Житие сестер обители Тёсс
Шрифт:
Из непороговых состояний достойны внимания в интересующем нас отношении сон (М. Эбнер), а также то, что в восточной аскезе называется «тонким сном»: краткая дремота «в стуле своем» во время исполнения многочасовых молитвенных правил (Г. Сузо). В эти мгновения телесной пассивности активно и причудливо сочетаются смыслы, полученные при чтении молитв: образы, клише и мотивы. Так, монахине обители Унтерлинден Хайльраде де Хорбург явился — после того, как она провела рождественскую ночь в коленопреклоненных молитвах и затем на рассвете присела отдохнуть на скамью, — Господь Иисус со словами: «Проси Меня, о чем пожелаешь» (Un. 459).
И все-таки, как можно убедиться при чтении публикуемых
В воскресенье пред Рождеством, когда конвент сидел за вечернею трапезой, начало смеркаться, и нужно было зажигать огни. Тогда сия сестра (А. Лангманн. — М.Р.) подумала про себя: «Ах, Господи, так обычно делают на свадьбу: когда темнеет, возжигают свечи. А кто же нынче невеста?» <...> Тут перед ней зажгли свечку, и ее осенило: «Благо мне! Невеста-то — я». И вот к ней подошел наш Господь и наделил ее таким благом, что она едва сумела подняться из-за стола, и ее пришлось отводить в келью. Она же разразилась громким смехом и принялась беседовать с Господом нашим.
Как видим, дневное сознание при переживании себя как метафоры: пророка, судии, ратника Христова — многочисленные примеры из раннего Нового времени см.: Wentzlaff-Eggebert 1969 — является, по существу, вялотекущим экстазом. Его отличают постоянство, высокая степень индивидуальной мобилизации, а также (укажем, отклоняясь от непосредственной темы исследования) исключительная, нередко осознаваемая как чудо, эффективность действий в исторической ситуации.
III. Генрих Сузо: построение автоагиографии
1. Ранние этапы жизни Служителя
Теоретиком, идеологом и практиком имитационной мистики был ученик, в молодые годы сподвижник, И. Экхарта визионер Г. Сузо (1295—1366). Проживая в «Островном монастыре» Констанца, а затем в доминиканской обители Ульма, он был куратором, проповедником и духовником ряда женских конвентов и бегинажей в Швейцарии и южной Германии. Если верить автобиографии Г. Сузо, то он увел в монастырь многих представительниц знатных родов, причем без согласия их родственников, за что его намеревались убить, и даже заключались клятвенные союзы с этой целью — тем более что его мистическое направление смешивалось в общественном мнении с пантеистической сектой «Братьев и сестер свободного духа».
Сам Г. Сузо миновал в своем становлении по меньшей мере три кризиса. О них повествуется в сочинениях его авторского сборника «Exemplar». Отданный в 13 лет в монастырь, он вел на протяжении пяти лет теплохладную жизнь: «спокойное и привольное житие <...> в свое удовольствие», достаток вина, воды, сон «на соломенном тюфяке» (ГС 50), при воздержании от явных грехов. В терминологической системе, принятой в сочинениях Сузо, этому состоянию соответствует термин «gemach»: покой, удобство, уют. Однако, испытывая подспудную неудовлетворенность, Служитель (так именует себя Г. Сузо в автобиографии)
В своей аскезе констанцский визионер, конечно, не был одинок. Литература доминиканок 1-й половины XIV века изобилует описаниями аскетических подвигов. Взять хотя бы монахиню из обители Отенбах Адельхайд Фрайбургскую. Примечательной чертой приводимого далее рассказа является то, что тело Адельхайд выступает как отдельный от нее самой субъект лености, нерадивости и лукавства, которого необходимо учить. Когда тело захотело ячменного хлеба, Адельхайд накормила его смесью старой овсяной муки и мышиного помета, и тело расплакалось (см.: AF 531). Другой раз, когда тело хотело «быстренько» помолиться, она его затащила в прорубь, а потом заставила отстоять утреню и мессу, так что тело не могло само двигаться, и посторонним пришлось провожать его в келью. С этих пор тело стало послушным, и, где воля хотела одно, тело было готово к большему вдвое (см.: AF 533).
Что касается Служителя, то его «внешним упражнениям» до поры не хватало внутреннего нерва, интриги. Их прагматика, смирение и умерщвление плоти, такой интригой быть не могла, но интригой стали «страсти Христовы»:
Стоял как-то раз один брат проповедник после заутрени перед распятием и воздыхал из глубины перед Богом, что не умеет он созерцать Его мученичества и страстей и что ему из-за этого горько, ибо того ему в тот час весьма не хватало, —
такими словами начинается «Книга Вечной Премудрости» Г. Сузо. Ответ Премудрости звучит так:
«<...> хочешь ли Меня лицезреть в нетварном Моем Божестве, тогда тебе подобает здесь со Мной познакомиться и Меня возлюбить в Моем страждущем человечестве, ибо таков самый скорый путь к вечному блаженству».
Страсти Христовы Г. Сузо, он же Служитель, вживил в аскетические упражнения, заимствованные им у египетских анахоретов, так что эти упражнения стали состраданием и «подражанием Христу», чем у анахоретов они не были. Упражнения вылились в своеобразное «театральное действо» (wartspil):
И вот, соорудил он себе из дерева крест, бывший длиной с вытянутую руку мужчины и имевший обычную ширину. В него он вбил XXX железных гвоздей, особенно памятуя обо всех ранах Господних и о пяти Его знаках любви. Сей крест он приладил на свою обнаженную спину меж плеч, к самой плоти, и восемь лет постоянно носил его денно и нощно во славу распятого Господа.
Он вытащил свою плетку с колючими шпильками и начал бить сам себя по телу, рукам и ногам, так что кровь потекла струйками вниз, словно при кровопускании. <...> Он стоял окровавленный и осматривал себя: вид его был плачевным, в некотором роде он походил на Христа, нашего Господа, когда Того подвергали ужасному бичеванию.