Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество

Чемоданов Николай Ильич

3.

Какое же место занимает язык в рамках коммуникативной деятельности? Что он, собственно, такое, если свойство быть знаковой системой есть лишь один из его аспектов? Ближе всего к истине два ответа: язык есть, как написано в «Немецкой идеологии»,

«практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание» [77]

и язык есть средство или инструмент коммуникации и мышления. Не противоречат ли в некоторой степени эти ответы друг другу? Они противоречат друг другу только в том случае, если рассматривать их изолированно, а не как суждения о двух сторонах одного и того же предмета.

77

К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Собр. соч. Изд. 2-е. М., Госполитиздат, 1955, т. 3, с. 29.

Человеческое сознание невозможно без языка, без знаковых значений и без операций над этими знаками. Лишь посредством языковых

знаков возможно фиксировать содержание сознания, то есть оторваться от предметов объективной реальности и тем самым достичь нового качества психического отражения. Язык заключает в себе возможность выражать предметы, не перенимая при этом их материальных свойств. Таким образом, мыслительные содержания могут быть в любой степени осмыслены и, будучи привязаны к знакам, также восприняты и «переданы». А.Н. Леонтьев говорит о двояком существовании значений: для человека они существуют, с одной стороны, как независимые от его сознания объекты, а с другой стороны, они существуют в деятельности конкретных людей [78] . Этот второй аспект есть не что иное, как практическое, действительное, а следовательно, деятельное сознание, которое также доступно восприятию вследствие его прикрепленности к языковым знакам; в этом проявляется характер деятельности языка. Иногда раздаются замечания насчет того, что в цитате из «Немецкой идеологии» должно, собственно, значиться не «язык», а «речь» [79] . Мы же считаем, что такое уточнение не требуется, если исходить из того, что язык имеет различные формы существования и что «речь» тоже не показывает однозначно, подразумевается ли здесь процесс или продукт деятельности.

78

А.Н. Леонтьев. Деятельность и сознание. – «Вопросы философии», 1972, № 12, с. 129 – 140.

79

Ср.: В.З. Панфилов. Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971.

Язык является постольку инструментом или средством, поскольку он служит носителем сознания и опосредствует переход сознания в деятельность, умственную вообще и коммуникативную в частности. Когда мы характеризуем язык как инструмент или средство, то такому определению, конечно, присущи черты образного сравнения, имеющего, однако, глубокий смысл. В стремлении определить общественную природу человеческого сознания и подвести материалистическую базу под объяснение исторического и индивидуального развития сознания Л.С. Выготский разработал теорию, согласно которой все высшие психические процессы опосредованы употреблением знаков [80] . Характерным признаком человеческого труда является применение орудий. В умственной же деятельности, которая тесно связана с трудом, создана и, несмотря на всю свою самостоятельность, коренным образом определяется трудом, находит применение другой вид «орудий» – языковые знаки.

80

Ср. L.S. Wygotski. Denken und Sprechen. Berlin, 1964, S. 116 ff.

Мысль об употреблении орудий привела к тезису об опосредованном характере всякой человеческой деятельности: труд опосредован орудиями (в собственном смысле), умственная деятельность – языковыми знаками. Оба вида «употребления орудий» влекут за собой изменение структуры деятельности, которое образует основу для появления качественно высших форм поведения. С сознательного употребления орудий и их изготовления человеческая деятельность начинает отличаться от животной. С употреблением же языковых знаков становится возможным планирование и регулирование как индивидуальной, так и совместной деятельности. Ведь употребление знаков позволяет не только использовать непосредственно данные естественные условия и сигнализировать об их наличии (как в коммуникации у животных), но также использовать накопленный общественной практикой и обобщенный опыт независимо от наличия определенных внешних условий. Своей теорией об опосредованном характере человеческой деятельности, особенно об опосредовании умственной деятельности знаковым употреблением, Л.С. Выготский дал ключ к объяснению того, кaк общественный опыт направляет деятельность человека.

Однако из понимания языка как инструмента не следует, что язык – это внешнее средство, существующее исключительно в форме воспринимаемых, звуковых или графических, знаков. Это лишь одно из его проявлений: язык предстает перед нами как доступный восприятию результат продуктивной коммуникативной деятельности. Это справедливо и тогда, когда речь идет о метакоммуникации, то есть когда с помощью языка воссоздается научная модель языка (например, в учебной грамматике). Язык метакоммуникации также представляет собой нечто существующее вне нашего сознания. Однако, с другой стороны, язык существует и как явление человеческого сознания, как связь образов знаков с совершенно определенными другими образами, как связь, которая создавалась в процессе коммуникативной деятельности и которая укрепляется в течение всей жизненной практики. Возможность такой связи обусловлена свойством языка быть как чувственно воспринимаемым явлением вне нашего сознания, так и частью нашего сознания. При рассмотрении языка всегда надо учитывать его двойственный характер. Именно эта двойственность образует основу тех механизмов, посредством которых нечто «входит в сознание», а мыслительные содержания становятся воспринимаемыми и поддающимися передаче. В этом и заключается сущность опосредующей функции языка. Таким образом, «средство», применяемое в языковой коммуникации, – это не изолированно существующая система языковых знаков, а, скорее, определенная организация сознания, которая сложилась на основе знакового употребления и которая в процессе коммуникации постоянно воспроизводится и благодаря этому также постоянно изменяется и развивается. Такая концепция языка противостоит как неопозитивистским попыткам ограничить язык его внешним проявлением, так и всякой мистификации его внутренней формы.

Периодически вспыхивают дискуссии о функциях языка. Довольно

единодушно мнение о том, что языку свойственны и коммуникативная и познавательная функции. Меньше единодушия наблюдается во взглядах на взаимоотношение обеих функций. Иногда в особом выделении коммуникативной функции видят опасность недооценки познавательной функции. Конечно, эти функции не идентичны, тем не менее речь здесь идет лишь о различных углах зрения, под которыми рассматривается функционирование языка в жизни человека. Без языка нет человеческого сознания, а без коммуникативного употребления языка невозможно познание; с другой же стороны, в коммуникации всегда используются результаты познания. Поэтому в принципе важно не столько размежевать функции, сколько правильно определить место языка внутри коммуникативной деятельности и его отношение к другим видам умственной деятельности.

Как любой продукт человеческой деятельности, язык в абстракции тоже можно отделить от его создателей и процессов его создания и преобразования. Но возможность такого мысленного отделения не следует обращать в реальность. В пренебрежении этим различием часто кроется причина мнимых противоречий или неверных выводов. Лингвист имеет дело с языком прежде всего в форме текстов. Но специфические качества текстов заключаются не столько в их зримой форме, сколько, и главным образом, в том, что в них нечто сообщается и что они должны быть поняты. Поэтому лингвиста не так интересуют внешние качества текстов, как прежде всего скрытые взаимопереходы между мыслительными содержаниями и чувственно воспринимаемыми рядами знаков, составляющими то, что принято называть разными уровнями языковой системы и ее иерархическим строением, иными словами, то, что в принципе и делает язык инструментом. Это такой инструмент, который приспособлен к неисчерпаемости умственной и коммуникативной деятельности, функционирует во все новых и новых ситуациях и способен представлять развивающееся познание человека. Можно утверждать, что такие уровни и переходы существуют в человеческом сознании, то есть обладают психической реальностью (хотя мы вообще очень мало знаем об этой реальности). Но они существуют также и в форме результатов отражения, полученных в процессе научного языковедческого познания, которое, как известно, весьма часто строит свои абстракции на основе языка, существующего в форме текстов. Часто усматривают прямую связь между полученными таким путем понятиями и психической обусловленностью. В этом заключалась вопреки всем отрицающим заверениям одна из ошибок генеративной грамматики. Так или иначе, но тот факт, что язык проявляется в различных формах, создает затруднения на пути его познания.

Необходимо объяснить, почему мы, с одной стороны, можем говорить, что слово имеет определенное значение, которое указывается в словарях и которое развивается исторически, то есть в течение больших промежутков времени, а с другой стороны, различные люди употребляют и понимают одно и то же слово часто совершенно по-разному, причем в конце разговора начинают понимать его, возможно, совсем иначе, чем в начале, не переставая, однако, понимать друг друга. Предположение, что надындивидуальное значение «нарушается» индивидуальными факторами, вряд ли служит приемлемым объяснением. Правильнее будет сослаться, во-первых, на значение в его независимой форме, представляющее собой абстракцию, которая возникает в первую очередь в процессе сравнительного анализа текстов. Во-вторых, следует указать, что значение – это составная часть человеческого сознания в том виде, как это значение реализуется в конкретной деятельности [81] . Очевидно, что между содержанием обоих этих утверждений имеется диалектическая взаимосвязь. Но мы можем лишь потому опираться на понимание значения как абстракции, что значение реально существует в головах людей, что оно есть важнейшая составная часть человеческого сознания [82] .

81

Ср. формулировку А.Н. Леонтьева о двояком существовании значения. См. цит. соч.

82

А.Н. Леонтьев. Деятельность и сознание. – «Вопросы философии», 1972, № 12, с. 129 – 140.

Значение – это, безусловно, комплексное понятие, поэтому можно с уверенностью сказать, что оно состоит из компонентов. В лингвистике разработаны различные методики выявления этих компонентов. В принципе эти методики исходят либо из реализации значений в текстах, либо из существования значений в сознании (например, в разнообразных тестах на ассоциации). Безусловно, между тем и другим и здесь существует взаимосвязь. Но не следует полагать, что и в сознании компоненты располагаются в той же последовательности и так же отдельно друг от друга, как они расставлены, например, в словарях (в которых они особо сгруппированы в определенных практических целях). Психологическую структуру значения лучше себе представлять как ассоциативную структуру [83] . Для многих вопросов различение этих двух форм существования языка, возможно, несущественно. Но оно становится важным, когда мы говорим о функционировании языковых знаков, о взаимосвязи между понятийными и непонятийными компонентами словарного значения или об отношении между значимостью, эмоциями и словарным значением. Здесь мы встречаемся в первую очередь с суждениями о языке как о проявлении сознания. Поэтому мы не можем использовать понятия, которые были выработаны совсем в другой связи, не рискуя прийти к ошибочным выводам и недопустимым упрощениям.

83

Ср.: А.А. Леонтьев. Психологическая структура значения. – «Семантическая структура слова». М., 1971.

В заключение вернемся к нашему исходному вопросу: позволяют ли высказанные здесь соображения дать такое определение языка, в котором бы в краткой форме нашла свое выражение марксистско-ленинская концепция языка? В принципе это, пожалуй, возможно, но потребовалось бы преодолеть столько препятствий, что успех такой попытки заранее представляется сомнительным. Основное препятствие заключается в следующем: до сих пор нет определения, о котором можно было бы утверждать, что оно вмещает в себя и обобщает все основные положения марксизма-ленинизма о языке; а это может быть, разумеется, лишь коллективный труд, который осуществим на более поздней стадии разработки марксистско-ленинской языковой теории.