Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
Шрифт:
лик, я пошла позвонить по телефону домой. Вернувшись,
застала сидящего за моим столиком Блока. Но в этот
момент соседний столик освободился, и Блок, извинив
шись, пересел.
Показался он мне тогда печальным, уставшим.
В марте 1913 года я написала Блоку первое письмо.
В нем я, между прочим, спрашивала, не разрешит ли
мне поэт посылать ему иногда красные р о з ы . — «Да, если
хотите. Благодарю Вас. Мне было очень горько и стало
легче
(23 марта) 2.
С тех пор, то есть с марта 1913 года и до 28 ноября
1914 года мы переписывались, не будучи знакомы.
28 ноября 1914 года мы встретились в первый раз 3.
День был снежный, бурный. У нас в квартире на
Васильевском острове собралось к обеду много народу,
и в комнатах было душно, жарко. Петр Семенович дол
жен был в этот вечер читать публичную лекцию на Пе
тербургской стороне, и, пообедав, все гости ушли вместе
с ним. Вышла и я подышать морозным воздухом и прой
тись немного с мужем.
Ветер стих, все вокруг словно затянуло снежной бе
лой тонкой кисеей. Проводив немного мужа, я перешла
Дворцовый мост и медленно направилась в сторону Офи
церской улицы, где жил Блок. Вот и дом 57. Я остано
вилась, решительно отворила дверь подъезда, поднялась
на четвертый этаж и позвонила у дверей квартиры Бло
ка. Отворила опрятная горничная. Довольно большая
передняя, налево — вешалка, висит шуба Александра
362
Александровича, лежит его котиковая шапка. Дверь в
кабинет закрыта.
— Барина дома н е т , — сказала горничная, но я по
чему-то не поверила.
— Нету? — переспросила я. — Ну, что же, я вернусь
через два часа.
Прислуга изумленно взглянула на меня. Я спусти
лась вниз. Наняв извозчика, я поехала в магазин Гвар
дейского экономического общества. Поднялась в кафе.
Случайно встретила В. С. Чернявского, известного те
перь и, по-моему, лучшего чтеца стихов Блока. Он знал
о моей переписке с Блоком. Я рассказала ему, почему
я здесь и куда отсюда поеду.
Мы вышли вместе, зашли в цветочный магазин
Эйлерса, я купила алых цикламенов. Наняла лихача.
Вторично стояла я у тех же дверей. Позвонила. От
крыла все та же горничная. Ничего не сказав, помогла
снять ботики, скинуть шубу, провела в кабинет.
Высокая, просторная, теплая комната, полумрак, на
письменном столе горит лампа, ваза, в ней благоухают
цветы. Стол стоит боком к окну, на нем ничего лишнего,
чисто, аккуратно, никаких бумаг, перед столом
по другую сторону — второе, около окна кушетка, вдоль
другой стены большой диван, в углу голландская печь,
перед нею кресло, дальше по стене шкапы с книгами,
дверь в столовую. От всего впечатление строгое, но уют
ное, теплое. Когда я в эту комнату попала днем, она
оказалась еще лучше. Ее очень красил вид из окон.
Окна были словно непрерывно меняющиеся в раме
картины, за ними лежал такой простор, играло и жило
переменчивое небо, отражаясь в погожие дни в Пряжке,
а там далеко-далеко кольцом синели леса. Зимой же, то
ли от снега, то ли от неба, по всей комнате стлался го
лубоватый отсвет. Я остановилась около стола, положила
на него цикламены.
Послышались быстрые, легкие шаги, дверь распах
нулась, предо мной стоял Блок. Он в чем-то темном, ка
жется мне высокого роста, серьезное, спокойное, слегка
настороженное лицо. Я оробела, молчу, молчит и Блок.
Внезапно взгляд его падает на мои цветы.
— Так это вы?
Я утвердительно киваю головой. Он дает мне время
овладеть собой, и потекла наша беседа. Он говорит мед
ленно, чуть приглушенным голосом, часто вопросительно
363
взглядывая на собеседника, то ходит по комнате, то
остановится, то закурит, присев около печки, чтобы дым
вытягивало в трубу. Я сижу на большом диване, запря
тав руки в муфту. Волнение мое улеглось, мне приволь
но, просто, легко. Александр Александрович обладал
драгоценным даром разряжать напряженность атмосфе
ры, если человек был ему приятен, и уходил, словно
улитка в раковину, если сталкивался с тем, кого ощущал
«чужаком».
Когда я уходила, Блок положил мне в муфту сбор
ник своих стихов «Ночные часы». <...>
После Февральской революции в 1917 году мы пере
езжаем в Москву. Переписка с Блоком принимает более
интенсивный характер. Вся моя переписка с Блоком,
длившаяся восемь лет, содержит: его писем ко мне,
включая все записки и шуточные рисунки — 147; 4 моих
сохранилось 25. Последнее письмо было получено мною
за два с половиною месяца до его кончины, оно датиро
вано 20 мая 1921 года, написано карандашом в постели:
«Чувствую себя вправе писать Вам карандашом, в по
стели, и самое домашнее письмо», и дальше: «Выгоды
моего положения заключаются в том, что я так никого не
видел и никуда не ходил, ни в театры, ни на заседания,