Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество

Чемоданов Николай Ильич

Примечательно, что значительная часть успехов, которые может записать в свой актив структурная лингвистика, достигнута благодаря сосредоточению внимания на области микролингвистики при абстрагировании от «внешних», «контекстных», «экстралингвистических», или «макролингвистических», факторов. При моделировании языковой компетенции генеративная грамматика предполагает наличие «сведущего говорящего», который в своем инварианте представляет всю языковую общность. Социальные факторы при этом не учитываются [96] . Поэтому структурной лингвистике, как правило, справедливо ставилось в упрек, что она рассматривает язык в застывшем состоянии, игнорируя его историческое и социальное многообразие. Хотя теоретическая абсолютизация этой стороны языка приводит к идеализму, этот аспект все же существует. Он обеспечивает взаимопонимание, несмотря на наличие вариантности у носителей языка и их групп внутри некоторой языковой общности. Это один из полюсов языка как диалектического явления. Относительная, то есть рассматриваемая синхронно, инвариантность «langue» столь же необходима для коммуникации, как неизбежна многовариантность «parole» в конкретном речевом акте.

96

См.: N. Chomsky. Aspekte der Syntax-Theorie. Berlin, 1970;

· он же: Cartesian Linguistics. New York and London, 1966.

Тем самым диалектическая связь между

«langue» и «parole», между системой и ее применением оказывается выраженной лишь наполовину. Если бы о реализации системы в процессе коммуникации нечего было более сказать, то предмет социолингвистики действительно был бы, согласно определению, чем-то единичным, несистемным, индивидуальным. Между тем человек, принадлежащий к какому-либо обществу, классу, группе и т.д., овладевает языком не произвольным специфическим образом (хотя и это не исключается). В социально обусловленных вариантах отражается в большей степени социолингвистическая компетенция в качестве парного дополнения к упоминавшейся лингвистической компетенции [97] . Именно эта социолингвистическая компетенция распространяется на способность понимать и употреблять социально окрашенные варианты. Вместе с тем становится ясно, что социолингвистика не должна ограничиваться охватом и описанием социальных вариантов языка. На основании этой инвентаризации социолингвистика исследует эффективность системы или соответственно систем социальных вариантов в коммуникации. При этом социолингвистика учитывает социологические предпосылки существования и развития социальных вариантов языка. Как результат наличия двух относительных полюсов – «общественные потребности» и «языковые возможности» – появляется затем социолингвистическое «поле». О его основной структуре можно сказать следующее: любое языковое высказывание содержит, помимо семантического содержания, относящегося к описываемому образцу, также социальные индикаторы, отражающие принадлежность говорящего к определенной общественной группе.

97

Выражение «социолингвистическая компетенция» укоренилось не столь прочно, как «лингвистическая компетенция» в понимании генеративной грамматики. Оно пока еще довольно многозначно. Так, например, Фишман интерпретирует его в отношении социально обездоленных пуэрториканцев в Нью-Йорке как способность адекватно изъясняться на родном и английском языках.

См.: J.A. Fishman. Bilingualism in the Barrio. – «The Modern Language Journal», 1969, № 3, p. 151.

Как было показано выше, этот социальный отпечаток может оказаться столь общепринятым, что будет идентичен с нормами употребления определенного языка, с литературными нормами национального языка (то есть со стандартом). Принадлежность индивидуума к какой-либо языковой общности является, следовательно, первым основным фактом социолингвистики. Поэтому нормы письменного языка являются также социолингвистическими нормами. Они образуют как бы каркас социолингвистики. Общее определение, согласно которому исходной точкой социолингвистики должны быть социальные варианты, справедливо, конечно, и здесь. Письменный язык (литературная норма национального языка) является, следовательно, вариантом по отношению к другим литературным или же общенародным языкам. Вся проблематика образования и установления общеязыковой нормы, общественная стандартизация – если отвлечься от аспекта лингвистической географии, – является предметом исследования социолингвистики [98] .

98

Ср.: В.М. Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936.

· В.В. Виноградов. Проблемы литературных языков и закономерности их образования и развития. М., 1967. – «Язык и общество», М., АН СССР, Институт языкознания, 1968.

Исследование билингвизма и диглоссии в индивидуальном и национальном масштабе также может быть признано темой социолингвистики [99] . Все проблемы взаимного влияния национальных языков под воздействием общественных факторов оказываются в основе своей относящимися к кругу вопросов социолингвистики. Сюда же следует отнести и такое понятие, как международный язык. Так называемая «борьба языков» также имеет социальные корни. В этой связи достаточно упомянуть махинации в фашистской Германии и манипуляции с чувствами носителей немецкого языка за пределами ее первоначальных границ.

99

C.A. Ferguson. Diglossia. – «Word», 15, 1959, p. 325 – 340.

Совсем иначе, хотя и в рамках рассматриваемых общих взаимосвязей, выглядит языковая проблема в таких многонациональных государствах, как Индия, или в некоторых недавно образовавшихся национальных государствах [100] . В этих государствах, сбросивших с себя колониальный гнет, обычно не только еще отсутствует экономическая независимость, но и весьма далеко до языкового единства, более того, там на длительное время неизбежен компромисс с языком прежней метрополии (обычно английским или французским). Но релевантность этой проблематики как раз становится очевидной из следующего примера. Дело отнюдь не в том, что употребление английского языка в качестве официального языка в Западной Африке будто бы является лишь мерой для обеспечения «экономических контактов» (то есть преодоления языковых барьеров между отдельными племенами и народами, которые некогда в интересах колониальной эксплуатации были разделены в ходе переговоров за зеленым столом в Лондоне, Париже и других метрополиях). Вместе с употреблением, например, английского языка в Гане и Нигерии или французского в Гвинее и Мали в качестве языка администрации, системы народного образования и других центральных общественных сфер так или иначе продолжается влияние институтов и образа мышления колониальных угнетателей. В этом смысле старая идеология оказывает свое воздействие через посредство языка. Классическое определение этому явлению дал в свое время Маркс:

100

См.: S. Brauner. Soziolinguistische Probleme bei der Herausbildung von Nationalsprachen in Afrika. – «Beitrage zur Soziolinguistik». Halle / Saale, 1974, S. 47 – 67.

«В языке идеи не претерпевают такого превращения, что… их социальная сущность сосуществует в языке параллельно с ними… Идеи не существуют в отрыве от языка» [101] .

Конечно, это все что угодно, только не механический процесс. Несомненно, между идеологией и играющим активную роль языком существует подлинное взаимодействие, а не «словесное членение действительности» («einstrangiges Worten der Welt») и тем более не доминирующее влияние так называемой «языковой картины мира», как это изображают идеалистические концепции Вайсгербера или Уорфа [102] .

101

K. Marx. Grundrisse der Kritik der politischen Okonomie. Berlin, 1953. S. 80.

[На

русском языке эта работа не издавалась. См. прим. 1 в т. 13 собр. соч. К. Маркса и Ф. Энгельса. – Прим. перев.]

102

A. Neubert. Kulturanthropologische Metalinguistik und semantischer Positivismus. – «Zeitschrift fur Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung», 15, 1962, S. 301 – 328;

· E. Albrecht. Sprache und Erkenntnis, Logisch-linguistische Analysen. Berlin, 1967.

Употребление языка прежних колониальных господ не означает само собой подразумевающееся подчинение их классово обусловленному мировоззрению. В результате непрерывного воздействия идеологии собственной страны происходит все ширящееся освобождение языка от идеологических пут прошлого. В деталях этот процесс еще не был основательно исследован, не была показана его принципиальная важность для марксистской социолингвистики. Едва ли нужно особо подчеркивать, что знание действительных взаимосвязей имело бы огромное практическое значение для политики в области языка в молодых национальных государствах. Поскольку мы концентрируем свое внимание на основных чертах предмета и основных понятиях социолингвистики, то в качестве второго основного факта социолингвистики следует назвать социальные варианты языка, существующие в рамках общинных, областных и национальных стандартных языков. Ясно, что здесь речь идет о диапазоне областей исследования, простирающемся от «социальных диалектов» внутри общего языка «вниз», вплоть до идиолекта более или менее социально типичного носителя языка.

Какие возможности представляются для упорядочения и классификации этой комплексной и сложной системы взаимосвязей? Прежде всего необходимо подчеркнуть, что было бы недопустимым упрощением ставить общественные варианты языка и их группировки в простое соответствие общественным группам. Проблема общественных вариантов внутри общего языка носит двоякий характер.

С одной стороны, отклонения, встречающиеся на всех микролингвистических уровнях, могут быть объединены в «социальный диалект». Тогда из отдельных отклонений возникает новая норма, являющаяся репрезентативной для определенной социальной группы. Конечно, в таком «социальном диалекте» не все социально обусловлено. Выделяются главным образом некоторые характерные особенности – например, в произношении и словоупотреблении, – которые заметны на фоне социально индифферентного языкового массива. Определенные типы произношения, отклоняющаяся от литературного языка реализация фонем, определенные лексические средства, как, например, специальные термины и специальные значения, на основании специфики и частотности их употребления могут быть сведены в единое целое, характерное для определенной группы.

С другой стороны, не все социолингвистические варианты могут быть однозначно отнесены к тем или иным группам носителей языка. Их социальная обусловленность базируется на какой-либо социально особенно релевантной коммуникативной ситуации, то есть ситуации, в которой в данный момент находят свое отражение особые общественные интересы и потребности.

Объединение таких вариантов в «социальный диалект» представляется, однако, невозможным. Варианты второго типа, не относящиеся к каким-либо социальным слоям, соответствуют зато определенным ролям, которые могут играть носители языка различного социального происхождения, преследуя конкретные общественные цели. Эти ситуации, создающие социолингвистическое многообразие, представляют собой повседневное общение, официальные сообщения, научные работы, публикации в прессе, выступления по радио и телевидению и т.д. В свою очередь разнородные причины и обстоятельства могут порождать непринужденные, фамильярные, вульгарные, небрежные, возвышенные, нейтрально-информативные, вычурные, напыщенные формы выражения мыслей. Сюда же можно отнести выбор письменной или устной формы коммуникации [103] . Между тем из приведенных примеров становится ясно, что здесь имеет место пересечение или параллель со стилистическими явлениями. Это также вполне понятно, если учесть, что стиль, в самом общем определении, есть способ употребления языка с определенными общественными целями в определенных ситуациях [104] . Тем самым стилистика получает социолингвистическое обоснование или – в более осторожной формулировке – социолингвистический аспект. Здесь нам вновь открывается доступ к ранее введенному понятию социолингвистической компетенции. «Социолектные» и коммуникативно-ситуационные варианты являются не только индикаторами, указывающими на носителя языка и условия коммуникации. В них – то есть в их конкретном употреблении – совершается перешифровка сообщения в общепринятые, эффективные в коммуникативном отношении кодовые единицы. Выбирается, можно сказать, соответствующий «канал», гарантирующий «доставку» информации адресату.

103

Ср.: M.A.K. Halliday. The User and the Use of Language. – In: M.A. Halliday, A. McIntosh and P. Strevens. The Linguistic Sciences and Language Teaching. London, 1964;

· J.N. Ure. Practical Registers. – «English Language Teaching», XXIII, 1969, p. 107 – 114, 206 – 215.

104

Ср.: E. Riesel. Stilistik der deutschen Sprache. 2. Aufl., Moskau, 1963;

· idem.: Der Stil der deutschen Alltagsrede. Moskau, 1964;

· Th.A. Sebeock (ед.). Style in Language. Cambridge (Mass.), 1960;

· R. Glaser. Linguistische Kriterien der Stilbeschreibung (докт. дисс.). Leipzig, 1969 (рукопись).

Отсюда, далее, следует, что общепринятое не является единообразным в языковом отношении. Разнохарактерность общественных целей требует языкового многообразия.

Таким образом, мы выявили три области исследования, входящие в компетенцию социолингвистики:

1) литературная норма национального языка (стандарт);

2) «социальный диалект» и

3) ситуативный вариант [105] .

Все вместе они образуют социолингвистический дифференциал [106] . Попутно обнаружилось, что все три формы реализации, с одной стороны, являются типичным выражением и кристаллизацией общественных взаимосвязей, а с другой стороны, вызваны общественными интересами.

105

Литературную норму национального языка (стандарт) и «социальный диалект» называют «социолингвистическими слоями», а «ситуативные варианты» – «социолингвистическими сферами». – См.:

· R. Grosse und A. Neubert. Thesen zur marxistisch-leninistischen Soziolinguistik. – «Beitrage zur Soziolinguistik». Halle / Saale, 1974, S. 15.

106

Там же, тезис 7.3.