Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
Шрифт:
художественного эффекта, совершенно не меняя силы
голоса и пользуясь ничтожными интервалами.
— Это общий принцип искусства: экономия вырази
тельных средств. Я знаю это, может быть, потому, что
прежде был актером.
Я был поражен: эта биографическая деталь была
для меня совершенной новостью и как-то не вмещалась
в тот образ поэта, который я себе рисовал — теперь уже
с большой степенью конкретности.
— Да, я ведь прежде был
довольный произведенным впечатлением.
— А я и не з н а л , — смущенно пролепетал я, — актеры
ведь совсем не так читают стихи.
Позже, уже из биографии Блока и из воспоминаний
о нем, я узнал, что в ранней молодости, в 1897—1900 го
дах, он часто выступал в любительских спектаклях и со
бирался стать профессиональным актером. Впрочем,
узнал и то, что стихи — чужие стихи — он читал в ту
пору совсем иначе...
Прошло еще несколько месяцев. В феврале 1921 года,
в связи с восемьдесят четвертой годовщиной смерти
Пушкина, Дом литераторов устроил ряд вечеров, посвя
щенных его памяти. 11 февраля состоялось торжествен
ное собрание литературных и научных организаций.
Собрание прошло исключительно удачно. В зале цари
ло радостно-приподнятое и в то же время сосредоточен
но-серьезное настроение. В программе — речь Блока и
стихи Кузмина и Сологуба. Было известно, что Блок
357
усиленно готовился к этому вечеру, и выступление его
ожидалось с огромным интересом. «На торжественном
собрании в память Пушкина присутствовал весь литера
турный П е т е р б у р г , — говорилось в предисловии к сбор
нику, посвященному этому юбилею и вышедшему уже
после смерти Б л о к а . — Представители разных мировоз
зрений сошлись в Доме литераторов ради двух поэтов —
окруженного ореолом бессмертия Пушкина и идущего по
пути к бессмертию Блока» 6. Председатель — академик
Кони — закончил вступительное слово, и Блок, стоявший
позади последнего ряда стульев, медленно направился к
эстраде через замерший в напряженном ожидании полу
темный зал.
Тут случилось нечто касающееся меня лично и на
всегда сохранившееся во мне как одно из самых дорогих
и волнующих воспоминаний. Блок проходил через зал
медленно, с устремленным вперед взором и, казалось, не
замечал окружающих. И вдруг, поравнявшись со мной
(я сидел в середине зала, у самого прохода), он на
мгновение остановился, повернулся ко мне и молча по
жал мне руку. Почему именно мне, мне одному, среди
двухсот человек, из которых многие были ему
более знакомы? Может быть, потому, что тема его —
«О назначении поэта», о смысле и методе поэтического
творчества — косвенно соприкасалась с темой нашей да
вешней беседы, потому, что он чувствовал во мне одного
из самых жадных слушателей его предстоящей речи...
«Поэт — сын гармонии; и ему дана какая-то роль в
мировой к у л ь т у р е , — раздавался среди настороженной
тишины глуховатый, мерный, мнимобесстрастный и все
же вздрагивающий и прерывающийся голос— Три дела
возложены на него: в о - п е р в ы х , — освободить звуки из
родной безначальной стихии, в которой они пребывают;
в о - в т о р ы х , — привести эти звуки в гармонию, дать им фор
му; в - т р е т ь и х , — внести эту гармонию во внешний мир...
Второе требование Аполлона заключается в том, чтобы под
нятый из глубины и чужеродный внешнему миру звук
был заключен в прочную и осязательную форму слова;
звуки и слова должны образовать единую гармонию.
Это — область мастерства. Мастерство требует вдохнове
ния так же, как приобщение к «родимому хаосу»...
поэтому никаких точных границ между первым и вторым
делом поэта провести нельзя; одно совершенно связано
с д р у г и м » , — услышал я прямой ответ на вопрос о соот-
358
ношении «смысла» и звуков в процессе творчества, по
ставленный мною поэту в Опоязе. И ощутил рукопожа
тие, предпосланное этому ответу, этой речи, ставшей
поэтическим завещанием Блока...
На пушкинском вечере я видел Блока живым в по
следний раз. Это было одно из последних его публичных
выступлений. Он умер через полгода, после мучительной
болезни.
В июне стало известно, что болезнь Блока — сердеч
ная болезнь, сопровождавшаяся тяжелой психической
д е п р е с с и е й , — очень серьезна. В начале августа состоя
ние его было уже безнадежным. 7-го к вечеру на улицах
по всему городу были развешаны голубые афишки в
траурной рамке: литературные организации, издательства
и Большой драматический театр извещали о смерти
поэта. На следующий день я был у него на квартире.
В гробу он был непохож на свои портреты, его лицо вы
ражало только глубокую апатию, полную душевную
опустошенность.
Это тяжелое воспоминание относится к 8 августа
1921 года. Но уже 7-го вечером я слушал голос навсегда
ушедшего от нас поэта. Едва придя в себя от потрясаю