Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Альфиери Витторио

Глава VIII.

БЛАГОДАРЯ СЛУЧАЮ, Я ВНОВЬ ВИЖУ НЕАПОЛЬ И РИМЪ, ВЪ КОТОРОМЪ И ПОСЕЛЯЮСЬ.

Моя Дама, какъ я уже много разъ говорилъ, жила въ постоянной тревог. Ея семейныя горести только увеличились со временемъ, и постоянныя преслдованія мз'жа, наконецъ, привели къ ужасной сцен въ ночь св. Андрея, когда она вынуждена была искать защиты отъ его варварства, чтобы оградить свою жизнь и здоровье. И вотъ мн пришлось вновь (что совершенно не въ моемъ характер) всми средствами добиваться содйствія вла-

стей во Флоренціи, чтобы помочь этой несчастной жертв избавиться отъ варварскаго и недостойнаго гнета. Хотя я и сознаю, что старался тутъ боле для другихъ, нежели

для себя; хотя и сознаю, что совтовалъ возлюбленной крайнія мры лишь когда ея злоключенія достигли крайнихъ предловъ (ибо таково мое правило какъ въ чужихъ длахъ, такъ и въ своихъ); хотя я сознаю, наконецъ, что иначе невозможно было постз^гпить,— все же я никогда не З'нижсь до отвта на глупыя и злостныя обвиненія, которыми меня чернятъ съ тхъ поръ. Достаточно, если я скажу, что спасъ мою Даму отъ тиранніи неразз'мнаго и вчно пьянаго властелина, ничмъ при этомъ не задвъ ея чести и не оскорбивъ общественнаго мннія. Всякій, кто только близко наблюдалъ или даже просто слышалъ отъ другихъ подробности ужаснаго плна, въ которомъ она часъ отъ часу угасала, пойметъ, какія надо было преодолть трзщности, чтобы довести все до конца и добиться того, чего мн удалось достигнуть.

Сначала она поступила въ монастырь во Флоренціи, куда отправилась въ сопровожденіи мзока подъ предлогомъ осмотра мстности. Тамъ емз^г пришлось, несмотря на все его неудовольствіе, оставить ее, потому что таково было распоряженіе правительства. Она пробыла тамъ нсколько дней, посл чего ея пуринъ, жившій въ Рим, пригласилъ ее къ себ. Тамъ она вновь зщалилась въ монастырь. Причины ея разрыва съ мз'жемъ были такъ очевидны и такъ многочисленны, что вс единогласно одобрили ее.

Ояа захала въ Римъ въ конц декабря, и я остался во Флоренціи одинъ, какъ слпецъ, покинутый въ пз^– – стын, съ сознаніемъ неполноты жизни, неспособный къ занятіямъ, къ мышленію, равнодушный къ нкогда столь пылко любимой слав и къ самомз^т себ. Отсюда ясно, что если въ этомъ дл я работалъ для ея наибольшаго блага, для себя я не сдлалъ ничего, ибо не могло быть для меня большаго несчастія, чмъ не видть ее. Я не могъ, не оскорбляя приличій, немедленно послдовать за

нею въ Римъ; еще мене могъ я оставаться во Флоренціи, однако, я пробылъ тамъ до конца января 1781 года; но недли были для меня годами, и я не могъ больше ни работать, ни читать. Наконецъ, я ршилъ отправиться въ Неаполь; и всякій догадается, что выбралъ я Неаполь потому, что дорога Т}^тда шла черезъ Римъ.

Прошло уже больше года, какъ разсялся туманъ второго приступа скз'пости, о которомъ я говорилъ. Я помстилъ въ два пріема боле ібо.ооо франковъ во французскую пожизненную рентз^т, что длало меня независимымъ отъ Пьемонта. Я вернулся къ разз'мному расходованію денегъ, вновь купилъ лошадей, но только четырехъ, что было совершенно достаточно для поэта. Дорогой аббатъ Калз^зо з'же съ полгода какъ вернзшся въ Туринъ; вотъ почему, за неимніемъ дрз^тга, которому могъ бы доврить свою печаль, находясь въ разлук со своей Дамой, чзчзствуя, что слабю, я отправился въ первыхъ числахъ февраля верхомъ въ Сіенз', чтобы обнять мимоздомъ дрзта моего Гори и облегчить съ нимъ душу. Затмъ я продолжалъ пз^тть къ Риму, одно приближеніе къ которому заставляло уже биться мое сердце; такъ разно смотрятъ на міръ влюбленный и тотъ, кто не любитъ. Эта пустынная, нездоровая область, три года назадъ казавшаяся мн тмъ, что она и есть на самомъ дл, представлялась теперь моимъ взорамъ самой восхитительной мстностью въ мір.

Я пріхалъ, я увидлъ ее (о, Боже, при одномъ воспоминаніи объ этомъ сердце мое готово разорваться); она была узницей за ршеткой, несомннно, меньше притсняемой, чмъ во Флоренціи, но хоть и по другимъ причинамъ, такой же несчастной. Разв не были мы и теперь разлучены, и кто зналъ, когда это для насъ кончится. Но въ слезахъ моихъ для меня было утшеніемъ

думать, что, по крайней мр, здоровье ея мало по малу возстановляется; дзгмать, что она можетъ дышать боле свободнымъ воздухомъ, спать спокойнымъ сномъ, не трепетать безпрерывно передъ ненавистной тнью пьянаго мужа, что она можетъ, наконецъ, жить. Эта мысль длала для меня

мене жестокими и мене долгими ужасные дни разлуки, съ которою, однако, нужно было примириться.

Я оставался въ Рим очень короткое время; и здсь любовь заставила меня пуститься на цлый рядъ низостей и хитростей, на которыя я, конечно, не ршился бы для того, чтобы получить царства всего міра; низостей которыхъ позже я ожесточенно сталъ избгать (у порога храма славы, еще не смя надяться, что входъ для меня не загражденъ, я не сталъ кадить и льстить тмъ, кто были или считали себя привратниками храма). Я унизился до того, что длалъ визиты ея шуринз% заискивалъ передъ нимъ, такъ какъ отъ него одного зависла отнын ея полная свобода, сладостный призракъ которой манилъ нашу любовь. Я не стану много распространяться объ этихъ двухъ братьяхъ, которые въ то время были хорошо извстны всму свту; время поі'ребло и того и другого въ общемъ забвеніи и не мн воскрешать ихъ; я не могъ бы сказать о нихъ ничего хорошаго, а говорить дурное не хочу. Но изъ того, что я могъ сломить передъ ними свою гордость, пусть сдлаютъ выводъ о безмрности моей любви.

Итакъ, я отправился въ Неаполь; я далъ общаніе,. и моя щепетильность сдлала изъ него долгъ. Эта новая; разлука для меня была еще печальне, чмъ первая, во Флоренціи. Первая разлука, на сорокъ дней, дала лишь образецъ той жестокой скорби, которая ждала меня во второй, боле долгой и боле неопредленной разлук.

Въ Неапол—и потому, что видъ этихъ чарующихъ мстъ не представлялъ для меня ничего новаго, и потом}^г, что сердце мое было такъ глубоко ранено, я не нашелъ облегченія, котораго ждалъ.

Книги потеряли для меня всякое значеніе; стихи и трагедіи едва двигались. Посылать письма и получать ихъ—въ этомъ была вся моя жизнь и мысль моя могла вращаться лишь вокругъ отсутствз^ющей подруги. Каждый день я одиноко катался верхомъ по прекраснымъ берегамъ Позилиино и Байи, или по направленію къ Капз^

и Казерт, или еще гд-нибудь, очень часто со слезами на глазахъ и въ такой разбитости, что душа моя, полная любви и скорби, даже не испытывала желанья излиться въ стихахъ. Такъ провелъ я послдніе дни февраля и первую половину мая.

Но все же, въ нкоторые часы, мене тягостные, я бралъ себя въ рзчш и пробовалъ работать.

Я кончилъ перелагать въ стихи „Октавію", передлалъ половину стиховъ „Полиника", и мн казалось, что я усплъ придать имъ большую твердость.

За годъ передъ этимъ я кончилъ вторую пснь моей маленькой поэмы; я хотлъ взяться за третью, но едва могъ одолть первый стансъ, слишкомъ веселъ былъ сюжетъ для горестнаго состоянія моей души. Такимъ образомъ, въ эти четыре мсяца, кром писанія писемъ, полученныхъ отъ нея, другихъ занятій у меня не было.

Дла моей Дамы тмъ не мене начали понемногу выясняться: въ конц марта она получила отъ папы позволеніе выйти изъ монастыря и жить безъ огласки отдльно отъ мужа въ аппартамент, который пуринъ ея (по прежнему жившій вн Рима) предоставилъ ей въ своемъ римскомъ дворц. Я хотлъ вернуться въ Римъ, и въ то же время слишкомъ хорошо понималъ, что приличія запрещаютъ мн это.

Борьба любви и долга въ нжномъ и честномъ сердц—самая з'жасная страсть, которз^гю только можетъ вынести человкъ. Такъ прошелъ апрль, и я принялъ ршеніе провлачить такимъ же образомъ весь май, но около 12-го числа этого мсяца я, самъ не знаю какъ, очутился въ Рим. Какъ только я пріхалъ, сейчасъ же, вдохновляемый и научаемый любовью и необходимостью, я предпринялъ и привелъ къ концз^ цлый рядъ проис ковъ и низкопоклонныхъ хитростей, чтобы получить право жить въ томъ же город, гд жила возлюбленная, и видть ее. Такъ, посл столькихъ усилій, трзщовъ, яростныхъ порывовъ къ свобод, я внезапно обратился въ человка, длающаго визиты, кланяющагося до земли,