Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим
Шрифт:
Извстія отъ моей Дамы, которыя я получалъ по пути къ Моден, наполняли мое сердце то печалью, то надеждой, и всегда были неопредленны.
Въ послднихъ, полученныхъ мною въ Пьяченц, сообщалось, что она можетъ оставить Римъ, что меня чрезвычайно обрадовало, такъ какъ Римъ былъ единственнымъ мстомъ, гд я не могъ съ ней видться. Но, съ другой стороны, тяжелыя цпи приличій мн и тогда строго запрещали слдовать за нею. Только съ большимъ трудомъ, жертвуя для мужа большими суммами денегъ, ей удалось пол}тчить отъ своего шурина и отъ папы разршеніе похать въ Швейцарію, на Баденскія воды, такъ какъ здоровье ея значительно измнилось отъ столькихъ непріятностей.
Она выхала изъ Рима въ іюн 1784 г. и направилась вдоль береговъ Адріатики черезъ Болонью, Мантую и Трентъ въ Тироль;—въ то самое время, когда я, оставивъ Туринъ,
могъ послать свою карету и людей прямо въ Тоскану, а самъ могъ бы на почтовыхъ нагнать ее, по крайней мр, повидаться съ ней. Я желалъ, я боялся, я надялся, я хотлъ, я не хотлъ; лишь т немногіе, кто дйствительно любилъ, знаютъ это душевное безпокойство! Но взяло верхъ чзъство долга и любовь къ ней, забота о ея добромъ имени; итакъ, я продолжалъ пз'ть въ слезахъ и богохульствуя, и все еще подъ тяжелымъ впечатлніемъ моей печальной побды пріхалъ въ Сіенз*- посл почти десятимсячнаго путешествія.
Въ Гори я нашелъ утшителя, въ которомъ никогда такъ не нуждался, какъ теперь, чтобы выучиться дальше влачить свою безотрадную жизнь.
Глава XIV.
ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ ЭЛЬЗАСЪ,—Я ВНОВЬ ВСТРЧАЮСЬ СО СВОЕЙ ДАМОЙ. — ЗАДУМЫВАЮ ТРИ НОВЫХЪ ТРАГЕДІИ.—НЕОЖИДАННАЯ СМЕРТЬ МОЕГО ДОРОГОГО ГОРИ ВЪ СІЕН.
24 мая.
Черезъ нсколько дней посл меня въ Сіену пріхали мои четырнадцать лошадей. Пятнадцатзчо я оставлялъ здсь на попеченіи друга: это былъ мой прелестный
рыжій „ Фидо“, тотъ, что въ Рим часто подставлялъ свою спину пріятной нош—моей Дам; изъ-за этого онъ сталъ для меня дороже всхъ остальныхъ лошадей вмст взятыхъ.
Вс эти животныя продолжали одновременно и развлекать меня и держать въ праздности. Такъ какъ къ этому прибавилось и сердечное безпокойство, то я тщетно пытался возобновить свои литератз'рныя занятія. Такимъ образомъ, болыпзчо часть іюня и весь іюль я провелъ не вызжая изъ Сіены, не занимаясь ничмъ; я напи-
салъ лишь нсколько стихотвореній. Написалъ также нсколько стансовъ, которыхъ не хватало въ третьей псн моей маленькой поэмы, и началъ четвертую пснь— послднюю. Идея этого произведенія, хотя и часто прерываемаго, писавшагося черезъ долгіе промежутки, всегда отрывками и безъ окончательно выработаннаго плана, однако, очень сильно запечатллась въ моемъ ум. Я особенно остерегался того, чтобы оно не вышло слишкомъ длиннымъ, что могло бы у меня легко случиться, если бы я увлекся эпизодами и прочими украшающими подробностями. Но чтобы произведеніе вышло оригинальнымъ и острымъ, жгучаго кислосладкаго вкуса, первымъ условіемъ являлась краткость. Вотъ почему я первоначально ршилъ ограничиться тремя пснями; но при просмотр друзей, почти цлая пснь была уничтожена и пришлось сочинить четыре. Впрочемъ, я склоненъ думать, что вс эти перерывы оставили слды на цломъ поэмы и придали ей характеръ нкоторой безпорядочности.
Пытаясь работать надъ этой послдней псней, я не переставалъ получать и писать длинныя письма; эти письма постепено наполнили меня надеждой и все боле и боле воспламенили желаніемъ поскоре свидться съ моей возлюбленной. Эта возможность стала настолько правдоподобной, что въ одинъ прекрасный день, не будучи въ состояніи боле сдерживаться, повдавъ только другу о цли путешествія и длая видъ, что я предпринимаю экскурсію въ Венецію, я выхалъ по направленію къ Германіи. Это было 4 августа, увы! день, воспоминаніе о которомъ всегда будетъ для меня горькимъ.
Смлый, полный радости, халъ я къ другой половин собственнаго сзчцества и не подозрвалъ, что обнимая своего рдкаго и дорогого друга, прощаясь съ нимъ на шесть недль, я покидалъ его навки. Даже теперь, посл столькихъ лтъ, я не могу думать и говорить объ этомъ безъ слезъ. Но не буду больше упоминать о нихъ; я постарался свободно излить ихъ въ другомъ мст.
Вотъ я и опять въ пути. Я вновь отправился по пре-
лестной поэтической дорог, идущей изъ Пистойи въ Модену, весьма быстро дохалъ до Мантуи, Трента, Инсбрз'ка, а оттуда направился въ Кольмаръ, городъ верхняго Эльзаса, на лвомъ берегз' Рейна. Близъ этого города я встртилъ, наконецъ, тзг, кого искалъ всюду, и чье отсутствіе остро оіцущалъ боле шестнадцати мсяцевъ.
Это нсколько длинное посланіе, которое я впослдствіи помстилъ среди своихъ стиховъ, было моимъ первымъ и почти единственнымъ опытомъ въ стил Берни, всю прелесть и изящное остроз'міе котораго я чзшствзгю несмотря на то, что не особенно склоненъ къ этомз' по натзф. Но не всегда достаточно бываетъ чувствовать, чтобы сумть выразить. Я сдлалъ, какъ могъ.
Шестнадцатаго авгзгста я встртился съ возлюбленной, и провелъ съ ней два мсяца, которые промелькнули какъ молнія.
Не прошло и двз’хъ недль, какъ ея присутствіе вер-Н3010 меня къ жизни и я, вновь обртшій всего себя сердцемъ, з’момъ и дз'шою, я, въ продолженіе двз^хъ лтъ и не собиравшійся вообще писать трагедій, я, поставившій
„Саула" на котз'рвы и твердо ршившій не снимать ихъ; я, самъ не знаю какъ, чуть ли не по чьему-то принужденію, задумалъ три новыхъ трагедіи: „Агисъ", „Софонизбу" и „Мирру". Темы первыхъ двзтхъ и раньше приходили мн въ голову, но я каждый разъ з'странялъ мысль о нихъ, но на этотъ разъ он такъ сильно отпечатались въ моемъ воображеніи, что нз’жно было набросать ихъ на бумаг съ з’бжденіемъ и надеждой, что я не пойду' дальше этого. О „Мирр" я не думалъ никогда. Этотъ сюжетъ, не мене чмъ библейскій, и всякій другой, основанный на кровосмшеніи, казался мн неподходящимъ для сцены, но напавъ слз'чайно въ „Метаморфозахъ" Овидія на краснорчивую и истинно богоподобнз'ю рчь, съ которой Мирра обращается къ своей кормилиц, я залился слезами, и мысль написать на эту тему трагедію молніей промелькнула въ моемъ з’м. Мн казалось, что могла полз'читься очень трогательная и оригинальная трагедія, если бы только авторз' з'далось такъ расположить дйствіе, чтобы зрители сами постепенно вошли во вс страшныя бури, которыя подымаются въ воспламененномъ и вмст невинномъ сердц Мирры, гораздо боле несчастной, чмъ виновной, и чтобы ири этомъ она не высказалась бы даже наполовинз', намеками, не смя не только говорить другимъ, но и самой себ признаться въ столь престз'пной страсти. Однимъ словомъ, въ моей трагедіи, въ томъ вид, какъ я ее набросалъ сначала, Мирра должна была длать то же самое, о чемъ она говоритъ з' Овидія; но она должна была длать это молча. Я съ самаго начала почз'вствовалъ, какъ неимоврно трудно мн 63'детъ наполнить пять дйстій одними душевными колебаніями Мирры. Эта трз’дность тогда меня все боле и боле воспламеняла, и когда посл я занялся разработкой, переложеніемъ въ стихи и напечатаніемъ моей трагедіи, она была моимъ постояннымъ поощреніемъ въ преодолніи препятствій; но теперь, когда произведеніе окончено, я боюсь этой трудности и узнаю ее на всемъ его протяженіи, предоставляя дрз'гимъ су-
дить, сумлъ ли я побороть ее цликомъ, или частью, или совсмъ не сумлъ.
Эти три новыя трагедіи вновь зажгли въ моемъ сердц любовь къ слав, которую я впредь желалъ лишь для того, чтобы подлиться ею съ той, что была мн дороже самой славы. Такъ прошелъ мсяцъ полный счастья; одно угнетало меня—что самое большее черезъ мсяцъ намъ снова придется разстаться. Но какъ будто страшной мысли о неизбжной разлук не было достаточно, чтобы отравить мои скоротечныя радости: враждебная судьба захотла прибавить и отъ себя не малую дозу горечи, заставляя меня дорого заплатить за краткую передышку. Письма изъ Сіены въ теченіе недли сообщили мн и о смерти молодого брата Гори и о серьезной болзни самого Гори. Дальнйшія принесли извстіе и о его смерти, посл шестидневной болзни. Если бы я не находился при этомъ внезапномъ удар близъ возлюбленной, послдствія его были бы гораздо з’жасне. Но когда есть съ кмъ плакать, слезы мене горьки.