Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
Шрифт:
моей м ы с л и , — с живостью подхватил Б л о к , — с тех пор
354
как Андрей Белый стал теоретиком, он перестал быть
поэтом.
Это замечание вызвало оживленные реплики присут
ствующих, и наш диалог закончился.
Но мне еще надо было поговорить с Блоком. За не
сколько месяцев до этой встречи, в феврале 1920 года,
в связи с моими научными занятиями, я предпринял
работу, которую продолжал затем в течение десяти
л е
главным образом — читки стихов поэтами. В разных рай
онах Петрограда — в вузах, где я работал, в универси
тете, в Институте живого слова, в Институте истории
искусств, в литературных организациях, в Доме литера
торов и в Доме искусств, наконец, у меня на квартире —
были расставлены фонографы-капканы, которые улавли
вали голоса петроградских и приезжавших в Петроград
из Москвы поэтов. «Моментальная фотография. Снято
сегодня — готово з а в т р а » , — шутили мои слушатели в
отделе объявлений студенческой рукописной газеты.
К июню 1920 года были уже записаны Андрей Белый,
Кузмин, Гумилев, Пяст, Лозинский, Мандельштам,
Маяковский... Теперь я искал случая записать Блока.
Прощаясь после описанной встречи, я изложил поэту
мою просьбу. Блок сказал, что он слыхал о моей работе,
заинтересован ею и готов предоставить мне свой голос;
но читать в фонограф тут же, не выходя из комнаты,
отказался, сославшись на то, что к такому ответствен
ному выступлению надо подготовиться.
— Трудно читать стихи в такие дни, когда ходишь
совершенно п у с т ы м , — сказал он.
Он предложил произвести запись после публичной
читки стихов, назначенной на один из ближайших дней
в Доме искусств.
— Тогда мне все равно придется привести себя в
соответствующее настроение.
21 июня, часов в семь вечера, я ожидал Блока в го
стиной Дома искусств, смежной с залом, где только что
закончилась читка. Блок вошел в комнату в сопровож
дении Любови Дмитриевны и К. И. Чуковского; если
память мне не изменяет, с ними была и Л. А. Андреева-
Дельмас. Я извлек из своего рюкзака несколько книжек.
Блок перелистал «Третью книгу стихов» и обратил вни
мание на мои обильные примечания на полях.
12*
355
— У вас подведены варианты? — осведомился он с
явным удовлетворением.
— Да, варианты и б и б л и о г р а ф и я , — со скромной гор
достью ответил я.
И тут же мелькнула у меня лукавая мысль: «Не вам
ли, Александр Александрович, принадлежат стихи:
Печальная доля — так сложно,
Так
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить!
А сейчас вы сами пожаловали в лапы доцента и доволь
ны тем, что он изучает ваше творчество».
Но, конечно, в словах Блока не было и тени тщесла
вия. Уже во второй раз (в первый раз это было на читке
«Возмездия») я имел случай убедиться, что он глу
боко ценит внимание к его поэзии, сочувствие и понима
ние читателей. Этим и была вызвана его удовлетворен
ность при виде моих пометок на полях его стихов. А в
распоряжение доцента он предоставил себя, несомненно, из
уважения к науке, из чувства долга, как и за несколько
дней до того, когда он терпеливо отвечал на мои вопросы,
но на этот раз, может быть, также и из любопытства.
В выборе стихов для записи Блок проявил большую
разборчивость. Он отказался читать «Вольные мысли»
(пятистопный нерифмованный ямб), «Она пришла с
мороза» (свободный стих), «Двенадцать».
— Я не знаю, как это надо ч и т а т ь , — объяснил он.
(Через несколько месяцев, в январе 1921 года, он запи
сал в своем дневнике: «Научиться читать «Двена
дцать» 3.)
И на мою просьбу прочитать то или иное стихотво
рение он не раз отвечал:
— Лучше я прочту вот э т о , — и выбирал какое-ни
будь другое стихотворение из того же цикла («Ведь сти
хи — кровные дети поэта, и хоть некоторые из них он
должен до боли л ю б и т ь » , — писал он в одной из ранних
статей 4 ) .
Читал он наизусть, но на всякий случай держал пе
ред собой книгу.
Так было прочитано шестнадцать стихотворений. Зна
чительную часть их я сейчас же воспроизвел.
— Как странно слышать свой г о л о с , — сказал Б л о к , —
слышать извне то, что обычно звучит только внутри!
356
— И какое же впечатление произвел на вас ваш
голос?
— Я бы сказал: тяжелое впечатление. Нельзя голос
отделять от живого человека...
Такие высказывания мне приходилось не раз слышать
и от других поэтов, которых я з а п и с ы в а л , — именно от
тех, которые не смотрят на свои выступления как на
художественное творчество. Совсем недавно, через сорок
с лишним лет после того, как я беседовал с Блоком, на
эту тему написала стихотворение Белла Ахмадулина... 5
— Ну, что вы скажете о моей читке? — продолжал
Блок.
— Удивительно, как вы достигаете такого большого