Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Альфиери Витторио

Такимъ образомъ, это почти пятимсячное пребываніе въ Сіен цлительно подйствовало на мой духъ и разумъ. Кром работы надъ произведеніями, которыя я назвалъ, я съ настойчивостью и успхомъ продолжалъ изученіе римскихъ классиковъ, изъ которыхъ Ювеналъ такъ глз^боко поразилъ меня, что я впослдствіи постоянно перечитывалъ его съ тмъ же увлеченіемъ, какъ и Горація. Наступила зима, которая очень непріятна въ Сіен, и такъ какъ я еще не излечился отъ юношеской тоски по новымъ мстамъ, то въ октябр ршилъ перехать во Флоренцію, не будучи увренъ, проведз' ^ли тамъ зиму, или вернусь въ Туринъ. Но едва я усплъ поселиться во Флоренціи, устроившись только на мсяцъ, какъ неожиданное обстоятельство прикрпило меня къ этомз' городз^г и заставило пробыть въ немъ цлые годы. Это обстоятельство счастливымъ образомъ побудило меня навсегда отказаться отъ родного города; тогда-то, нако-

нецъ, я обрлъ среди золотыхъ цпей, которыя незамтно опутали меня здсь и ласково приковали, ту свободу литературнаго творчества, безъ которой я не создалъ бы ничего

хорошаго, если и признать, что я кое-что создалъ.

Предшествующимъ лтомъ, которое я провелъ, какъ уже говорилъ, цликомъ во Флоренціи, мн приходилось, не ища вовсе этихъ встрчъ, часто видть одну необыкновенно красивую и чрезвычайно привлекательную даму. Такъ какъ она была иностранка и изъ высшаго общества, невозможно было, увидвъ ее, не обратить на нее вниманія; притомъ добавлю—обративъ вниманіе не почувствовать ея неотразимаго очарованія. Почти вся мстная знать и вс родовитые иностранцы бывали въ ея дом; но такъ какъ я былъ погруженъ въ свои занятія и въ свою меланхолію, къ тому же обладалъ дикимъ и лричл'дливымъ нравомъ и упорно избгалъ тхъ женщинъ, которыя казались мн самыми прекрасными и привлекательными, то я и не захотлъ въ первое свое пребываніе во Флоренціи быть введеннымъ въ ея домъ. Однако, случалось встрчать ее очень часто въ театр и на прогулкахъ. Отъ этихъ встрчъ у меня въ глазахъ и на сердц сладко запечатллся ея образъ; черные глаза, горвшіе тихимъ огнемъ, въ соединеніи (рдкое сочетаніе!) съ очень блой кожей и совершенно свтлыми волосами придавало ея красот печать торжественности, которая не могла оставить равнодушнымъ того, кто видлъ ее, и отъ созерцанія которой жаль было оторваться.

Ей было двадцать пять лтъ; она обладала большой любовью и прекраснымъ вкусомъ къ литератзф и искусству; у ней былъ золотой нравъ, и, несмотря на это, ея семейныя обстоятельства были тяжелы и печальны и не давали того счастья и довольства, которыхъ она за-сл}'живала. Слишкомъ много было въ ней обаянія, чтобы я прошелъ мимо.

Но очутившись осенью вновь во Флоренціи, подъ вліяніемъ одного изъ друзей, который настойчиво побуждалъ меня представиться ей, я, считая себя достаточно крп-

кимъ, отважился пренебречь опасностью. Очень скоро я почувствовалъ себя въ плну, почти не замтивъ, какъ это случилось. Однако, колеблясь еще между ршающимъ „да“ и „нтъ* этого пламени, внезапно мной обуявшаго, я въ декабр на почтовыхъ умчался въ Римъ. Это было безумное и з'томительнее путешествіе, не давшее никакихъ результатовъ, если не считать сонета о Рим, который я однажды ночью написалъ въ жалкой гостиниц въ Баккано, гд мн не удавалось сомкн}ПЪ глазъ. Похать, побыть въ Рим и вернз'ться,—все это заняло двнадцать дней. По дорог туда, какъ и на обратномъ пз'ти, я прозжалъ черезъ Сіену. Тамъ я повидался съ Гори, который не освободилъ меня отъ новыхъ цпей, уже боле чмъ на половинз' меня сковавшихъ. Возвращеніе во Флоренцію заключило меня въ нихъ навсегда. Приближеніе этой четвертой и послдней сердечной горячки, къ счастью, проявилось совсмъ иными симптомами, чмъ припадки трехъ предыдущихъ. Т были безразсудны. Разсз^тдокъ и сердце въ моей новой любви создавали противовсъ другъ другу и образовали невыразимое сочетаніе, въ которомъ было, пожалз'й, меньше пылу и стремительностію, но за то они придавали чувству больше углз'бленности, длали его боле дз^шевнымъ и прочнымъ. Таковъ былъ огонь, который съ той поры бросалъ свой отблескъ на вс мои привязанности и мыс ли, и который можетъ исчезнуть лишь вмст съ моей жизнью. Я понялъ, наконецъ, посл двухъ мсяцевъ томленія, что нашелъ въ ней свою истиннзчо избранницз^ ибо не встртилъ, какъ въ дрзтнхъ женщинахъ, препятствій для своей литератзфной славы, и любовь, которзто она выразила мн, не отвращала меня отъ работы и не разсивала моихъ мыслей; наоборотъ, я въ ней чз^твствовалъ побз^г– жденіе и примръ для всего, что было моимъ благомъ. Я сз⁷млъ понять и оцнить это рдкое сокровище и съ того времени съ беззавтной страстностью отдался ей. И я не ошибся, потому что спустя цлыхъ двнадцать лтъ, въ день, когда я повряю 63'маг эти безз’мства,

уже вошедшія, увы! въ печальную полосу разочарованій,, я все боле воспламеняюсь любовью къ ней по мр того, какъ течетъ время, разрушая въ ней то, что не есть она сама,—хрупкія прелести смертной красоты. Каждый день сердце мое возвышается, смягчается, облагораживается благодаря ей, и я ршаюсь сказать, ршаюсь врить, что она чувствуетъ то же по отношенію ко мн, и что сердце ея, находя опору въ моемъ, черпаетъ въ немъ новыя силы.

Глава VI.

Я ПЕРЕДАЮ ВСЕ СВОЕ ИМУЩЕСТВО СЕСТР.

НОВЫЙ ПРИСТУПЪ СКУПОСТИ.

Я радостно принялся за работу съ просвтленнымъ и утоленнымъ сердцемъ, какъ человкъ, нашедшій, наконецъ, свою цль и опору. Про себя я твердо ршилъ не покидать Флоренціи, по крайней мр, до тхъ поръ, пока моя любовь бзщетъ жить здсь.

Насталъ моментъ для выполненія плана, который давно з'же созрвалъ въ моей голов, и осз’іцествленіе котораго сдлалось для меня безусловной необходимостью въ тотъ день, когда я съ такой врностью отдалъ свое сердце столь достойному суіцествз?.

і₇₇8.

Я всегда ощущалъ, какъ нчто превышающее мои силы, тяжесть и докз^чность цпей своего рабскаго положенія на родин, и среди нихъ въ особенности незавиднз^гю привиллегію знатныхъ феодаловъ—обязанность испрашивать у короля разршеніе для того, чтобы покинз^ть королевство даже на самое короткое время; разршеніе это министръ нердко выдавалъ съ нкоторыми затрз'дне-ніями, нелюбезно и всегда чмъ-нибущь ограничивалъ.

Мн приходилось уже раза четыре или пять обращаться къ нему съ этого рода просьбами, и хотя каждый разъ мн разршали,

я находилъ несправедливость!© самую необходимость разршеній (ея не существовало ни для младшихъ членовъ аристократическихъ семей, ни для горожанъ, къ какому бы классу они не относились, за исключеніемъ состоявшихъ на служб); такимъ образомъ, всякій разъ я подчинялся съ отвращеніемъ, все возраставшимъ по мр того, какъ отрастала моя борода. Каплей, переполнившей мое терпніе въ этомъ дл, была послдняя нелюбезность министра, о которой я уже упоминалъ. Кром того, мои писанія день ото дня становились многочисленне: эта „ Виргинія^ч, которую я написалъ прозой въ томъ дух свободы и съ такой силой, какъ того требуетъ сюжетъ; моя книга „О тиранніи¹¹,. написанная такъ, какъ если бы я родился и выросъ въ стран справедливости и настоящей свободы; удовольствіе и живое одушевленіе, которое я находилъ въ чтеніи Маккіавелли, Тацита и немногихъ другихъ писателей, возвышенныхъ и свободныхъ; размышленія, приведшія къ тому, что я далъ себ ясный отчетъ въ своемъ положеніи—въ невозможности оставаться въ Турин, если желаешь печататься, и въ невозможности печататься, если желаешь оставаться въ Турин; глубокое убжденіе, что меня ждутъ тысячи опасностей и препятствій, если я будз^г печататься вн Турина, оставаясь подвластнымъ законамъ своего отечества, которые я приведу ниже; прибавьте къ этимъ соображеніямъ, достаточно важнымъ и яснымъ для всхъ, еще страсть, которая совсмъ по новомз^г, къ моему величайшему счастью, овладла мною. Всего этого, кажется, достаточно, чтобы приступить съ з'порствомъ и жаромъ къ важномз' длу, задуманномз' мной— къ освобожденію себя отъ пьемонтскаго подданства, насколько это возможно, и разрыву навки, во что бы то ни стало, съ гнздомъ, гд я родился.

Мн представлялось нсколько способовъ для достиженія этой цли. Я имлъ возможность изъ года въ годъ

возобновлять полученное разршеніе, и это было бы, ножа лз^?й, самымъ благоразумныйъ исходомъ, но онъ былъ нсколько сомнителенъ, и я не могъ вполн положиться на него, такъ какъ при немъ я продолжалъ бы оставаться въ зависимости отъ чужой воли. Открывалась еще возможность прибгнз^ть къ изворотамъ и хитрости, расплатиться съ долгами, тайкомъ распродать свое имущество или реализировать его какимъ-нибз’дь другимъ образомъ, чтобы исторгнз’ть его изъ благородной тюрьмы. Но все это недостаточныя средства, при томъ не вполн надежныя; они не приходились мн по душ, можетъ быть, и потому еще, что не являлись крайними. Склонный по ха-рактерз' своему ожидать всегда худшаго, я стремился совершенно и сразу покончить съ этимъ дломъ, къ которому такъ или иначе пришлось бы возвратиться, или отказаться отъ славы искренняго и независимаго писателя. Необходимо было выяснить положеніе вещей и установить, могу ли я спасти хоть что-нибудь изъ имз^гщества съ тмъ, чтобы немедленно ухать и начать печататься за предлами отечества; я взялся горячо за дло. И провелъ его хорошо, несмотря на свою молодость и страстность. Дйствительно, если бы при деспотическомъ образ правленія, подъ эгидой котораго я имлъ несчастіе родиться, я началъ бы печатать заграницей хотя бы невиннйшія произведенія, дло могло принять сомнительный оборотъ, и мои средства къ сзчцествованію, слава и самая свобода всецло оставались бы въ зависимости отъ неограниченной власти того, кто, несомннно, былъ бы уязвленъ моей манерой мыслить, писать и дйствовать съ благороднымъ презрніемъ свободнаго человка, и не сталъ бы, конечно, способствовать моимъ планамъ освобожденія отъ его владычества.

Въ Пьемонт сз'ществовалъ въ то время законъ, гласившій: „Беззюловно воспрещается кому бы то ни было печатать книги и всякія другія изданія вн предловъ нашего государства безъ разршенія цензуры, подъ зшро-зой штрафа въ шестьдесятъ скзщи или дрз^тгого, еще бо-

ле тяжкаго наказанія, вплоть до тлеснаго, если обстоятельства будутъ того настоятельно требовать для общаго назиданія¹¹.

Къ это-мз' закону присоединяется слдующій: „Подданные нашего государства не должны отлучаться безъ нашего письменнаго разршенія".

Легко заключить, что я не могъ сдлаться писателемъ, продолжая оставаться подданнымъ. И я предпочелъ стать писателемъ. Относясь съ глубокой ненавистью ко всякимъ золовкамъ и промедленіямъ, я избралъ еамз^ю простую и краткую дорогу—при жизни отдать всю недвижимость, какъ свободнзчо, такъ и феодальную, что составляло дв трети моего имущества, моей законной наслдниц—сестр Джуліи, вышедшей замз^гжъ, какъ я зоке говорилъ, за графа Кз^міана. Я сдлалъ это въ самой торжественной, беззжоризненно правильной форм, оставивъ за собой право на полученіе годовой пенсіи въ четырнадцать тысячъ пьемонтскихъ лиръ, равняющихся приблизительно 1400 флорентійскимъ цехинамъ, что составляло въ то время около половины всхъ моихъ доходовъ. Этого мн казалось вполн достаточнымъ, и другую половину я не считалъ слишкомъ дорогой платой за независимость моихъ мнній и за свободу моего пера и выбора мстожительства.

Но эта отдача имзщщства и выполненіе всей процедуры явилось для меня источникомъ сочнйшихъ непріятностей изъ-за разныхъ формальностей закона; он надолго затянзчш дло, ведшееся на разстояніи, письменной волокитой. Требовалось, кром всего прочаго, обычное разршеніе короля, ибо въ этой богоспасаемой стран нтъ такого частнаго дла, кз^тда бы не вмшивался король. Надлежало, чтобы мзокъ моей сестры, дйствовавшій за нее и за меня, ползшилъ отъ короля позволеніе принять мой даръ и полномочія выплачивать мн установленную ежегоднз^ю сумму, гд бы я ни захотлъ поселиться. Для самыхъ близорукихъ глазъ было достаточно ясно, что главнымъ мотивомъ этого дара было мое ршеніе поки-нуть странз^г.