Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
Это радует, мелькнуло спасительная мысль в замутьнённом сознании Васьки. Значится убивать не будут. Значится творят самодеятельность - язви их душу...
– Говори, паскуда, кто тебя завербовал - не то, на хрен убъю?!!
– Дядя Вася и дядя Федя...
– пробормотал он неживыми губами. - И тётя Глаша впридачу... а Онищенко тут ни при чём - он в подсолнухе схоронился и носа ни казал...
– Я тебе сщас все почки, сука, отобъю!!! Если будешь дурить... Говори - в последний
Васька что-то слышал и что-то лепетал, стараясь усилием воли не касаться ничего, что было связано с заданием Центра. Он даже упомянул про люду и Гранатулова. Когда его ударили ещё и ещё по спине, а затем (он свёл колени с головой, обхватившись руками)точно по хребту - снова провалился в бездонный, с мерщающими точками в конце, чёрный колодезь...
– ...Кто такой Ставински?
– почти ласково и почти над ухом прошептал знакомый голос сквозь сизую тьму.
– Это Тимурбеков, снайпер, он с ним вместе... Они вместе со мной в Сталинграде...
– Бздишь, сука! Снова бздишь... Отвечай, не то забъю до смерти! И родителей своих не увидешь, и девушка... будут плакаться все вместе в платочек - будут мучиться и страдать...
– Мучиться и страдать - одно и то же... Родители это - дядя Вася и дядя Федя. Они сидят в Устькумлаге, на особом режиме, на Колыме.
– Ах ты, паскуда грёбанная! Заговоришь...
По нему стали опять молотить - он даже не чувствовал боли. Затем - был обвал в ледяное и мокрое. Его корёжило от холода, сотрясало мелкой дрожью. Одежда липла к телу и неприятно скользила, будто являлась сменной кожей - готовой вот-вот отпасть...
– Вста-а-авай, проклятьем заклеймённый...
– Ваське показалось, что он кричит, но он шептал это так громко, как только мог: - Весь мир, голодных и рабов... первый сокол Ленин, второй сокол Сталин... товарищ Сталин, я жизнь за вас готов отдать... Этому херу Гитлеру одна дорога - к дяде Васе и дяде Феде, на кичу, к параше... Что б его там петушили до второго пришествия...
– Ты что, сидел там, говори?
– Нет, щи хлебал и чинарики пускал...
– Жить хочешь?
– Да-а-а...
– Ваську снова отбросила в бездонную мерцающую тьму.Будто он угодил в безонную трубу со звенящими, будто из тонкого чёрного листа, металлическими стенками...
Он пришёл в себя в той же землянке, на хвойном полу из брёвен. Тело гудело и болело, покрытое ссадинами и синяками. О том, чтобы подняться без посторонней помощи и речи не могло быть. Об этом можно было сладко мечтать - так, во всяком случае, казалось... "..Слышишь, Вася, а подняться надо, - сказал он себе, ворочая набухшим влажным языком с привкусом горького и солёного.
– Точно коты в рот нагадили... Нет, вроде... не опускали точно... Подняться надо! Ну-ка, айн, цвай, драй..."
В следующий момент он набрал в лёгкие воздух (грудь
Он попытался привстать - удалось лишь ненамного поднять тело, чтобы снова рухнуть на брёвна. Ага, не сделал вдох-выдох... Сплюнул изо рта едкую хвою, снова сделал усилие - на этот раз правильно. Теперь удалось на карачках доползти до стены и опереться и полушария бревен.
"Ну и сука же ты, гладкая и правильная, - мысленно сказал он особисту, представляя его образ.
– Ох и доберусь же я до тебя, паскудятина..."
– Эй, прошептал он едва слышное: - Воды дайте...
Его тут же оглушил долёкий, точно в конце трубы, голос:
– Вы лучше сознайтесь во всём. И воды вам дадим, и поесть. А то ведь - по законам военного времени...
Это говорил командир отряда.
Васька разлепил веки и увидел - сначала, его порыжевшие сапоги, затем брюки немецкого покроя и знакомую отполированную кобуру.
– Не в чем мне сознаваться.
– Ну как - не в чем? Кто такой Ставински или... Ставинский? Вы же сказали, что говорили с ним?
– Так и сказал?
– Сказали, что "мне говорил Ставински". Что он вам говорил?
– Это так, знакомый...
– А почему фамилия нерусская? Он немец?
– По-моему, поляк. Из строительного батальона, организация Тодта.
– Вот-вот... А где познакомились?
– Я не имею права. Это задание...
– Ах, вот оно что... Ладно, курите.
– Я не особенно люблю. Ну, ладно...
Васька почувствовал, как ему в рот сунули самокрутку с запахом можжевельника. Затем - что-то полыхнуло; сладкий дым и едкая гарь мигом заполнили лёгкие. Он выронил самокрутку и затем, накренившись вперёд, вырвал. Упал на руки - его рвало с неистовой силой...