"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).
Шрифт:
274 НБС 24. Л. 7.
275 Рила 1/20 (48). A. 52 — 53, 62; Смирнов. Материалы. С. 176.
276Хил. 302. Л. 121; Рила 1/20 (48). Л. 47; САНИ 123 (28). Л. 98.
277 Печ. 77. Л. 282; Дечаны 70. Л. 255.
278Рила 1/20 (48). Л. 52; САНИ 124 (29). Л. 144 - 145; Хил. 468. Л. 245. Из текста Устава неясно, кто осуществляет расследование, но скорее всего это архимандрит, который надзирает за всеми монастырями в регионе.
279 Хил. 305. Л. 36; Хил. 167. Л. 272 (здесь приводятся правила Никифора Константинопольского).
280Хил. 302. Л. 125; Хил. 305. Л. 88; Рила 1/20 (48). Л. 48.
281
282 САНИ 124 (29). Л. 139 - 140.
283 Хил. 302. Л. 82 - 83; Хил. 305. Л. 31 - 32.
284 Гудзий. С. 345 — 351. Об истории изучения жития Юлианы Лазаревской см.: Greenan Т. A. Iulianiya Lazarevskaya // Oxford Slavonic Papers, 1982. N.s. 15. P. 28 - 45.
285 НоваковиН. Примери кньижевности и je3mca, старога и српско-сло-венскога. С. 340.
286 Законик цара Стефана Душана. С. 100 (Струшки извод), 168—170 (Антонски извод); Burr. Р. 201.
287 Грамота митрополита Фотия в Псков (1422/1425) // РИБ. Т. 6. С. 431; Вопросы и ответы пастырской практики, ст. 65 //Там же. С. 868.
288 Деяния московских соборов, ст. 47, 72 —73; No 162 // Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи. Т. 4. С. 214 — 216.
289 Барское. С. 78, 82 - 83, 121.
«ВОЗЛЮБИХ БО РАЗУМ ЕА И БЛАГОЧЕСТИЕ» Образ идеальной любви в древнерусской литературе
Тема любви — особенно если говорить о ее современном понимании — не была главной в древнерусской литературе. Ее занимали другие объекты: войны и миры, засухи и моровые поветрия, жизнь церковная и дипломатическая. И все же любовь — «влеченье, род недуга», вероятно, всегда входила в жизнь наших предков. Чаще она выражала себя в фольклоре, реже — прорывалась в любовных посланиях на бересте. Будучи исключительно «периферийной» для Средневековья, тема любви все же обнаруживала себя в ряде произведений.
Представления о любви, о браке и семье, о семейных ролях супругов почти полностью определялись православной идеологией. В древнейших памятниках древнерусской литературы христианские постулаты о «второсортности» женщины переписывались компиляторами назидательных сборников из византийских первоисточников практически без изменений. Апокрифическое «Сказание, како сотвори Бог Адама» (XI — XII вв.) рисовало традиционную картину создания женщины из ребра Адама, обосновывая обязательность семейной иерархии: «Сказал (Еве. — О. Г) Бог: к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою».
В отличие от современной литературы, не склонной описывать любовь семейную, супружескую1, литература древнерусская только об этой любви и писала, только ее признавая собственно «любовью». Что ценилось в такой «семейной» любви?
Один из древнейших памятников древнерусской письменности — «Изборник Святослава» (1076) — донес в своем составе «Поучение Ксенофонта» — отрывки из переведенного с греческого «Жития Ксенофонта», византийского святого и константинопольского сановника. Древнерусский переписчик не случайно выбрал из великого множества произведений греческой агиографической литературы именно это житие: в нем содержались педагогические рассуждения и одновременно предлагался главный способ достижения желаемого идеала — целомудрие: «И до тех пор, пока вас (своих детей. — О. Г.) не родил, — признавался Ксенофонт своим детям, наставляя их на путь праведный, — не познал ее (свою жену. — О. Г.)у но хранил чистоту телесную». Целомудрие до брака и сохранение супружеской верности — главные добродетели частной жизни и многих других русских святых, а также причисленных к ним греческих подвижников, почитавшихся на Руси (например, Евстафия Плакиды и его жены).
Летописцы продолжали и закрепляли православную традицию восхваления верности и целомудрия, приравнивая их к любви. Особенно это касалось женских героинь летописных повествований. Так, например, знаменитая княгиня (по летописным известиям) Ольга строго блюла верность убитому
Согласно православной концепции, понятия истинной (читай: духовной) любви и «блуда» (любви плотской) — явления сильно дистанцированные друг от друга, категорически разделенные. Плотское вожделение — «плотногодие» — связывалось исключительно с внебрачными отношениями, во всяком случае не в переводных, а в оригинальных памятниках. О необходимости «блю-стися блуда» предостерегал еще Владимир Мономах, назидавший в своем «Поучении»: «Жену свою любите, но не дайте ей над собою власти». Это знаменитое высказывание из «Поучения» Мономаха, неоднократно повторявшееся позже в учительной церковной литературе, — парафраз христианского постулата «Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы».
Тех же, кто не любил своих законных жен и мужей, но зато любил плотские наслаждения — то есть «блудников» и «блудниц» — ожидала жестокая кара. Фантазия автора апокрифического «Хождения Богородицы по мукам» (XI — XII вв.) родила чудовищную картину погружения несчастных «по пазуху в огнь», где они могли разделить свою горькую участь вместе с «любодеи-цажи» и «сводницами», а также теми, кто безнравственно «творил блуд с кумами, матерями, дочерьми». При всей однотипности подобных описаний адских мук примечательно упоминание в тексте домонгольского времени именно сводниц: эта женская «профессия» была, как следует из данного текста, стара как мир, а назиданиям церковных деятелей следовали далеко не все и даже не большинство древнерусских прихожан.
«Девка погубляет свою красоту бляднёю, [как] муж свою честь тат[ъ]бдю (воровством. — О. /".)», — резюмировал со свойственной ему афористичностью древнерусский книжник Даниил Заточник в начале XIII века. Он вторил Владимиру Мономаху: «Ни муж в мужех, кто жены слушает», сводя понимание супружеской любви к выработке послушания в благоверных подругах жизни. Даниилу принадлежало одно из наиболее ранних в средневековой литературе рассуждений на тему «о злых женах», детально развитых позже древнерусской «Пчелой». «Зла жена и до смерти сушит», — переживал Даниил, рассуждая сам с собой о перспективе женитьбы на богатой невесте и жизни у богатого тестя и приходя к выводу о том, что богатая жена и любовь — «вещи несовместные». Богатая невеста и материально независимая супруга, по мнению Даниила, — это источник постоянных супружеских конфликтов. Чтобы усугубить устрашающую картину жизни бессловесного и униженного мужа при богатой и властной супруге, он изображал последнюю отвратительной, «ртастой» и «челюстатой» образиной. Какую любовь могло вызвать эдакое «злоо6разно[е\», «кривозорко[е\, подо6но[е\ черту» чудище? Ясно, что никакое богатство не смогло бы компенсировать присутствие чудища в семье.