Житие маррана

Агинис Маркос

— «Спокойно ложусь я и сплю, ибо Ты, Господи, один даешь мне жить в безопасности», — подхватил мой друг.

Мы переглянулись.

— Четвертый псалом, — кивнул я. — Прекраснейшая из молитв для людей, окруженных сетями нечестивых.

— То есть для нас?

Ни Маркос, ни я не завершили чтение малым славословием Gloria patri, как сделали бы католики, и эта деталь стала лучшим подтверждением наших надежд. Мы все поняли и сияющими глазами посмотрели друг на друга, словно встретились после долгого и полного опасностей путешествия.

? ? ?

—

Вы только что сказали, — произнес Франсиско, тщательно взвешивая каждое слово, — что мы должны убояться дьявола и его тенет, ибо они ведут к погибели. Что должны страшиться еретиков и гнусных иудейских обычаев. Да, именно так, я не ослышался. Однако можете мне поверить, брат Алонсо, что из-за вас и ваших соратников нам, евреям, угрожает опасность куда более явная и ощутимая, чем дьявол: вы, христиане.

103

— «Лобзай меня лобзанием уст твоих! От благовония мастей твоих имя твое — как разлитое миро. Ибо ласки твои лучше вина».

— О, Франсиско, как красиво! Ты настоящий поэт.

— Любимая, Песнь песней сочинил не я, а царь Соломон.

— Она прекрасна! Всё бы слушала и слушала?

— «Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях», — я нежно коснулся ее щеки.

— Ах, а мне и ответить нечего…

— Ответь: «Мирровый пучок — возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает».

— Франсиско…

— Тебе не понравилось? Послушай тогда вот это: «Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами».

— Скажи что-нибудь, что я смогу повторить для тебя.

— «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами».

— Как красиво! Что яблоня между лесными деревьями, то мой возлюбленный Франсиско между юношами, — улыбнулась Исабель.

— Можешь добавить: «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня».

— Я люблю тебя.

— Скажи: «Франсиско, супруг мой!»

— Франсиско, супруг мой!

— «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий».

— Как восхитительно! Я вся дрожу!

— «Два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями».

— О, любимый!

— «Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой похож на пальму, и груди твои — на виноградные кисти».

Исабель гладила мой лоб, подбородок, шею. Мы стояли обнявшись, овеянные магией Песни песней. Цветущая ветвь лавра колыхалась на ветру, приветствуя ночь любви.

Перед женитьбой я постарался сделать наше будущее жилище удобнее и просторнее. Расширил прихожую, побелил стены в спальне, добавил пару пристроек для прислуги. Купил стулья, два ковра и широкие полки. Повесил в столовой солидную люстру и всюду расставил подсвечники: пусть в доме будет больше света. Во дворе громоздились штабеля кирпича-сырца и груды камней — можно еще строить и строить, материала хватит.

Заручиться согласием дона Кристобаля было не слишком сложно, поскольку он тут же расставил точки над i: при всем уважении ко мне следовало сделать так, чтобы его любимая падчерица после замужества ни в чем не нуждалась. И свадьба состоится только в том случае, если я гарантирую, что на свои доходы и сейчас, и впредь смогу обеспечить

семье безбедную жизнь. Незримая тень брата Хуана Баутисты Уреты стервятником реяла над нами. Под влиянием монастырского визитатора дон Кристобаль тянул с ответом, хотя прекрасно знал, что и жалование у меня вполне приличное — сто пятьдесят песо, и частные пациенты на гонорары не скупятся. Впрочем, возможно, он просто не был уверен, следует ли отдавать Исабель за нового христианина. Но в конце концов мы все-таки ударили по рукам и заключили договор, для подписания которого прибыли нотариус и трое свидетелей: капитан Педро де Вальдивия, брат Урета и капитан Хуан Авенданьо, родственник доньи Себастьяны.

Нотариус составил предлинный документ и прочел свой опус вслух; мы одобрительно переглянулись и поставили под ним подписи одним и тем же пером, которое по очереди торжественно вручал нам надутый чиновник. Текст начинался такими словами: «Я, врач Франсиско Мальдонадо да Сильва, проживающий в городе Сантьяго-де-Чили, перед всемилостивым Господом нашим Иисусом Христом и Пресвятой Богородицей обязуюсь взять в жены девицу Исабель Отаньес». И далее: «Доля, вносимая в приданое сеньором Кристобалем де ла Серда-и-Сотомайором, доктором права, судьей Королевской аудиенсии, равняется пятистам шестидесяти шести серебряным песо». Из них наличными невесте причиталось только двести пятьдесят песо, на остальную же сумму были приобретены предметы одежды и туалета, тщательно перечисленные въедливым крючкотвором: «Верхнее женское платье общей стоимостью сорок пять серебряных песо, шесть вышитых женских рубашек стоимостью сорок пять серебряных песо, нижние юбки из руанского узорчатого полотна стоимостью восемь серебряных песо, четыре новых простыни из руанского полотна стоимостью двадцать четыре песо, льняная нижняя юбка поношенная стоимостью восемь песо, четыре полотенца стоимостью один песо». И так далее в том же духе. Дон Кристобаль в убытке не остался. Договор гласил, что жених, то есть я, вносит триста песо единовременно и обязуется впоследствии увеличить свою долю до тысячи восьмисот песо. Если Исабель Отаньес овдовеет или брак по каким-то причинам будет прекращен, вышеозначенная сумма достанется ей. И наконец: «Подтверждаю свое полное согласие на передачу данных средств моей супруге. Дата и подпись».

Дома, после свадьбы, я вновь услаждал слух Исабель стихами из Песни песней, а потом долго любовался в полумраке лицом своей ненаглядной. Она спала, пышные волосы рассыпались по плечам, грудь тихо поднималась и опускалась. Ее близость наполняла душу радостью и верой в завтрашний день. Наконец-то мечта стала явью. Думая о грядущем счастье, я без устали обустраивал дом, перечитывал книги Руфи, Юдифи и Эсфири и мечтал: «Наша с Исабель семья будет мне наградой за все страдания. У нас родятся дети, и заживем мы в любви и согласии».

Церемония бракосочетания прошла скромно, как того требовали обстоятельства. Исабель была ревностной католичкой, и я уважал чувства супруги. Она, разумеется, ничего не знала о моей истинной вере. Ни в коем случае не следовало взваливать на ее хрупкие плечи груз этой тайны. Двуличие неизбежное, но увы, не слишком-то похвальное.

Однако, как говорил Маркос, иного выхода пока не предвиделось. Стремясь сохранить свободу, я, по злой иронии, должен был постоянно наступать себе на горло: любезничать с доном Кристобалем, осторожничать с братом Уретой и скрытничать перед собственной женой. Иными словами, пошел по стопам отца, хотя почему-то не сомневался, что сумею перехитрить судьбу. Ничего не скажешь, смелый вызов. А точнее, безрассудный.