Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим
Шрифт:
Нтъ словъ, чтобъ описать мое страданіе, мою ярость, невроятныя, гибельныя и напрасныя ршенія, которыя я принималъ и отвергалъ въ тотъ вечеръ, мои стопы, вопли и ругательства и, несмотря на весь этотъ гнвъ и отчаяніе, мою необз^зданнзчо и непоколебимую любовь къ столь недостойному существзч Съ тхъ поръ прошло двадцать лтъ, но и теперь еще, при воспоминаніи, кровь закипаетъ во мн. Въ этотъ вечеръ я оставилъ ее, сказавъ, что ея з’вренность въ томъ, что я ни за что не женюсь на ней, показываетъ, какъ она хорошо успла изучить меня; и что, з’знавъ о такомъ безчестіи
посл женитьбы, я бы непремнно убилъ ее, а затмъ и себя, если бы, впрочемъ, могъ любить ее тогда также, какъ теперь. Я прибавилъ, что презираю ее меньше, чмъ слдуетъ, за то, что она имла честность и мужество добровольно признаться мн во всемъ и что во мн она б}’детъ имть врнаго друга, который никогда не покинетъ ее; я готовъ слдовать за ней и жить съ ней въ какомъ-нибудь неизвстномъ уголк Европы или Америки, гд она пожелаетъ, но никогда она не станетъ моей женой и не будетъ ею считаться.
Такимъ образомъ, я покинулъ ее въ пятницу вечеромъ. Сердце мое терзала тоска. Въ субботу я всталъ на разсвт и, увидавъ на своемъ столик огромный газетный листъ, случайно заглянулъ въ него; первое, что мн бросилось
ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ. 9
любовью, я оставилъ ее въ Рочестер, откзща она похала черезъ Дувръ во Францію со своей невсткой. Я же возвратился въ Лондонъ.
Вернувшись, я узналъ, что мз^жъ въ бракоразводномъ процесс ссылался на меня и этимъ оказалъ мн предпочтеніе передъ нашимъ третьимъ тріумвиромъ, своимъ собственнымъ конюхомъ, котораго онъ даже оставилъ у себя на служб: вотъ какимъ великодушіемъ и евангельскимъ терпньемъ отличается ревность англичанина. Что касается меня, я очень одобрялъ поведеніе оскорбленнаго мужа. Онъ не захотлъ убить меня, когда могъ бы, по всей вроятности, это сдлать; не захотлъ также взять съ меня выкзша, на что имлъ право по законамъ страны, гд каждая обида расцнивается по особому тарифу и гд за наставленіе роговъ приходится платить очень дорого. Если бы вмсто шпаги мн пришлось вынзчъ кошелекъ—я былъ бы разоренъ или, по крайней мр, мои дла совсмъ пошатнулись бы; на самомъ дл, потеря его была громадна, если принять во вниманіе его глубокую любовь къ жен и обиду нанесенную ему конюхомъ, который по отсз’л'ствію средствъ не могъ возмстить ее; и потому, соразмряя вознагражденіе съ ущербомъ, мн пришлось бы заплатить по меньшей мр десять или двнадцать тысячъ цехиновъ. Итакъ, добрый и честный молодой человкъ велъ себя въ этомъ дл гораздо лзтчше, чмъ я того заслужилъ. Процессъ продолжался съ Запоминаніемъ моего имени: дло было совершенно ясно благодаря многочисленнымъ свидтелямъ и признаніямъ разныхъ лицъ. Моего участія совсмъ не потребовалось. Я могъ покинз’ть Англію когда заодно и зазналъ лишь позже, что мз'жъ получилъ полный разводъ. Выть можетъ, я напрасно разсказалъ въ такихъ подробностяхъ этотъ З’жасный эпизодъ изъ моей жизни, который иметъ значеніе только для меня; но я нарочно настаиваю на немъ, такъ какъ онъ очень нашумлъ въ свое время и представляетъ собой одинъ изъ главныхъ слз'чаевъ, когда я могъ изучить себя на дл. Откровенно разсказавъ обо
всхъ подробностяхъ этого приключенія, мн кажется, я доставляю случай всесторонне узнать меня тмъ, кто бы этого захотлъ.
Глава XII.
СНОВА ПУТЕШЕСТВІЯ ВЪ ГОЛЛАНДІЮ, ФРАНЦІЮ, ИСПАНІЮ, ПОРТУГАЛІЮ; ВОЗВРАЩЕНІЕ НА РОДИНУ.
6 мая.
Переживъ такое жестокое потрясеніе, я не могъ успокоиться, пока передъ глазами моими были т же мста и предметы, среди которыхъ все происходило; такимъ образомъ, я поддался увщаніямъ немногихъ дрзтзей, сочувствовавшихъ горестномз' моему положенію, и ухалъ.
Я покинулъ Англію въ конц іюня; съ измученной душой, нуждающейся въ поддержк, я ршилъ сначала направить свой пзтть къ моему другу д’Акуна, въ Голландію. Въ Гдаг я пробылъ съ нимъ нсколько недль, не видясь больше ни съ кмъ; онъ утшалъ меня, насколько могъ, но рана была слишкомъ глз^бока. Такъ какъ моя меланхолія вмсто того, чтобы разсиваться, съ каждымъ днемъ росла, я ршилъ, что мн бзгдз^тъ полезны движеніе и развлеченіе, связанныя съ путешествіемъ. И я отправился въ Испанію. Это была чуть ли не единственная страна въ Европ, которой я не зналъ и я уже давно подумывалъ о томъ, чтобы създить тз'да. Я 113-е-тился въ пзпгь по направленію къ Брюсселю, по стран, которая лишь бередила мои сердечныя раны, особенно когда я начиналъ сравнивать мою первую любовь въ Голландіи съ этой страстью въ Англіи; продолжая мечтать, безумствовать, плакать и молчать, я пріхалъ, наконецъ, въ Парижъ. Этотъ огромный городъ понравился мн теперь не больше, чмъ въ первый разъ, и ничмъ не могъ развлечь меня. Я провелъ здсь около мсяца,
пережидая сильныя жары. Во время этого моего пребыванія въ Париж я могъ бы легко видть и даже посщать знаменитаго Руссо, благодаря одному знакомому итальянцу, который былъ съ нимъ въ близкихъ отношеніяхъ и говорилъ, что Руссо его очень любитъ. Этотъ итальянецъ хотлъ во что бы то ни стало свести меня къ философу, увряя, что Руссо и я созданы для того, чтобы нравиться другъ другу. Я чувствовалъ къ Руссо глубокое уваженіе, что больше относилось къ его гордому характеру и независимому поведенію, чмъ къ его произведеніямъ; то немногое изъ нихъ, что я читалъ, мн не понравилось и показалось натянутымъ и неестественнымъ. Въ конц концовъ, не 63'дучи любопытнымъ отъ природы и обладая—съ гораздо меньшимъ правомъ чмъ Руссо—такой же непоколебимою гордостью, какъ и онъ, я не пошелъ навстрчу этому знакомствз– , успхъ котораго былъ очень сомнителенъ, и не позволилъ представить себя надменномз’ и своенравному человку, за малйшую нез^чтивость котораго я отплатилъ бы вдесятеро; ужъ таковы прирожденныя свойства моего пылкаго характера: я всегда воздавалъ съ лихвою и за добро и за зло. На этомъ дло и остановилось. Но вмсто Руссо я завязалъ гораздо боле важное для меня знакомство съ шестью или семью людьми,
возвышенне Метастазіо. Перелистывая отъ нечего длать тридцать шесть томиковъ, я былъ очень удивленъ, видя рядомъ съ четырьмя нашими великими поэтами цлое племя римоплетовъ, которые были помщены здсь для полноты обзора, и именъ, которыхъ, по своему невжеству, я никогда не слыхалъ: Торраккіоне, Моргайте, Ричіардетто, Роландино, Мальмантиле, и рядъ поэмъ, о вз’льгарной ловкости и скучномъ многословіи которыхъ я пожаллъ лишь нсколько лтъ спз'стя. Но эта покз'пка оказалась для меня крайне благодтельной, ибо теперь въ моемъ дом навсегда водворились шесть свтилъ нашего языка: Данте, Петрарка, Аріосто, Тассо, Бокаччіо и Макіавелли. Увы! Къ моему несчастью и стыду, я дожилъ до двадцати двухъ лтъ незнакомый съ ними, если не говорить о нкоторыхъ отрывкахъ Аріосто, которые я читалъ въ ранней юности въ академіи, о чемъ, кажется, я уже упоминалъ. Воорзг– женный столь сильнымъ щитомъ противъ скзгки и праздности, что, впрочемъ, не мшало мн оставаться празднымъ, надодать другимъ и скз'чать самомзг,— я отправился въ Испанію въ половин августа. Я даже не взглянулъ на Орлеанъ, Тз’ръ, Пуатье, Бордо и Тзчіузу, наиболе веселую и прекраснз-ю часть Франціи, и въхалъ въ Испанію по Перпиньянской дорог. Барселона была первымъ городомъ посл Парижа, гд я не надолго остановился. Въ продолженіе этого длиннаго пути, проведеннаго большею частью въ слезахъ и одиночеств, изрдка я открывалъ тотъ или дрзчгой томъ моего дорогого Мон-тэня, котораго не читалъ з'же цлый годъ. Это чтеніе, то начинаемое, то бросаемое, давало мн нкоторзтю бодрость Духа и даже немного утшало меня.
Мои англійскія лошади остались въ Англіи и я продалъ ихъ всхъ, кром лучшей, которзчо оставилъ подъ надзоромъ зг маркиза Караччіоли; но такъ какъ безъ лошадей я былъ лишь половиной самого себя, то, не З'спвъ пріхать въ Барселону, кз’пилъ двз^хъ,—однзг андалузскую, золотисто-гндз'ю, чудное животное изъ породы сегіозіпі бе Хегег, и НасЬа изъ Кордовы, меньше рос-
томъ, но прелестную и полную огня. Я ст> дтства мечталъ объ испанскихъ лошадяхъ; но ихъ такъ трудно выписать! Поэтому я просто не врилъ, что у меня ихъ дв, и такія прекрасныя. Даже Монтэнь мало з^тшалъ меня. Я ршилъ продолжать путешествіе по Испаніи верхомъ, карета должна была хать короткими перездами и очень медленно. Въ этой полуафриканской стран нтъ почтоваго движенія въ каретахъ и не могло бы быть въ виду плачевнаго состоянія дорогъ. Задержанный въ Барселон легкимъ нездоровьемъ до начала ноября, я ршилъ съ помощью грамматики и испанскаго словаря почитать немного на этомъ дивномъ язык, который намъ, итальянцамъ, такъ легко дается. Дйствительно, мн удалось разобрать Донъ Кихота, котораго я понималъ довольно хорошо, а любилъ еще больше, но много помогло мн въ этомъ и то, что я читалъ его раньше по-французски.
Направившись въ Сарагоссу и Мадридъ, я понемногз^ сталъ привыкать къ новой манер путешествовать по этимъ пустынямъ, съ которой вполн можно примириться лишь при большой молодости, здоровь, деньгахъ и терпніи. Въ дв недли я очень недорно дохалъ до Мадрида и скоро сталъ находить боле удовольствій въ такомъ непрерывномъ пз'ти, чмъ въ остановкахъ по полз1– варварскимъ городамъ: впрочемъ, вамъ уже извстно, что при безпокойной подвижности моего характера для меня не было большаго удовольствія, чмъ зда, и большей скуки, чмъ остановки. Большею частью я совершалъ пшкомъ лучшую часть пути рядомъ съ моимъ прекраснымъ андалузцемъ, который слдовалъ за мной, съ врностью собаки и разговоръ междз' нами не прекращался; мн было очень радостно чувствовать себя съ ней вдвоемъ въ обширныхъ пустыняхъ Аррагоніи. Я всегда посылалъ впередъ своихъ людей съ каретой и мз’лами, а самъ слдовалъ за ними на далекомъ разстояніи. Илья же халъ на маленькомъ мул, съ рз^жьемъ въ рзжахъ и стрлялъ по дорог кроликовъ, зайцевъ и птицъ—настоя-
щихъ обитателей Испаніи; онъ прізжалъ за часъ или за два до меня и, благодаря его распорядительности, мн всегда было чмъ утолить голодъ, какъ въ полдневной, такъ и вечерней остановк.
Къ несчастью для меня (быть можетъ, къ счастью для другихъ), въ то время я еще не умлъ выражать въ стихахъ своихъ мыслей и чувствъ. Въ такомъ одиночеств и при постоянномъ движеніи я бы, вроятно, излился въ поток римъ; ибо тысячи моральныхъ и меланхолическихъ размышленій, тысячи печальныхъ, радостныхъ или безумныхъ образовъ иногда одновременно занимали мой умъ. Но тогда я не владлъ еще языкомъ, на которомъ могъ бы выражаться, и мн не приходило въ голову, что я когда-либо смогу написать что-нибзщь стихами или прозой. Итакъ, я довольствовался своими мечтаніями, иногда плакалъ горькими слезами или смялся самъ не зная отчего: явленія, которыя обыкновенно разсматриваются какъ безз^міе, если въ реззгльтат этого не является поэтическое произведеніе; но лишь только родится оно, сейчасъ же о беззтміи говорятъ: „это поэзія1*. И не ошибаются. Такъ я въ первый разъ 113'тешеетво-валъ до Мадрида. Я настолько пристрастился къ цыганской жизни, что въ Мадрид сначала очень екз^чалъ и мн стоило большихъ з’силій просидть тутъ цлый мсяцъ. Я ни съ кмъ не завелъ знакомства и никого не зналъ здсь, кром одного молодого часовыхъ длъ мастера, только что вернз’вшагося изъ Голландіи, ю-да оиъ здилъ изз'чать свое ремесло. Этотъ юноша былъ очень уменъ отъ природы и, уже немного повидавъ свтъ, вмст со мной горько стовалъ на печальное, варварское состояніе родины. Здсь я вкратц разскажу объ одномъ грубомъ и безумномъ постз’пк по отношенію къ Иль, который я совершилъ въ присзттствіи этого молодого испанца. Однажды вечеромъ, когда мы поужинали съ часовщикомъ и сидли еще за столомъ, вошелъ Илья, чтобы причесать меня, посл чего мы обыкновенно вс ложились спать. Навивая на щипцы