Анатомия «кремлевского дела»

Красноперов Василий Макарович

Должен сказать, что активные контрреволюционные настроения у Екатерины Мухановой проявлялись еще в первые годы революции. В частности, помню, что еще в 1920–21 гг. в одном из разговоров она заявила, что для свержения советской власти надо уничтожить двадцать тысяч коммунистов. В последующем эти контрреволюционные настроения у нее не только не изживались, а наоборот – усиливались. Особая озлобленность проявилась у Ек. Мухановой в период проведения коллективизации. Она считала, что коллективизация ведет к разорению сельского хозяйства и обрекает крестьянство на голод и вымирание. В связи с этим Ек. Муханова заявляла, что “в СССР свирепствует сталинский режим”, что Сталин является диктатором, единолично решившим вопрос о коллективизации сельского хозяйства, и тем самым он несет личную ответственность за ее последствия. Она говорила далее, что готова собственноручно душить коммунистов, и выразила уверенность, что найдется русская Шарлотта Кордэ, которая убьет Сталина [510] .

510

РГАСПИ.

Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 219–220.

Не забыл Константин уточнить, что разговор о Шарлотте Корде происходил в квартире сестры Екатерины Марии Мухановой, да еще в присутствии художника-архитектора Владимира Яновича Головского. Упоминание этих лиц в контексте террора вело к их неминуемому аресту. Неизвестно, кто именно из чекистской братии обратил внимание на эту “Шарлотту Кордэ”, но сравнение настолько понравилось, что его стали широко использовать при составлении протоколов. Например, вызвав 16 марта на очередной допрос А. Ф. Шарапову, следователи СПО получили от нее такие показания:

Признаю, что мне было известно о подготовке убийства Сталина… Во время одной из наших встреч [в середине 1934 г.] Н. А. Розенфельд рассказала мне, что она делает через Минервину попытки попасть на работу в личную библиотеку Сталина. Сначала она говорила мне, что добивается этого для того, чтобы подработать. Несколько позже она рассказала мне, что действительной целью ее попыток проникнуть таким образом на квартиру Сталина является решение совершить покушение на Сталина. Кажется, в связи с этим разговором она сказала мне, что должна сыграть роль Шарлотты Корде [511] .

511

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 222.

То есть, если верить чекистским протоколам, и Муханова, и Розенфельд были готовы взять на себя роль Шарлотты Корде и охотно рассказывали об этом всем окружающим.

Правда, с ядом никак не получалось. Следователь Сидоров спросил у Шараповой, какие разговоры о ядах она вела с Ниной Розенфельд. Ответ полностью совпал с показаниями самой Розенфельд:

В конце 1934 года (в ноябре или в октябре) Розенфельд показывала мне небольшой флакончик с жидкостью и сказала, что это сильнодействующий яд. Она сказала, что употребит его для самоубийства в случае опасности… Она говорила, что отравится в случае опасности или большого горя [512] .

512

Там же. Л. 223.

Однако о терроре Шарапова ничего показать не могла. Она признавала, что рассказывает не все, что ей известно о “контрреволюционной” деятельности Розенфельд и других лиц, но не по злому умыслу, а лишь потому, что память подвела.

66

Четырнадцатого марта был в очередной раз допрошен и М. В. Корольков. Он оказался для следствия просто неиссякаемым кладезем сведений о семье Розенфельдов. Допрашивать Михаила Васильевича выпало следователям Иностранного отдела ГУГБ А. С. Славатинскому и Д. М. Смирнову. Они занялись подробным выяснением взаимоотношений между Л. Б. Каменевым и его родственниками. Корольков охотно сообщил, что отношения Льва Борисовича с братом всегда были теплыми и дружескими и Каменев как мог старался помочь брату материально, давая ему, например, возможность получать заказы на оформление книг в издательстве “Академия”, которым до ареста руководил. В свою очередь, Николай Розенфельд и его бывшая жена Нина Александровна всегда испытывали “исключительный пиетет” по отношению к Каменеву. Поэтому, когда Каменева арестовали, Розенфельды-де прониклись бешеной злобой к Сталину, а Нина Александровна якобы кричала, что она способна лично уничтожить Сталина – особенно, по словам Королькова, Розенфельдов выводил из себя факт конфискации у Каменева личного имущества и библиотеки. Когда следователи попросили Королькова дополнительно припомнить знакомых семьи Розенфельдов, тот назвал Юрия Стеклова-Нахамкиса (которому немало страниц в своем дневнике посвятил и Михаил Презент), а также его сына Владимира (Гульку). С ними якобы особенно был дружен Борис Розенфельд. Также Борис был дружен с Сергеем Седовым. Рассказал Корольков и о второй жене Николая Борисовича – Елене Легран. Ее бывший муж Леон Евграфович Хосроев, с детства друживший с Ниной Александровной и бывавший в гостях у Николая Борисовича, одно время заведовал домом отдыха ГАБТа в Тарусе (он вообще был человеком авантюрного склада, сменившим множество профессий: по словам Королькова, окончил перед империалистической войной университет по юридическому факультету, после Октябрьской революции был наездником на бегах, а до этого работал в Ленинградском уголовном розыске). Услышав это, чекисты встрепенулись и со всей проницательностью поинтересовались у Королькова:

Не он ли, Хосроев, устроил для Мухановой путевку на курорт, где она познакомилась с какой-то англичанкой из английского

посольства в Москве, о которой вы показывали на допросе от 10. III-35 г.? [513]

Но выстрел оказался холостым. Выяснилось, что Хосроев никакого отношения к злосчастной путевке не имел. Тем не менее следователи живо заинтересовались Леоном Евграфовичем – уж больно колоритная фигура! Юрист по образованию, но после революции вдруг стал наездником (впрочем, для осетина это не было столь уж невероятным). Не служил ли он у белых, поинтересовались следователи, не подвергался ли арестам при советской власти? Корольков не знал. Но сообщил, что Леон Евграфович знаком с Ниной Розенфельд с дореволюционного времени. Все связи, объединявшие этих людей – Королькова, Хосроева, Николая Розенфельда, Елену Легран, Нину Есаеву, – сплелись в один тугой узел, который сегодня, пожалуй, уже не развязать… А следователи в 1935 году и не ставили перед собой такую задачу. Но все же они решили, что Хосроев им понадобится. Поэтому нужно было добыть хоть какой-нибудь компромат на него. И Корольков помог:

513

Там же. Л. 259.

Со слов Н. А. Розенфельд мне известно, что лет семь тому назад Хосроев, работая в то время в качестве наездника на бегах, опасаясь по какому-то поводу своего ареста органами ОГПУ, обращался за содействием к Енукидзе, который его принял, и, как об этом рассказывал Хосроев Н. А. Розенфельд, Енукидзе оказал ему содействие. Поскольку я знаю, Хосроев арестован не был [514] .

Конечно, формально это не могло быть поводом для ареста, но чего не сделаешь ради выполнения “соцзаказа”. К тому же, как известно, пребывание на свободе любого советского гражданина – это всего лишь недоработка “органов”. Вскоре Л. Е. Хосроев пополнил собой ряды подследственных по “кремлевскому делу”.

514

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 260.

67

После допроса Королькова чекисты 15 марта в очередной раз допросили и Николая Борисовича Розенфельда. Начали они с вопросов о Королькове. Тот, как мы помним, отказался признать себя виновным в участии в контрреволюционной организации, готовившей убийство Сталина (повинился лишь в том, что не сообщил куда надо о “враждебных” намерениях Розенфельдов). Теперь с помощью Николая Борисовича Молчанов и Люшков принялись окончательно топить Королькова. Розенфельд-старший показал, что Корольков был прекрасно осведомлен о планах “практической подготовки” убийства Сталина. Более того, Николаю Борисовичу якобы

было лично известно и от Н. А. Розенфельд, что Корольков был связан с группой контрреволюционеров-белогвардейцев, которые ничем не отличались в своих к.-р. террористических намерениях от Королькова [515] .

Среди этих лиц Розенфельд назвал М. А. Прохорова, Н. К. Попова, В. Ю. Вольфа. Да еще и донес на жену Королькова Евгению Орнатскую:

Орнатская, жена Королькова, была так же злобно, к.-р. настроена, как и ее муж, и разделяла целиком его взгляды. У Орнатской есть две сестры, также настроенных контрреволюционно, причем не то они, не то их мужья арестовывались за к.-р. деятельность. Н. А. Розенфельд по просьбе Орнатской наводила справки и даже оказывала через кого-то давление на успешное разрешение их заявлений в отделе частных амнистий ЦИКа [516] .

515

Там же. Л. 215.

516

Там же.

По некоторым данным, эти показания привели к аресту Евгении Орнатской.

Полностью деморализованный Николай Борисович, в тщетной надежде хоть как-то облегчить свою участь, продолжал топить Королькова, а заодно бывшую жену и сына Бориса (вполне возможно также, что для облегчения и ускорения процесса получения показаний следователи зачитали Николаю Борисовичу показания Королькова, который тоже не слишком сдерживал себя, показывая о Розенфельдах):

Периодически у Королькова происходили сборища под видом вечеринок, на которых бывала Н. А. Розенфельд… [Борис] посещал вместе с Н. А. Розенфельд сборища, которые периодически происходили у Королькова на квартире. Корольков оказывал большое влияние на настроения Б. Розенфельда и, несомненно, укреплял его в к.-р. террористических намерениях… Особо обращают на себя внимание связи отдельных лиц, входящих в эту группу, с заграницей, в Англии. Так, мне известно, что Корольков имеет связи в Англии по линии жены. Несколько лет тому назад у Королькова гостила какая-то русская женщина, приехавшая из Англии, которую он называл племянницей [517] .

517

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 216–217.