Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)
Шрифт:
На эти слова Калдыргач-аим так брату своему ответила:
— Бека иль тюрю такого где найдешь? То ль мужчина он, то ль баба, — не поймешь. Евнух — это тот, кто на тебя похож!.. Схватки никогда с врагом не знавший — кто? В табуне коня не отобравший — кто? Сбрую скакуну не пригонявший — кто? Скакуна в походы не седлавший — кто? На кушак булат не нацеплявший — кто? И чужой дороги не топтавший — кто? И своей страны не повидавший — кто? На одном всегда сидящий месте — кто? Не скакавший в час беды к невесте — кто? Равнодушный к жениховской чести — кто? Это — евнух есть, и хуже есть ли кто?!. Ты не обижайся, — я тебе сестра И тебе желаю счастья и добра. Срок уж на исходе, поспешить пора! Не спася Барчин, как сможешь сам тыУслышав эти слова, говорит Алпамыш сестре:
— Пешком, что ли, итти в эту страну?
Отвечает ему Калдыргач-аим:
— На девяноста пастбищах кони наши пасутся, — неужели же ни одного такого, чтоб оседлать можно было, не найдешь среди них? Если возьмешь седло и сбрую для коня и к Култаю в табуны отправишься, ты сможешь в путь поехать, оседлав любого понравившегося коня.
— Ну, хорошо! — сказал ей Алпамыш. Собрала Калдыргач-аим седло, сбрую, шлем, щит, оружие и прочие доспехи, связала все вместе, нагрузила на Хакима — послала его к Кул-таю. Встречает он по дороге отца, с охоты ехавшего. Посмотрел Байбури на сына с подозрением и говорит ему:
— Да не сякнет ключ твоих речей, сынок! Порази всех вражьих силачей, сынок! Добрый путь тебе, куда бы ты ни шел, Радость сердца, свет моих очей, сынок! Взяв припасы, взяв оружье, — без коня, Сбруей да седлом себя обременя, Ты куда идешь, скажи — утешь меня! Иль узнал худое от кого-нибудь? Или на охоту едешь ты, Хаким? Иль, ягненок мой, собрался в дальний путь? Ты куда идешь, скажи — утешь меня! Стан твой кушаком украшен золотым. Шалости прощают людям молодым, Но убьешь меня отъездом ты своим, — Да развеется отцовский страх, как дым! Путь куда ты держишь? Успокой меня! Э, сынок, не будь к словам отца глухим: Ты себя поступком не губи таким, — Одарю тебя конем я выездным! Ты скажи, в какой собрался край, сынок? Знаю, что вернешься, глаз моих зрачок, Но боюсь, в дороге б ты не изнемог: Тяжело в пустыне. Если путь далек, Как ты в путь такой поедешь, одинок? Ты куда идешь, очей моих зрачок?Услыхав такие слова отца своего, говорит Хаким:
— Э, умереть бы вам раньше, чем налог с брата вашего требовать!.. — Так сказав, отправился он своим путем.
Посмотрел ему вслед Байбури, подумал: «Умереть бы ему в младенчестве, — кто-то уже сказал ему!»
Поспешил Байбури домой. Приехал — смотрит, — ларец отперт, — письма того нет в ларце.
Снова сел он на коня и, по низинам скрываясь, поехал к пастуху Култаю, — Алпамыша опередил. Догадался Байбури, что Алпамыш тоже сюда направляется, — кто-то, наверно, из той чужой страны прибывший, весть ему сообщил.
«Плохо дело, — подумал Байбури. — Правда, очень сильным стал Алпамыш, но как ни силен, грозного крика испугается, а крика не побоится — и палкой побить можно». Приказал Байбури Култаю:
— Если явится он к тебе, изругай его, коня ни за что не давай, избей его хорошо палкой и прогони.
Сказал Култай: — Если от тебя приказа не будет, неужели дам коня Алпамышу?
Предупредив Култая, уехал Байбури.
Ничего об это не ведая, приходит следом за отцом Алпамыш. Приблизился он к Култаю, а Култай, укрук взяв и замахнувшись на Алпамыша, всячески его ругая, так кричит:
— Ты какой прельстился страной, Э, стервец-батыр озорной? Дело ты имеешь со мной! Для чего приплелся ты к нам? Что шатаешься по табунам? Что приглядываешься к коням? Никакого коня я не дам! Выдумал — в чужую страну! Прочь! Не дам коня сосуну! Прочь! Не лезь к моему табуну! Говорю — убирайся! Ну! Ты здесь не хозяин, стервец! Байбури ведь жив, твой отец! Я тебе скакуна отберу! Уши стервецуАлпамыш, слова Култая выслушав, так ему ответил:
— Тайну вам открою, дед Култай-ворчун: Не для баловства явился я в табун: Нужен неотложно мне один скакун! Вы не беспокойтесь: я годами юн, Но не страшен мне силач-батыр чужой, — Наделен и сам я силою большой! Есть в стране калмыцкой девушка одна, — Очень калмык ами там угнетена! Преданный твой сын, мой добрый дед Култай, Выехать собрался в тот калмыцкий край, Привезти свою подругу Барчин-ай. Окажи мне помощь — скакуна мне дай! Я освобожу свою Барчин-аим, Расспрошу родню, как там живется им, — Может быть, вернуться думают к своим. Помоги мне, дед, поехать в ту страну! Калмык ам-врагам я головы сверну, Дяди-бия дочь от них освобожу, Всем откочевавшим помощь окажу, И тогда вернусь к родному рубежу. Вот зачем я здесь у табуна брожу, У тебя, Култай, коня себе прошу… Знаю, дед Култай, что любишь ты меня: Не гони меня — и подбери коня. Ждать ни одного теперь не смею дня. Счастью моему не будь помехой, дед! Буду я тебе всегда утехой, дед! Не для озорства, не ради смеха, дед, — Милую спасать мне надо ехать, дед!Култай на это говорит ему такое слово:
— Что же ты, стервец, опять сюда пришел? Или деда речь ты мирной шуткой счел? Что ты здесь оставил, чтоб ты смерть нашел! Иль шайтан тебя с пути прямого свел? Иль совет в пути коварный получил? Или палкой я тебя не доучил?.. — Так на Алпамыша дед Култай орет, В руки палку он тяжелую берет, Замахнулся. — Ну, проваливай, урод! — Алпамыш стоит, песку набравши в рот, — Он оцепенел, а дед идет вперед, Подошел — и палкой, не шутя, хватил, Три-четыре раза палкой угостил. Бека Алпамыша дед поколотил, — Палкою батыра к жизни возвратил, Бека не на шутку этим рассердил. Алпамыш поклажу наземь положил, Деда вновь к себе поближе подпустил, За кушак его как следует схватил. Дед Култай от страха всех лишился чувств, В ребрах у Култая раздается хруст. Осень подошла — цветник увядший пуст, — И ворона сядет на розовый куст. Палка совершила, видно, чудеса! За кушак Култая Алпамыш взялся — Поднял, раскачал — и бросил в небеса. За его полетом Алпамыш следит. Дед игральной бабкой с неба вниз летит, И с небес батыру юному кричит: — Э, сынок, смотри, как бы Култай, твой дед, — Быть ему живым-здоровым до ста лет, — На куски разбившись, не наделал бед: Без меня коням твоим присмотра нет! Сделать, что прикажешь, я даю обет. Лучшего коня поймаю в табуне, — Только б на куски не расшибиться мне!..— С неба долетали вопли старика. Вытянулась вверх батырская рука, За кушак поймал Култая Алпамыш, Подхватил — и наземь положил его, Грудь ему коленом придавил слегка:— Ну-ка, дедушка, поймайте-ка мне коня, — сказал Алпамыш.
— Погоди, сынок, поймаю, — отвечает Култай, — только не сейчас.
— Нет, сейчас же поймай!
— Как же я тебе коня поймаю, если встать не могу? — рассердился Култай. Отпустил его Алпамыш, — Култай крикнул: — Курхайт! — Тут лошади со всех девяноста пастбищ, все, сколько их было, побежали на его зов, собрались перед ним. Култай дал Хакимбеку укрук, — сказал: — Сам лови, какого хочешь.
Взял Хакимбек укрук, решил закинуть его на шею буланого коня или на гнедого коня с пегими ногами, или на крупного быстроного коня-шапака. Забросил он укрук, опустился укрук на шею одного чубарого коня с длинной, шелковистой гривой. Оказался конь не таким, о каком душа его мечтала, не пришелся он Алпамышу по вкусу, — отпустил он этого коня, думая про него: «Чересчур уж нежен конь этот, — невынослив окажется в походе».
Закинул он снова укрук — снова попался тот же конь, снова отпустил его Алпамыш, говоря:
— Э, навлечешь ты беду на меня, околеешь в походе, опорочишь меня, на несчастье мое попадаешься ты мне!
В третий раз закинул укрук Алпамыш, в третий раз поймал он все того же шелкогривого чубарого конька.
— Видно, это и есть судьба моя! — сказал Алпамыш. Подтянул он коня к себе, надел ему на шею свой кушак, подвел его к месту, где седло и упряжь лежали — и осматривать его стал, гадая, каким же окажется этот сужденный ему конь.