Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество

Чемоданов Николай Ильич

Наше рассмотрение носило сугубо синхронический характер. При диахронической, то есть исторической, постановке вопроса можно ожидать, что в названных социолингвистических вариантах дадут о себе знать и приобретут вес конкретные потребности развивающегося общества и его ступеней. Следовательно, социолингвистика в диахронии должна была бы оказаться в состоянии выявить точки соприкосновения, намечающиеся при переходе общественного в языковое [107] .

Следует, кстати, отметить, что в этом случае речь идет в первую очередь не о содержании, передаваемом в процессе коммуникации, то есть не о семантике, а о прагматических побочных явлениях коммуникации. С понятием прагматики мы затрагиваем еще одно ключевое понятие социолингвистики, которое одновременно напоминает о том, что социолингвистическая постановка вопроса оставляет открытым доступ для других дисциплин, в частности для марксистской семиотики. Приведем краткую и весьма упрощенную формулировку: общественно обусловленные языковые варианты являются дистинктивными признаками прагматики. Прагматика, являясь прежде

всего одной из областей семиотики и тем самым общей теории знаков, еще нуждается в социолингвистической интерпретации, чтобы приобрести лингвистическую релевантность. Прагматическое отношение З/П (знак / потребитель знака) вообще становится доступным с позиций лингвистики, если в акте коммуникации оно будет переведено в языковые единицы [108] .

107

См. там же, тезисы 7.5 и 7.6.

108

См. A. Neubert. Pragmatische Aspekte der Ubersetzung. Grundfragen der Ubersetzungswissenschaft. Leipzig, 1968, S. 33.

Но тут возникает чрезвычайно сложная проблема. Мы проиллюстрируем ее на примере того, чем в марксистском понимании является «лживый язык» буржуазии. Процитируем строки из «Немецкой идеологии», которые можно отнести также и к совершающимся ныне в широком масштабе империалистическим манипуляциям общественным мнением.

«Чем больше форма общения данного общества, а следовательно, и условия господствующего класса развивают свою противоположность по отношению к ушедшим вперед производительным силам, чем больше вследствие этого раскол в самом господствующем классе, как и раскол между ним и подчиненным классом, – тем неправильней становится, конечно, и сознание, первоначально соответствовавшее этой форме общения, то есть оно перестает быть сознанием, соответствующим этой последней, тем больше прежние традиционные представления этой формы общения, в которых действительные личные интересы и т.д. и т.д. сформулированы в виде всеобщих интересов, опускаются до уровня пустых идеализирующих фраз, сознательной иллюзии, умышленного лицемерия. Но чем больше их лживость разоблачается жизнью, чем больше они теряют свое значение для самого сознания, – тем решительнее они отстаиваются, тем все более лицемерным, моральным и священным становится язык этого образцового общества» [109] .

109

К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Собр. соч. Изд. 2-е. М., 1955, т. 3, с. 283 – 284.

Такие понятия, как «свобода», «демократия», «права человека», «самоопределение» и другие, которые зарождающаяся буржуазия противопоставляла феодальному общественному строю как вехи, действительно знаменовавшие прогресс, давно превратились в «labels» – ярлыки, этикетки, которые существовавшие классовые отношения лишили содержания. Таким образом, вскрываемая социолингвистикой «зависимость между языком и буржуазными отношениями» [110] состоит в апологетике языка. Так, в джунглях буржуазной прессы можно детально проследить, какой инфляции подверглись высокие понятия времен процветания буржуазии, превратившись в средство вуалирования действительных классовых отношений. Механизм и практическое осуществление этой направленной языковой политики составляют область интересов социолингвиста. Его интересуют методы, используемые фабрикаторами общественного мнения. Семантическая сторона вопроса, как ни важна она в общественной реальности, составляет для него (пусть и реальный) лишь фон. Употребление уже, можно сказать, окостеневших обозначений в целях сохранения противного общественным интересам социального строя представляет собой прагматическую акцию, которая требует социолингвистической интерпретации. Значение слова «свободный», например, в излюбленном выражении империалистической пропаганды «свободный мир» не идентично с энгельсовским понятием свободы из его теории необходимости. Следует ли считать, что перед нами лишь двузначность полисемантичного слова, два омонима, или правильнее было бы говорить с позиций социолингвистики о двух общественных вариантах одного словарного значения?

110

Там же, с. 284.

Если проанализировать всю сеть обозначений, употребляемых буржуазией для поддержания и восхваления своего классового господства, то можно получить определенный портрет буржуазной идеологии, своего рода спектр буржуазного сознания. Однако «лучи этого спектра» (если продолжить этот образ) в какой-то мере нейтрализуются «собирательной линзой» общенародного языка. Тот же самый язык, например немецкий, отражает идеологию рабочего класса и, в частности, его боевого авангарда – партии. Социолингвистика должна установить, в какой мере буржуазия и рабочий класс говорят на одном «языке» и в какой мере этот язык для них различен. При этом социолингвистика может использовать прагматическую постановку вопроса, направленную на исследование того, чтo оба основных класса «делают из одного и того же языка». Сквозь общенародный язык просвечивают различные «идеологические спектры». Это может стать исходной точкой для обширной программы исследований. На основе марксистско-ленинской теории развития общества должны быть выявлены и систематизированы классово обусловленные особенности употребления языка. Таким путем может быть исследовано как противоречие между реальным общественным положением и базирующимся на нем сознанием, с одной стороны,

и искажающей факты языковой оболочкой – с другой, так и соответствие прогрессивных общественных отношений и интересов наиболее эффективному языковому выражению. Правда, могут иметь место и должны быть исследованы также две обратные ситуации. Так, например, апологетика может выступать в прекрасном языковом оформлении, в то время как прогрессивные идеи могут скрываться за весьма скудным словесным арсеналом.

Следовательно, не существует прямой зависимости между требованием определенной исторической ситуации и его реализацией в успешной языковой коммуникации. Если мы говорили выше о социальных вариантах «в рамках» и «вне рамок» общенародного языка как о двух основных явлениях, рассматриваемых социолингвистикой, то теперь, обращаясь к функциям этих вариантов, мы переходим к следующему тематическому комплексу социолингвистики. Мы хотели бы здесь особо отметить роль языка как инструмента «социального воздействия» [111] . Конечно, это понятие намного шире и включает в себя не только социальные варианты. Но при осуществлении языкового воздействия – при помощи средств массовой информации или при межличностных контактах, официальных сообщениях, посредством художественной литературы – возникают релевантные для социолингвистики узловые пункты или точки приложения сил, через которые прокладывают себе путь как (пассивное) понимание, так и (активное) взаимопонимание. Это могут быть, например, так называемые ключевые слова [112] , равно как и общественно значимый акцент. Практически и социальные варианты в процессе коммуникативного воздействия постоянно подвергаются «перезарядке», усиливаются, отвергаются и, конечно, прежде всего создаются заново.

111

Характерно, что по этому тематическому комплексу имеется обширная буржуазная литература. См.:

· J.O. Hertzler. A Sociology of Language. New York, 1965 (особенно гл. XI: The Language of Social Control and the Social Control of Language, p. 264 – 299, а также библиографию на с. 533 – 535).

Сюда же относится так называемый «контент-анализ» Ласуэла (H.D. Lasswell. The Language of Politics. New York, 1949) и его последователей.

112

Ср.: G. Matore. La methode en lexicologie. Paris, 1953.

Проследим комплекс обозначений, связанных с 3-й реформой высшей школы, как он отразился в постановлениях, публикациях, радио, прессе и в первую очередь в повседневных разговорах в самих институтах и университетах. Здесь преобладают такие выражения, как, например,

· «всестороннее укрепление Германской Демократической Республики»,

· «осуществление научно-технического прогресса / научно-технической революции»,

· «тесная взаимосвязь науки, экономики и общественной жизни»,

· «наука как непосредственная производительная сила»,

· «концентрация»,

· «создание крупных научно-исследовательских центров»,

· «социалистический коллективный труд»,

· «классовое воспитание»,

· «единство научной работы и преподавания»,

· «научно-эффективный учебный процесс»,

· «новая по содержанию и методике организация учебного процесса»,

· «повышение квалификации»,

· «управление, планирование и организация системы высшего образования»,

· «новое качество руководства»,

· «современная организация науки»,

· «новая фаза социалистической политики в области высшего образования»

· и (в качестве противоположного полюса) «западногерманская политика в области науки и образования на службе монополистического капитала».

Это перечисление можно было бы продолжить или распространить на другие области (например, «развитие социалистической демократии», «вклад в дело осуществления нашей социалистической Конституции»).

Во всех этих терминах нашел свое отражение решающий аспект социальной действительности. Он обратился в лозунги, потому что развитое социалистическое общество повелительно требует оптимальной организации системы высшего образования и всего научного потенциала. Для выполнения стоящих перед университетами существенно возросших задач и для отыскания наиболее эффективных путей возникли выражения, которые в свою очередь оказывали обратное воздействие и вкупе с положением вещей порождали новые мысленные ассоциации. Причем для нашего социалистического общества характерно сознательное объединение научных, экономических и политических требований. Это находит свое отчетливое отражение в терминологии. Тем самым вышеприведенный комплекс обозначений становится решающим идеологическим средством обращения к народным массам, способным их заинтересовать и мобилизовать.

Весьма знаменательно, что постановление Политбюро ЦК СЕПГ «Дальнейшее развитие марксистско-ленинских общественных наук в ГДР» [113] провозглашает это взаимопроникновение и сочетание общественных потребностей и языковых форм основным объектом исследования языкознания. Согласно этому, при строительстве развитого социалистического общества возникают

«также и в отношении процессов языковой коммуникации новые задачи. Сюда относятся особенно исследования структуры и функций языка в общественной коммуникации…» [114] .

113

«Einheit», Ht. 12, 1968, S. 1455 – 1470.

114

Там же, с. 1461.