А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
“прошение”, pardon, статья о реалистах появилась в “Руне”, где Вы
беззастенчиво писали о том, чего не думали, мне все стало ясно. Объяснение с
Вами оказалось излишним»143. Белому кажется оскорбительной и унизительной
попытка Блока усмотреть в творчестве Горького и следующих за ним писателей
выражение существенных коллизий времени; позиция Белого состояла в том,
что надо создать «синтетическую» теорию символизма и эта
вывести литератора из художественных тупиков, освободить русского человека
от одолевающих его противоречий жизни. О том, что спор идет не просто о
литературе, но и о вопросах жизни, ясно говорит полемика Д. Мережковского с
Блоком в статье «Асфодели и ромашка». Мережковский в этой статье ставит
себя в положение защитника Чехова от всей современной символистской
литературы. Согласно Мережковскому, «мистический анархизм… сделался, —
пусть только на миг, но все-таки нечего себя обманывать, сделался — душою
всей новейшей литературы». Под «мистическим анархизмом» здесь очевидным
образом понимается стремление увидеть в современной русской жизни
раскрытые годами революции социальные коллизии; Блока Мережковский
обвиняет в том, что он «… устремляется в “некультурную Русь”… к “исчадию
Волги”». Чехов, по мнению Мережковского, верит в Россию, «потому что
любит ее, верит в то, что будет, потому что любит то, что есть»144. Из всего
построения вытекает «синтетическая» концепция русской действительности,
согласно которой все «разрывы» и противоречия русской жизни
преодолеваются в «любви» или в «религии третьего Завета». В статье Блока
обнажается неустранимый никакими «синтетическими» средствами
объективный разрыв между «верхами» и «низами». Полемизируя с Блоком,
Мережковский, как и Белый, утверждает, что подобные «разрывы», если они и
есть, лечатся совсем не «анархистскими» (читай: революционными) способами
изменения русских общественных отношений, но «постепеновски», в духе
либерализма (как «постепеновец» принимается и обрабатывается здесь Чехов, в
целом чуждый Мережковскому). В исторической перспективе подобная
«синтетическая» концепция близка к славянофильству, органически входящему,
в качестве оттенка, в общую либеральную идеологию кадетского типа.
В этом контексте становятся понятными обвинения Блока в «анархизме» и
в «западничестве», исходящие со стороны представителей разных течений
символизма. В том же фельетоне Мережковского Блок изображается как
«рыцарь», «выскочивший прямо из готического окна с разноцветными
стеклами»145, — это вполне соответствует обвинениям в «субъективизме»,
143
Белый. Переписка. М., изд. Гос. лит. музея, 1940, с. 192.
144 Мережковский Д. Асфодели и ромашка. — Речь, 1908, 23 марта, с. 3.
145 Там же.
«индивидуализме» и «анархизме», предъявлявшимся Блоку С. М. Соловьевым и
Андреем Белым. По существу, здесь возникает серьезная общая проблема,
реально присутствующая в публицистической прозе Блока, — проблема, в
действительности имеющая, разумеется, совсем иной характер, чем в
изображении символистов. Не только Блок-поэт, но и Блок-прозаик ищет
социальной активности. Этот аспект блоковских исканий отражается как в
осмыслении проблемы «народа», так и проблемы «интеллигенции». Поскольку
все это преломляется чаще всего в материале культуры, в коллизиях искусства и
литературы, в большой блоковской прозе 1907 г. подобные поиски социальной
активности в связи с обобщенной категорией «интеллигенции» находят себе
выражение в усиленном выделении положительной роли той «лирики», о
сложном, двойном смысле которой шла речь выше. Со всей определенностью
такая положительная, социально активная функция «лирики» выделяется в
особенности в статьях «О лирике» (июнь — июль 1907 г.) и «О драме»
(август — сентябрь 1907 г.); большую роль подобным образом истолкованная
«лирика» играет также в статье «Литературные итоги 1907 года» (ноябрь —
декабрь 1907 г.), в целом, быть может, наиболее откровенно и резко
формулирующей проблему розни «народа» и «интеллигенции» во всей прозе
Блока до 1908 г. В положительной, социально активной своей функции
«лирика» связывается с наиболее общей, по Блоку, основой жизни: с
«музыкальным ритмом», определяющим закономерное движение мира: «И
бесстрашный и искушенный мыслитель, ученый, общественный деятель —
питается плодоносными токами лирической стихии — поэзии всех веков и
народов. И сладкий бич ритмов торопит всякий труд, и под звуки песен
колосятся нови» («О лирике», V, 132). «Лирика», плод деятельности
«интеллигенции», раскрывающая своими средствами общий «ритм»,
оказывается причастной к другим формам «интеллигентной» социальной
активности, а также и к социальной активности масс, «народа».
Понятно, что в этом контексте нет и не может быть никакого отрицания
«интеллигенции» в целом, нет и не может быть отрицания творческой
индивидуальности в любой форме общественной деятельности. Органично для