Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)
Шрифт:
— Твой конь притомился, — говорит Караджан, — поеду-ка я на своем.
— Если на своем поедешь, — не поверят тебе, — подумают: «Это калмык, с которым мы постоянно ссорились, — замыслил он пакость какую-то». Поезжай лучше на моем Байчибаре.
Так сказал ему Алпамыш.
— Ладно, — согласился Караджан, сел на Байчибара, несколько раз камчой стегнул его. Проняла камча коня, понес он незнакомого седока, раскачивая его, как только мог. Натянул Караджан повод, — думает:
«Э, что случилось с этим негодяем-конем! Видимо, совсем нестоящая это тварь, — ничего хорошего у меня с ним не получится. Как это умудрился Алпамыш приехать на этой негодной скотине, за коня ее считая?»
Остановился, наконец, Караджан перед Апламышем — и так сказал ему:
— Что! Майдан спокойней всех дорог тебе? Вражья сила — легкий ветерок тебе? Иль Барчин-аим продлила срок тебе? Вот на этой самой кляче ехал ты? Оседлав ее, хотел успеха ты? Из Конграта прибыл к нам для смеха ты? Выбирал коня ты ночью или днем? Для чего ты шел в поход с таким конем? Как же ты невесту увезешь на нем? Друг мой бек! Глупцу и мука поделом! Если ты другогоУслышав слова Караджана, Алпамыш говорит ему в ответ:
— Голос храбреца могучего услышь: Ливнем слез не лей, себя ты сам срамишь! Зря ты моего Чибара так хулишь. Осадив коня, — на целых сорок дней Дело все мое задерживаешь лишь. Если бы Чибара ты не задержал, Он бы полетел, не только побежал. Я бы вскоре счастье с Барчин-гуль вкушал. Понимать коней ты, видно, не привык, — Плачет от обиды конь мой боевой. Э, ты безъязыкий, глупый ты калмык! Прочитай скорей двукратно «Калиму», — Конь мой в небеса тебя поднимет вмиг. Только уваженье ты имей к нему: Слишком бить коня избранного к чему? Гибель причинишь себе же самому. Ну, скорей прочти святую «Калиму», — Байчибара вновь с пути не возвращай, Сердца своего теперь не огорчай, Сватовство мое устроить обещай. Друг мой Караджан, скорей вернись! Прощай!..Прочитал Караджан двукратно калиму и отправился на чубаром скакуне в путь, к Ай-Барчин сватом от Алпамыша.
Песнь четвертая
Много было ссор у богатырей-калмык ов из-за узбекской красавицы. А время шло, и шестимесячная отсрочка уже на исходе была. Два часа оставалось до срока. Когда сон свой видела Барчин, было ей предсказано: «К полднику сын дяди твоего приедет». Полдник наступил, — нет Алпамыша. Неужели суждено ей калмык ам достаться? В тревоге смотрит Барчин-ай на дорогу — и подружкам своим-прислужницам так говорит:
— Девушки, с кем скорбью-болью поделюсь? Горечью тоски вот-вот я захлебнусь.
За меня молитесь, девушки мои, — Я неправоверной ныне становлюсь! Иль судьбе предвечной я не покорюсь? Калмыки приедут, — как я увернусь? Если чужеверьем все же осквернюсь, Значит, навсегда смеяться разучусь. Как же я в чужом народе приживусь, — Он же моего не смыслит языка! Телом непорочна и нежней цветка, Ведь зачахну я в плену у калмык а! За меня молитесь, девушки мои! Счастьем до сих пор была необжита Сердца моего девичьего юрта,— Вся она теперь охвачена огнем. Суждено мне горе в юные лета! Полдник наступил, — не едет дядин сын. Горе, горе! Нет надежды для Барчин! За меня молитесь, девушки мои!.. Ай, нет мочи больше страдать! Некого, как видно, мне ждать. Как он мог, мой хан, опоздать, К сроку мне защитой не стать! Девушки, прощенья прошу, — Огорченья вам приношу. Но страданья чем заглушу? Калмык ами данный мне срок В этот час, подружки, истек. Разве не погибнет цветок, Если зимний холод жесток? Не приехал милый Хаким, — Пред Конгратом стыдно моим. Черных дней дождались мы вдруг. Что с народом будет моим! Калмык ам достанусь я злым, — Плачьте, сорок милых подруг!Сорок девушек-уточек взглянули в сторону Чилбир-чоля, — слышат — конский топот с той стороны доносится. Вгляделись они — всадник на Байчибаре скачет, — калмык, оказывается! Опечалились девушки, — сказали Барчин:
— Знай, что прибыл тот, о ком вещал твой сон! Но богатырей калмыцких встретил он.
Видно,Калмык, скакавший на Байчибаре, все ближе подъезжал, и уже все сорок девушек хорошо его разглядели, — узнали в нем Караджана. Растерялись они, зашумели-запричитали и, окружив Ай-Барчин, руки к небу воздев, стали громко молиться. А Барчин-ай, на Суксур свою рассердившись, так ей сказала:
— Болтовней твоей по горло я сыта. Друг ли едет, враг ли, — речь твоя пуста, — Да забьет песок болтливые уста!.. — Ай-Барчин встает и смотрит в степь Чилбир, — Скачет на Чибаре Караджан-батыр. Почернел в очах красавицы весь мир. Жалобно слезами залилась Барчин: — Сладкая душа мне не нужна теперь, Всех богатств да буду лишена теперь, Юности моей что мне весна теперь! Если встречи с милым бог меня лишил, Смерти бы за мной притти он разрешил!.. — Косы распустив, Барчин рыдает: — Ой, Добрый конь конгратский, где хозяин твой? Мужа не познав, осталась я вдовой! Осенью цветам не увядать нельзя, Часа смертного нам угадать нельзя, — Брата из Конграта, видно, ждать нельзя, Видимо, в живых его считать нельзя, И в Конграт о нем нам весть подать нельзя!Пока Барчин причитала, подъехал сватом от Алпамыша прибывший Караджан. Усы покручивая, ногами в стремена упираясь, на юрту бархатную поглядывая, о Байсары расспрашивая, сказал Караджан:
— Скорбные рабы какой мечтой живут? Баи ли богатый той не зададут? С дочерью-батыршей проживая тут, Дома ль в этот час почтенный Байсары? Посмотрю построже — всех я всполошу. С дочерью-батыршей здесь живущий бай Дома ли сейчас — ответить мне прошу! На тулпаре ханском важно я сижу, Хан меня прислал, которому служу. Цель приезда в тайне я пока держу, Но тому, чья дочь батырша Ай-Барчин, Баю Байсары все дело изложу.Спрашивает да спрашивает батыр Караджан про бая Байсары, а девушки стоят, — ни одна к нему не подходит, ни слова никто ему не отвечает. По какому он делу прибыл — никому неизвестно, однако не верят ему девушки, — плачут.
А Караджан-батыр дело свое знает, — хитрости нет в его сердце: сватом от Алпамыша прибыв, бая Байсары спрашивает он. Но девушки в коварстве подозревают калмыка.
«Он — напасть, пришедшая в наш дом!» — так они думают. А сама красавица Барчин такое слово ему говорит:
— Этот конь давно ль твоей добычей стал? Сам ли ты его взнуздал и оседлал? Бая Байсары ты дома не застал! У скорбящих, видно, много дум-забот. Кто богат — как видно, сладко ест и пьет. Мой отец, как видно, проверяет скот… Ярко-голубой была моя парча… Не твоей ли жертвой стал Хаким-бача? Сразу я в тебе узнала палача! Моего отца нет дома, говорю. Слышал? Я ведь не глухому говорю! Он в Байсун-Конгратский выбыл край родной, — Видно, повидаться захотел с родней. Весть ко мне дошла недавно стороной — Принят был с почетом он родной страной. Хоть и хорошо досуг провел он свой, Видно, заскучал он, разлучен со мной. Знай, что путь оттуда — полугодовой. Видно, уж давно он выехал домой, — Месяца за три отец доедет мой. А такой калмык, насильник и хитрец, — С чем приехал ты, признайся, наконец? Мы в руках калмыцких, мы народ-пришлец, — Вынужден терпеть жестокий гнет пришлец… Если стал твоей добычей этот конь, Значит, мертв его хозяин-удалец!.. Говорю тебе: уехал бай-отец,— Выехал он к брату, шаху Байбури, Будет он обратно месяца чрез три. Что истек мой срок, — так думая, смотри, — Хоть и нет в живых конгратского тюри, Зря теперь, калмык, себя не утруждай, — Девяносто дней еще мне сроку дай. Бай-отец приедет — дело с ним решай, До тех пор, калмык, сюда не приезжай И другим батырам ездить запрети. А теперь не стой, — коня повороти, Много лет живи здоровым, не грусти, Худа не встречай — встречай добро в пути!