Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
Шрифт:
Петр Семенович тотчас же заявил, что кабинет, как са
мую удобную комнату, надо предоставить Блоку.
В доме все было готово, чтобы принять дорогого поэта.
7 мая 1920 года в светлое теплое утро я поехала на
Октябрьский вокзал встретить Александра Блока.
Он приехал вместе с Самуилом Мироновичем Алян-
ским. Встретив их на перроне, я поехала с Александром
Александровичем домой. Он был задумчив и молчалив.
Я нашла, что он
Петербурге.
— А я вас очень стесню? — спросил о н . — Ведь я те
перь «трудный».
366
— Не будем обсуждать этого сейчас, а через три
дня я спрошу, есть ли у вас ощущение того, что вы нам
в т я г о с т ь , — ответила я.
Он улыбнулся.
Как только в Москве стало известно, что приехал
Александр Блок, начались телефонные звонки, на кото
рые он подходил очень редко, началось «паломничество»
молодежи, особенно после его первого выступления.
В большинстве случаев, по его распоряжению, мы отве
чали, что его нет дома, но и цветы, и письма, и подарки
несказанно радовали его. Он повеселел, помолодел, шутил,
рисовал карикатуры, например, карикатуру на Изору и
Бертрана. Этот рисунок, хранящийся в моем архиве, сде
лан карандашом и изображает Изору: голова в профиль,
модная прическа, очки, большой нос, тип «синего чулка»,
а снизу на нее жалобно глядит Бертран. Он изображен
по пояс, на голове нечто вроде красноармейского шлема,
усики, в руках винтовка со штыком. Мы ходим в Худо
жественный театр, в кино, приглашаем к себе его дру
зей, тех, которых он хочет в и д е т ь , — Георгия Чулкова,
Вячеслава Иванова. С последним в этот приезд он
после довольно длительной размолвки 8 помирился, чему
я радовалась сердечно, ибо некоторым образом содейст
вовала этому. На следующий день после их встречи
Вячеслав Иванов прислал Блоку красные розы, а мне
свой сборник стихов «Cor ardens» со следующим авто
графом: «Дорогой Надежде Александровне Коган, дав
ней поэтической приятельнице, свидетельствует свою
дружескую преданность и общую с ней любовь к лирике
Александра Блока Вячеслав Иванов». Мы бывали в го
стях у поэта Юргиса Балтрушайтиса и у других.
Александр Александрович много и часто говорил по
телефону с Константином Сергеевичем Станиславским.
Обычно Станиславский звонил поздно ночью. Блок са
дился у телефона, я ставила около него на столик креп
кий горячий чай, пепельницу, клала папиросы. Уйдешь,
бывало,
шенный звук его голоса: Блок и Станиславский беседуют
по телефону. Беседовали на отвлеченные темы, на тему
о театре. Блок тогда говорил Станиславскому приблизи
тельно то же, о чем писал мне еще в 1919 году в пись
ме от 7 сентября. На мой вопрос, читал ли он пьесу
«Российский Прометей», он отвечает:
367
«Российского Прометея» я знаю, да, она очень инте
ресна. Поставить ее нельзя, но я не помню времени моей
жизни, когда русский театр не стремился бы поставить
то, что нельзя. Таковы уж русские «искания». Результат
их пока заключается в том, что театр русский отвык
ставить то, что можно и должно, и поставить сейчас
Островского редко кто сумеет».
Говорили они также о «Розе и Кресте». Блок разви¬
вал мысль, которую почти год спустя кратко формули
ровал в своем последнем письме ко мне:
«Я вспомнил «Розу и Крест», еще раз проверил ее
правду, сейчас верю в пьесу...»
Чтобы не стеснять Блока временем возвращения до
мой, я дала ему отдельный ключ от квартиры и слыша
ла иногда, как рано утром, когда все еще спят, вдруг
тихонько стукнет входная дверь. То Блок ушел гулять.
Возвращался он к утреннему завтраку, бодрый, светлый,
молодой, оживленный, обычно с цветами, которых было
такое изобилие в ту чудесную весну, завтракал с аппе
титом, рассказывая нам о том, что видел, где был, и
долго засиживались они с Петром Семеновичем в ожив
ленной беседе. Днем он бывал у своих родных 9, встре
чался с близкими ему людьми, но все мы, кто любил его,
всячески старались уберечь его от «деловых» встреч и
разговоров.
К вечеру, когда жара спадала, мы вдвоем отправля
лись бродить. Он умел бродить. Большое это искусство
и огромное наслаждение. Он подмечал то, мимо чего
«не поэт» пройдет равнодушно.
Конечным и любимым местом наших прогулок был,
обычно, сквер у храма Христа Спасителя. Дойдем туда
и сядем на скамью.
Кто помнит еще этот сквер и эту скамью над рекой,
тот вспомнит, конечно, и тонкую белостволую березку за
нею и куртины цветов.
Над головой стрижи со свистом рассекают воздух,
внизу дымится река, налево — старинная церковь, даль
ше, на другом б е р е г у , — дома, сады.
Блок спокойно, вольно сидит на скамье, он отдыхает.