Житие сестер обители Тёсс
Шрифт:
Такова траектория жизненного пути Служителя: теплохладное состояние, аскетическая практика, имитационная аскеза, приключения и страдания, наконец, их заключительное переосмысление и обновленная презентация в рассказе, адресованном Э. Штагель.
IV. Театральность перформативной практики
Свое наиболее чистое выражение перформативная практика получила в имитационной аскезе как Г. Сузо (гл. 13—18), так и прочих харизматиков обоих полов. Выше мы охарактеризовали эту практику как таковую, в самых общих чертах, сравнив ее с современным перформансом и, так сказать, отстроив ее от него. Теперь же, в порядке продолжения и уточнения этой характеристики, следовало бы остановиться на театральных элементах, содержащихся в перформативной практике. Вопрос встает в первую очередь о сути той роли, которая исполняется в процессе имитационной (миметической) аскезы.
1.
Уподобляясь Иисусу и Деве Марии, харизматик играет не их, но выстраивает образ себя по подобию им. Подобие — это несущностное тождество сущностно нетождественного. Несущностное тождество складывается из всей совокупности процедур, которым харизматик подвергает себя в качестве «режиссера» (бичевать, привязывать на спину крест, морить голодом, жаждой) и которые он же испытывает на себе в качестве «актера» (быть бичуемым, носить на спине крест, изнывать от голода и жажды). Именно это некогда претерпевал и Христос, которым харизматик, впрочем, по существу отнюдь не является. Цель харизматика заключается в том, чтобы на фоне сущностного нетождества себя и Христа неизменно утверждать свое несущностное тождество с ним, во всём подражая ему и походя на него. Таково содержание терминов «подражание Христу» и «подражатель Христов», заявленных Г. Сузо в главе 15 книги I «Часослова Премудрости».
Совершенно по-другому выглядело бы действие, если бы постулировалось сущностное тождество харизматика и Христа. Оно, во всяком случае, перестало бы быть миметическим, наполнилось бы совсем другим содержанием. Здесь не имеет смысла строить гипотез, поскольку позднее Средневековье предоставляет богатый материал для наблюдений. «Определения» Альберта Великого, постановления Вьенского собора (1311—1312 годы) «Ad nostrum» (с перечнем «ошибок» бегардов и бегинок), «Cum de quibusdam mulieribus» (см.: Decreta 1998—2002/2: 383— 384, 374), грамота епископа Иоанна I Страсбургского [1073] , а также анонимный трактат «Сестра Катрай» свидетельствуют о наличии в доктринах пантеистических сект развитого концепта совершенного человека, основанного на богочеловеческом тождестве и включающего в себя целый ряд морально-этических экспликаций, раскрытий этого самого тождества (см.: Реутин 2010):
1073
Имеется в виду грамота, опубликованная епископом Иоанном 113 августа 1317 г. и ставшая прологом к преследованию бегардов обоих полов, а затем бегинок и бегинов в Страсбурге. Перечисляющая заблуждения секты «Свободного духа» по рубрикам (в отношении Бога, Христа, Церкви, таинств, Страшного Суда, святых) грамота дополнена перечнем заблуждений «секты бегардов», составленным по итогам инквизиционного дознания (см.: Хорьков 2003: 44—48).
Тебе надобно есть, если ты голодна, и пить, когда почувствуешь жажду. Носи мягкие рубашки и высыпайся на мягко выстланном ложе. Всё, чего бы твое сердце ни пожелало из пищи и развлечений, позволяй себе и живи не для кого другого, как лишь для себя. Если увидишь, что всё сотворенное Богом гибнет прямо у тебя на глазах, не предотвращай этого даже с помощью одной «Ave Maria». Повели любому творению служить тебе согласно воле твоей, Богу во славу. Ты должна иметь благородные одеяния, пребывать в одном месте и возводить (vff tragen) все вещи к Богу. Если захочешь насладиться всеми творениями, то делай это по полному праву, ибо каким насладишься, то возведешь к его истоку (treistu vff jn ir vrsprung). Тебе ведь известно: чем бы ни наслаждаться, то обретается в Боге, Богу во славу.
Логика такой этической доктрины очень проста. Коль скоро праведник идентичен Богу и является Богом, у него нет необходимости уподобляться ему, утверждать на фоне сущностного нетождества свое несущественное тождество с ним. А раз так, он может делать что пожелает, даже предаваться свальному греху — как это неоднократно случалось в вырытом под землей «Парадизе» кёльнских бегардов, чему в 1325 году был положен конец местным архиепископом Генрихом фон Бирне бург [1074] , — его изначально постулированная святость освятит его действия, которые по определению святы, даже если противоречат евангельским заповедям.
1074
В начале 1320-х годов в Кёльне и его окрестностях действовал ересиарх Вальтер Голландский (Walther von Holland), обративший в свою ересь немало народа и сожженный архиепископом Генрихом Вирнебургским (известным также как преследователь Экхарта) ок. 1222 г. Тот же Генрих разгромил в 1325 г. находившийся «под землей» «Paradies» кёльнских бегардов, причем 50 активных членов местной общины были сожжены либо утоплены в Рейне. Расправе предшествовала следующая история. Один из влиятельных бюргеров Кёльна тайно последовал за своей совращенной
2. Актерская техника
В поисках метода «imitatio» Г. Сузо, как и всякий другой харизматик, обращался к современной ему актерской технике. Многие главы его автобиографии свидетельствуют, что народная культура была ему близко знакома. Все школы зарождавшегося в его время масленичного театра: нюрнбергская, любекская, базельская, штерцингская и альпийская (юго-востока Германии) — владели лишь техникой отстраненного изображения, предполагавшей демонстративное разведение актера и его роли, к которой актер энергично, а иногда даже в открытую, выражал свое отношение (см.: Реутин 1996: 143—210). Именно эта техника была впоследствии культивирована Б. Брехтом. Мы далеки от того, чтобы отождествлять позднесредневековый «театр представления» и имитационную аскезу харизматиков — хотя бы по той причине, что последняя, будучи практикой себя, смещала внимание на самого исполнителя, полагала его своей целью, — но кажется, что путь к этой аскезе, при желании реконструировать ее, от современного ей масленичного театра ближе, чем от чего-либо другого.
Указанная близость обнаруживает себя, помимо прочего, в технике означивания. Деталям интерьера, где разыгрывался фастнахтшпиль (стол, стул, шкаф, окно, дверь в соседнюю комнату), приписывалось с помощью ремарок и жестов театрального герольда, а также в ходе игры то или иное значение: трона, кельи, аптеки, трактира. В последнем случае, коль скоро действие разыгрывалось в трактире же (Нюрнберг), использовалась семиотика наличного пространства — именно так, как играющим Г. Сузо использовалась семиотика предметов культа. Будучи заданы герольдом, значения поддерживались в течение игры репликами и действиями актеров.
Как сказано выше, харизматик совмещает в себе «режиссера» и «актера». В качестве «режиссера» он подбирает мифологические образцы, создает новые, варьирует старые формы аскетических упражнений, рассчитывает способы и меру воздействия на свое тело. В качестве «актера» он переживает такое воздействие, наслаждаясь своим «христоподобием» (cristfoermigkeit). Эта смена состояний «актера» и «режиссера» очень заметна в автобиографии Г. Сузо:
Сие он проделывал до тех пор, пока у него кисти рук и сами руки не начинали от напряжения дрожать, и тогда он придумал еще кое-что.
Он велел сделать себе две перчатки из кожи <...>.
Коль скоро указанное совмещение имеет место, активность и пассивность становятся обратными сторонами друг друга: что харизматик придумал и инсценировал, будучи «режиссером», то он испытал на себе, будучи «актером». Свою активную деятельность по воспроизводству и созданию смыслов он пережил как пассивное приобщение к этим смыслам. Г. Сузо называл такое активно-пассивное состояние «деятельной восприимчивостью» («uebige enpfintlichkeit») (ГС 114).
Самое важное и интригующее здесь — смена статуса смыслов с субъективного, когда создаются, на объективное, когда переживаются. В самом деле, не будет же харизматик истязать и умерщвлять себя лишь ради своих же фантазий! Нет, смыслы должны быть самодовлеющими, объективно-весомыми. И действительно, страдание, которое харизматик приготовил себе (а лучше — испытал в силу стечения обстоятельств), есть для него физическое, зримое свидетельство присутствия Божьего. Есть страдание — значит, Бог где-то рядом и занят тобой: «Страдай Меня из любви ко Мне, ибо Я не сумею обойтись без сего в тебе» (с. 282 наст. изд.). Не только харизматику необходимо страдать, но и Богу нужно, чтобы харизматик страдал:
Его милосердием мне было сказано <...>, что по причине подлинной любви к моим страданиям Он не может без меня обойтись <...>.
Поскольку страдание есть не что иное, как претерпевание Бога, И. Экхарт, толкуя евангельский стих «Блаженны, кто страдает за правду», противопоставляет для щееся «страдание ради Бога» («liden durch got») «страданию в прошлом» («gelitenhan») и «страданью только в намерении» («noch-liden-suln»), так как в двух последних видах страдания Бог уже и еще не присутствует (см.: МЭ 2010: 55). Активнопассивная структура страдания проливает свет на «отрешенность» (abegescheidenheit) И. Экхарта, «бесстрастие» (gelassenheit) Г. Сузо и «опустошенность» (lidekeit) И. Таулера. Эти родственные, близкие концепции предполагают активную, волевую деятельность ради создания условий пассивного и безвольного претерпевания Бога.