Золотой век
Шрифт:
— Как угодно, была бы честь предложена. Ну, гайда вперед! — крикнул Пустошкин. И поезд тронулся.
Впереди ехала тройка с охотниками Пустошкина, затем экипажи князя Полянского и его слуг, а сам Пустошкин ехал позади; по бокам поезда ехали верховые охотники.
Таким образом, князь Полянский с семьей очутился как бы под конвоем у Пустошкина.
Проехав несколько по большой дороге, повернули на узкую проселочную.
Эта дорога шла густым вековым лесом.
По обе стороны дороги громадными исполинами
Дорога лесом была настолько узка, что едва можно было проехать тройками.
Кони лесом шли шагом.
— Эй, молодцы, удалые охотнички, потешьте моих гостей сиятельных веселой песней, разгоните их тоску! — громко крикнул Пустошкин, обращаясь к холопам.
И вот ночная тишина векового леса нарушилась громкой русской песней.
Эхом несется она и замирает где-то далеко-далеко.
Невольно заслушались этой песней князь Платон Алексеевич и княжны.
Обязательно и благотворно действует та песня на их расстроенные нервы.
В той песне говорится про неравную любовь добра молодца удальца к княжьей дочери. Как проведал про ту любовь неравную сам грозный князь и как предал лютой казни полюбовника своей дочери; как княжна-красавица ночкой темной на сырую могилушку друга сердечного хаживала и слезы горькие проливала, свою злую судьбину прокли-наючи.
— Стой, молодцы удалые, я вам велел моих гостей потешить веселой песней, а вы похоронную затянули, еще, чай, больше тоску на них нагнали. Пойте плясовую, да так, чтобы ноги ходуном ходили, все суставы говорили!..
И вот на смену грустной песне раздалась залихватская, плясовая… Сам Пустошкин, стоя в телеге, звонко подпевал.
— Папа, что это за люди?.. — спросила Наташа у отца, показывая на холопов Пустошкина.
— Я и сам не знаю…
— Это разбойники, непременно разбойники… Мы погибли, Натали, погибли!..
— Полно, сестра, тебе везде со страху разбойники грезятся…
— Ну кто же это, кто?.. И вид-то у них разбойничий и песни тоже какие-то разбойницкие…
— Папа, милый, посмотри, нас как под конвоем везут… Папа, ты что-то от меня скрываешь, — нас, видно, насильно везут? — с тревогой в голосе спросила молодая княжна.
— Кто говорит тебе про насилие, здесь никакого нет насилия!..
— А зачем же нас окружили эти люди? зачем?..
— Вероятно, для… безопасности, — успокаивал дочь князь Платон Алексеевич.
— Нет, тут что-то не так, нетрудно догадаться, Натали, что мы попали к разбойникам и вот этот, что на тройке едет, наверное, атаман… Не в добрый час мы выехали, не в добрый!.. — чуть не плакала княжна Ирина Алексеевна.
— Слушай, Наташа, и ты, сестра, покуда я жив и с вами ничего худого случиться не может. Я не допущу и словом вас обидеть, если что и случится с нами, дешево я не продам ни вашу, ни свою жизнь!.. С нами верные и преданные слуги, хоть их и немного,
Эти слова князя несколько успокоили княжну Наташу и ее тетку.
Ночь была, как уже сказали, светлая, лунная, и скоро наши путники увидали, что подъезжают к какой-то чудной и странной постройке.
На поляне, окруженной со всех сторон громадными сосновыми деревьями, стоял дом, высокий, узкий, в три жилья, похожий на четырехугольную башню, с черепичной крышею, с вышкою.
Дом этот, или замок, обнесен был высокой кирпичной стеной с башнями по углам, похожей на монастырскую ограду.
Посреди ограды находились железные ворота.
К этим воротам прежде всех подъехал Пустошкин, громко, как-то особенно в них стукнул; в ответ на этот стук ворота быстро отворились.
На двор высыпала целая толпа заспанных людей, кое-как успевших накинуть на плечи кафтаны.
Эти люди шеренгою выстроились в два ряда и низкими поклонами приветствовали возвращение своего господина.
— Прошу покорно, князь!.. Въезжайте… — останавливаясь в воротах и показывая на двор, громко проговорил Пустошкин.
Волей-неволей пришлось исполнить это князю, и когда все въехали, за ними гулко затворились ворота, загремели засовы и замки.
— Что же, мы теперь в вашей власти, так! — посматривая на железные ворота и высокую ограду, проговорил странному хозяину князь Платон Алексеевич.
— Да, князь, только до утра!.. Утром отворятся ворота, и мы проводим вас с честью…
— Послушайте, как вас там!..
— Дворянин я, Егор Захарьин, сын Пустошкин, к вашим услугам, князь!
— Я… я должен вам сказать, что князь Платон Полянский за честь свою сумеет постоять, обиды он не прощает и обидчику жестоко мстит!..
— Ну, я не таков, князь, за обиду плачу добром. Давеча вы, князь, ругали меня, к разбойникам причислили, мало того, собирались, как холопа, бить меня плетьми, но я, мол, не злопамятен и прошу радушно князя и княжен ко мне в хоромы, ужин готов и доброе винцо найдется…
— Прошу пожаловать за мной сиятельных гостей! — громко проговорил Егор Пустошкин, показывая на отворенные двери крыльца своего дома.
Князь Полянский и княжны пошли по двору между двумя рядами безмолвно стоявших холопов.
IX
Кто и что за человек, повстречавшийся с княжнами и назвавшийся помещиком Егором Пустошкиным?
Мы уже знаем, что этот помещик Пустошкин почти силою привез в свою лесную усадьбу князя Платона Алексеевича Полянского и княжен, — и усадьба эта, как-то странно, неизвестно в каком стиле построенная, напоминала собой как бы странный нрав ее хозяина или владельца.