Затмение: Корона
Шрифт:
Она отправилась на вокзал, чтобы сесть на единственный поезд в Германию. В Берлин. Там, в Берлине, помещался командный центр НАТО.
Снаружи стояла тёплая ночь. Сияли прекрасные звёзды. Ей вспомнился пляж на Сардинии, маленькая синяя рыбацкая лодка и стихи, некогда зарытые в песке. Теперь поэма станет реальностью.
В пакете был стеклянный контейнер, а в контейнере — смерть, а смерть несла свободу и конец одиночества.
ВольЗона, к западу от побережья Марокко
Торренс
В какой-то мере оттого, что этот участок искусственного острова напоминал ему США. Торчащие отовсюду небоскрёбы, не такие высокие, как на его родине — всего-то тридцать или сорок этажей, но в той же комбинации монолитного тонированного стекла и ревизионистских стилистических заимствований из архитектуры начала двадцатого века, отделанные с занятным, порой забавным излишеством — и ох уж эти омерзительные в оптимальной планировке своей маленькие торговые центры у подножия.
День выдался жаркий, солнце африканского побережья отражалось от десятка тысяч стеклянных плоскостей. Он порадовался, что захватил с собой зеркальные очки, но их было недостаточно. Лучше бы весь костюм был зеркальный.
Носил он, впрочем, дешёвенькую синюю распечатку курьера и панаму, прикрывавшую повязку на голове. На панаме значилось: СЛУЖБА ДОСТАВКИ ЗАПАДНОЙ ВОЛЬЗОНЫ. При Торренсе имелись пакет размером с книгу и телеклип. Пакет был самый обычный, стандартная упаковка «Фед-Экс», предназначенный одному из ВольЗонных инвестфондов; по легенде, содержал он документы из филиала Банка Бразилии (одного из крупнейших международных банков) в восточном секторе ВольЗоны. Обычный пакет, доставленный той же службой, чьими услугами они регулярно пользовались. Должно сработать. На случай, если не сработает, у Торренса в кармане лежал дротикомёт, стреляющий пульками со снотворным, и оставалось надеяться, что препарат подействует так же быстро, как заверил Бадуа.
Он поднимался в лифте. Станция «Музак» играла выхолощенную версию хитового сингла группы Living Dead: Моя смерть — твоя смерть, это смерть всего херова мира... Песня абсолютно нигилистическая, с анархическими корнями, и так же абсолютно опошленная попсовой жвачкой. Ему подумалось, что в скором времени на волнах «Музака» можно будет услышать Жерома-X. Жером не собирался надолго с ними задерживаться; подождёт лишь, пока ему выплатят всё обещанное.
Он поднял руку и коснулся нового уха. Будто родное. Тело вроде бы не собиралось отторгать искусственный орган.
Ах ты ж сукин сын, лучше бы ты стал героем.
Он обнаружил себя в коридоре пятнадцатого этажа. Он шёл навстречу столику ресепшионистки. Ему казалось, что он наблюдает за своими действиями в замедленной съёмке, словно за кадрами старого триллера. Хичкоковского. Камера подъезжает всё ближе и ближе к ресепшионистке, секретарша поднимает голову; путь по коридору будто в вечность растягивается. Может, их насторожит, что он прихрамывает на раненую ногу?
А чего я опасаюсь-то? Что должно удивить эту цыпочку в облике высокого азиата-полукровки из службы доставки? Она таких курьеров каждый день видит, самых разных сортов. Они не пользуются услугами постоянного курьера. Значит, и волноваться нечего.
За спиной ресепшионистки стоял парень с прицепленной
Банком управляла боливийская фирма. Вероятно, основанная в прошлом веке на деньги от торговли кокаином. У боливийских нацистов были связи в криминальной среде.
Вероятно. И возможно, что, если ВА связан с этими людьми, стирание счетов ничуть не помешает банку предоставить средства ВА. Если так, то вся эта хреномутия бессмысленна.
А возможно, это нормальный, законный банк. В каковом случае...
Не надо об этом думать. Ты всего лишь курьер. Улыбайся непричёмно. Жуй жвачку. Сделай вид, что тебе не терпится сбежать на обеденный перерыв.
— У меня пакет для Йоста, — сказал он, глянув на адрес. — Генри Йоста. Вице-менеджера по чему-то там непроизносимому.
— Староват ты для такой работы, — отозвался эсбэшник. В тоне его не было подозрительных ноток, он просто размышлял вслух.
— Угу, в таком возрасте уже полагается стоять на стрёме и приглядывать, что за курьер к тебе припёрся, — сказал Торренс.
— Идиот. Шуток не понимаешь. Ладно, давай.
Торренс посмотрел на него с таким видом, будто молчаливо посылает нахер, и положил пакет на стол секретарши.
Она с отсутствующим видом черканула подпись на линзе его телеклипа.
— Можете идти, — сказала девушка.
Англичанка. Интересно, с каких пор англичанки-секретарши стали частью обязательного этикета? Во всяком случае, раньше, чем он мог припомнить. Торренс полагал, что это элемент бессознательного классового разделения.
Её подпись истаяла в телеклипе. Больше в телеклипе никаких данных не было, но секретарша этого не знала.
А что, если этот чувак из СБ захочет просмотреть записи или связаться с компанией, пока я ещё не уехал? подумал Торренс. Почему Стейнфельд поручил это дело мне? Я ж, блин, не актёр. Лучше было послать Роузлэнда. Он бы тут органичнее смотрелся.
Но охранник как раз отвлёкся на проходившую по коридору высокопоставленную сотрудницу; он ел глазами её обнажённые ноги и упакованную в западноафриканский купальный костюм задницу. Купальные костюмы в офисе? Мода ВольЗоны, надо полагать, подумал Торренс.
— Можете идти, — повторила девушка.
— Спасибо, — Торренс постарался не сорваться на бег, уходя к лифту.
Двери смыкались за ним, когда заорали сирены. Вот же ж твою мать, Стейнфельд же клялся, что эта чёртова машинка защищена от детекторов.
Он почувствовал толчок. Кабина остановилась. Свет погас. Он застрял между этажами во тьме.
Прекра-асно.
Эффекты ЭМИ проявились быстрей, чем он ожидал, и, наверное, это хорошо: это значит, что работа выполнена. Электромагнитный импульс, созданный устройством в пакете, стёр все банковские счета, полностью разрушил компьютеры, пережёг чипы. Они останутся с одними только бумажными записями, да и это дело долгое. Если Муса справился со своим курьерским заданием в Женеве, то большая часть активов ВА будет заморожена или невосстановимо утрачена.