шепчут, что их явление предвещает возвращение императора.
— Да они сами эти слухи и распускают, — буркнул Доу Сюй.
— Фениксы? — не удержался Линьсюань.
— Повстанцы!
— Ты не докладывал о слухах, шиди, — Чжаньцюн утомлённым жестом потёр переносицу.
— Простите недостойного, глава, я тогда не поверил слухам, и потому не стал заострять на них внимания, приобщив к общему перечню происшествий. Но теперь даже не знаю, что и думать.
— Но с учётом новых знаний твой совет не поменялся?
Ли Ломин поколебался, затем кивнул:
— Да, глава. Я советую выждать.
— А ты, шиди Хэн, советуешь поддержать восстание принца Жуйина.
— Это не совет, — запротестовал Линьсюань. — Это моё частное мнение.
— Шиди Доу, что думаешь ты?
Шиди некоторое время молчал, пристально рассматривая свои руки.
— Если… Если всё же этот юноша действительно сын и наследник покойного императора… — медленно произнёс он. — Глава Ши в это верит, и есть доказательства… То Доу Сюй согласен с шисюном Хэном.
Все, включая Линьсюаня, изумлённо уставились на него.
— Это довольно неожиданно, — сказал Чжаньцюн. — Что же заставило тебя принять такое решение?
— Линшань был создан императорами для нужд империи, — Доу Сюй наконец оторвался от разглядывания своих пальцев и поднял глаза. — Для того, чтобы служить Поднебесной и её народу. Не для того чтобы повелевать, не для того чтобы тешить свои амбиции и состязаться с другими кланами, в чьём очаге пламя выше. Если император вернулся, наш долг его поддержать, и никак иначе.
Ломин молча покачал головой. Линьсюань сидел неподвижно, стараясь удержать на лице нейтральное выражение.
— Что ж, я вас всех выслушал, — Чжаньцюн поднялся, и остальные тоже встали. — Благодарю вас за помощь, шиди. Своё решение я объявлю позже.
Заклинатели разошлись молча. Линьсюань был не прочь обсудить с собратьями совещание, однако Ломин и Доу Сюй молчали, и он не стал к ним лезть.
Решения Чжаньцюна пришлось ждать довольно долго. Прошёл день, и два, и три, а глава Ши вёл себя так, словно ничего не произошло. И только однажды, возвращаясь ночью из дома Матушки Гу, Линьсюань увидел горящий в доме Чжаньцюна одинокий огонёк.
А на четвёртый день от соседей пришли важные новости. Предсказание Линьсюаня сбылось, Мэи действительно отправили против восставших племянника главы. Мэй Хайтан действовал стремительно и решительно: совершив рекордный по скорости марш-бросок, он сумел выйти к не ожидавшему
Казалось, вся Центральная равнина затаила дыхание… Но новая птичка скоро принесла на хвосте весть: истребить вождя восстания и его ближайших приближённых Мэй Хайтану не удалось. Всё решил его величество случай — буквально за день до штурма Чжэн Жуйин выехал в Лан. Понимая, что раз уж Инчжоу пал, то оборона маленького Лана смысла не имеет, претендент на трон собрал всех, кто был при нём, и ушёл в ближайшие горы. Туда к нему потянулись и немногие уцелевшие при штурме.
Положение повстанцев выглядело очень незавидным. Первое же столкновение с войсками заклинателей обернулось сокрушительным поражением и потерей базы. Мэй Хайтан ясно показал, что миндальничать не намерен, и всякого, кто сочувствует бунтарям, ждёт печальная участь. Но именно в этом заключалась ошибка. Потому что люди не испугались. Или, напротив, испугались слишком сильно, поняв, что резня теперь ждёт всю провинцию, в которой повстанцы до сих пор чувствовали себя достаточно вольготно.
Окрестности разорённого Инчжоу закипели. Лан действительно не стал искушать судьбу и покорно открыл ворота перед Мэями, зато сразу несколько других городов их демонстративно захлопнули и объявили себя подданными законного Сына Неба, а не каких-то там заклинателей. И откуда только храбрость взялась у, казалось бы, вечно запуганных подданных могучего клана? И Гусунь и до того не испытывал недостатка в добровольцах, а теперь они и вовсе потекли полноводной рекой. Целые деревни снимались с места и уходили в горы и леса со стариками, женщинами и детьми, не оставляя армии заклинателей ни зёрнышка, ни цыплёнка. Мэй Хайтан метался от селения к селению, расправляясь с теми, кого мог поймать, но эффект получался обратный — восстание лишь ширилось. Сперва от Мэев просто прятались, потом стали огрызаться. Слухи ходили самые разные: самые правдоподобные повествовали об уничтоженном отряде, который неосмотрительно откололся от основной армии. Другие говорили о большом сражении, приводя подробности одно красочнее другого. Иные договаривались до того, что мятежники якобы сразили самого Мэй Хайтана и насадили его голову на пику. Нет, это Мэй Хайтан в поединке сразил принца-самозванца и насадил его голову на пику. Да нет же, они взаимно уничтожились в грандиозной битве, что превзошла саму битву при Муе*!
Восстание стало основной темой для разговоров во всей школе и Гаотае. В других городах в эти дни Линьсюань не бывал, но подозревал, что там творится то же самое. Судачили везде: на рынке, в борделе, в чайных и просто на улицах. Чаще всего как о чём-то занимательном, но далёком — вон, мол, что творится на свете, в удивительные времена живём! — но нередко в суждениях проскальзывало осторожное: а если принц настоящий, то что тогда? А Линшань тогда как? А мы?..
— Зараза расползается, — сказал как-то Ли Баовэнь, наливая себе подогретого вина. В тот день несколько учителей Линшаня собрались в беседке на склоне горы, чтобы полюбоваться свежевыпавшим снегом.
— Говорят, волнуется вся Чжунъюань, выступления начались уже и под Чэнлином. Да что там под Чэнлином! Говорят, что волнения начались в Уху и чуть ли не за Цзяном! Сначала я, как и многие, полагаю, думал, что это Ини решили пограбить, пользуясь пожаром на заднем дворе Мэев. Но теперь гляжу — как бы у них самих не заполыхало.
— Ты считаешь это заразой, шисюн? — Ли Ломин зябко спрятал кисти в набитые ватой рукава зимнего одеяния.
— Чем ещё это можно считать? Того гляди и на нас перекинется.