Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
Шрифт:
вследствие этого у меня появились в голове некоторые
мысли и я даже пробую писать» 5.
Уже в 1919 году у меня зарождается мысль угово
рить Александра Александровича приехать в Москву
читать стихи. Настроение у него в ту пору было мрач
ное, подавленное. Он стал сомневаться в себе, как в
поэте. И я надеялась, что перемена места благотворно
повлияет на его настроение и на здоровье. Об этом я и
писала ему. В ответ получила письмо,
3 января 1919 года. Привожу его в выдержках:
«Вы все пишете мне о «вечере» моем, как будто са
мо собой разумеется, что это хорошо и необходимо, и
вопрос только в дне... Для меня это мучительный вопрос:
почти год, как я не принадлежу себе, я разучился пи
сать стихи и думать о стихах. Я не выхожу из мелких
забот, устаю почти до сумасшествия... Физически мне
было бы трудно в таком надорванном и «прозаическом»
виде выступать на каком-то триумфальном вечере, чи
тать всякое с т а р ь е , — для чего и для кого?.. Все это
364
вместе заставляет меня просить Вас еще раз отказаться
от этой мысли... Поверьте мне, что я не хочу Вас оби
деть, но что это стоило бы мне часов мучительных...
...О Гейне (до которого я тоже недели три в заботах
и протоколах не мог коснуться): хорошо сделать так,
как Вы пишете, если Вам это интересно. Мне начинает
казаться, впрочем, что передача стихов Гейне — просто
невозможна. Может быть, я откажусь и от Гейне... 6
Гейне — по Эльстеровскому изданию. Больше полови
ны Гейне едва ли можно будет дать. Писем, думаю, не
будет. Ближайшим образом, не попробовали бы молодые
московские поэты (на условиях не заказа, а свободного
конкурса, как Вы и пишете) свои силы на «Zeitgedichte»
и примыкающему к ним, т. е. на третьестепенном, теряю
щем зубы Гейне (кроме одной «Doktrina», пожалуй)?
Можно бы составить небольшую книжку из политических
стихотворений, столь искалеченных П. И. Вейнбергом и
его присными».
Меня очень опечалило, что Блок охладел и к Гейне.
Послала ему «Книгу песен» Гейне в Эльстеровском из
дании, в красном кожаном переплете, и небольшую по
сылку. 28 февраля 1919 года получила от него письмо:
«Спасибо Вам за все — за папиросы особенно, потому
что это лишение — одно из самых тяжелых. Эльстеров-
ский Гейне — такой точно — мне подарен моей матерью
10 лет назад. Теперь будет два — 1909 и 1919 года.
Не знаю, подвинется ли от этого русский Гейне; до сих
пор надеждами на этот счет я мало избалован, б ольшую
часть переводов приходится
Весь 1919 год мы продолжаем переписываться. Я по
лучаю от него книги с автографами, которые почти все
гда выражают его отношение к написанной им книге в
данное время. Так, например, посылая второй том своих
стихотворений в издании «Земля», он пишет в мае
1919 года: «Еще одна старая и печальная книга». Посы
лая в сентябре месяце 1919 года «Ямбы» в издании
«Алконост», он делает надпись: «Последняя книжка в
таком роде. Страницы 5—6 вырваны, чтобы не позорить
автора 7. Автор». Большое письмо от 7 сентября 1919 го
да, приложенное к «Ямбам», Блок заканчивает так:
«Простите, что «Ямбы» немножко надорваны внутри:
1) это — единственный у меня сейчас экземпляр на рос
кошной бумаге; 2) сам я тоже надорван и, вероятно,
давно. Книгу «Песня Судьбы» в издании «Алконост»
365
я получила 10 сентября 1919 года с таким автографом:
«Дорогой Н. А. Нолле книга «моей второй молодости»
(Нолле была моя девичья фамилия).
Так проходил 1919 год. Александр Александрович не
только морально чувствовал себя подавленно, но и физи
чески: ему часто нездоровилось. Но вопрос о поездке в
Москву был почти решен в положительном смысле, и в
апреля 1920 года Блок пишет:
«Дорогая Надежда Александровна. Вот, наконец, пи
шу Вам, и прежде всего благодарю Вас очень за пас
хальные подарки — роскошные. Уже вторую неделю у
меня не прекращается легкий жар, потому я никуда не
выхожу, не хожу на службу, и у меня начинают зарож
даться, хотя и слабо пока, давно оставленные планы —
вновь стать самим собой, освободиться от насилия над
душой, где только возможно, и попытаться писать.
Пока еще рано говорить об этом, впоследствии, когда
выяснится, я Вам расскажу, если хотите, в какую петлю
я попал, как одно повлекло за собой другое, прибавились
домашние беды, и в результате с конца января я
не могу вырваться физически уже, чего со мной никогда
не бывало прежде.
Когда поправлюсь, думаю съездить в Москву... Бас
нословные суммы, увы! соблазняют меня, ибо я стал
корыстен, алчен и черств, как все».
Затем последовал обмен телеграммами, телефонные
разговоры, и день приезда А. А. в Москву был фикси
рован на 7 мая.
Мы жили на Арбате, в доме 51, занимая отдельную
квартиру из трех комнат: кабинета, столовой и спальни.