Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Из этого делались выводы, что в случае войны в тылу у Красной армии поднимутся крестьянские восстания, а в рядах самой Красной армии недовольные крестьянские элементы повернут штыки в сторону своих угнетателей, и таким образом советская власть будет свергнута [555] .
А кто же возглавит эти восстания? Конечно, интеллигенция – вроде той, что участвовала в “сборищах”.
Мы обсуждали вопрос о роли интеллигенции в борьбе с Советской властью, проводили параллель между современной интеллигенцией и интеллигенцией эпохи народовольчества. В разговорах подчеркивалось, что у современной интеллигенции отсутствуют люди, сильные духом, готовые нести свое недовольство в массы и могущие возглавить эти массы на борьбу с Советской властью [556] .
555
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 7.
556
Там
Ну как это “отсутствуют”? А как же участники “сборищ”? А как же наша доморощенная “Шарлотта Корде”? А как же ближайшая подруга Мухановой-Корде – Нина Розенфельд, вооруженная “директивами” Каменева? В воображении главного читателя родилась и обрела законченную форму новая группа заговорщиков – белогвардейских “террористов”.
70
От бывших белогвардейцев, которые символизировали собой отжившее прошлое, уходящую натуру, чекисты перешли к подающей надежды молодежи – ведь запасы старых “врагов” не бесконечны, нужны и новые, чтобы “органам” всегда было чем заняться. Как ни сопротивлялся следствию Борис Розенфельд, шансов оправдаться у него не было. Арестовали почти всех его знакомых – Сергея Седова, Льва Нехамкина, Феодосия Музыку… Теперь подошла очередь знакомых знакомых – например, Давида Азбеля, фамилию которого назвал на допросе Нехамкин. На момент ареста Давиду исполнилось лишь 24 года. Родился он в Чернигове в 1911 году и, как указали чекисты в справке, до восьми лет “воспитывался в семье деда-торговца”. В 1925 году вступил в ВЛКСМ, но через два года был исключен вместе с уже упоминавшимся одноклассником Евгением Левенсоном за “организацию школьной забастовки”, а в 1929-м даже “задерживался” ОГПУ. Для допроса Азбеля выделили следователя СПО Горбунова, действовавшего под чутким руководством Молчанова и Люшкова. Вызвав Азбеля на допрос 17 марта 1935 года, Горбунов сразу же получил от него признание в приверженности молодого человека троцкизму и попытался добиться от него аналогичных показаний на Левенсона. Однако это у него не получилось (или же следователь не особо стремился такие показания получить), и тогда Горбунов перешел к вопросам о Нехамкине. Азбель сразу же дал показания о том, что Нехамкин троцкист, и развил перед следователем теоретические основы борьбы с советской властью:
Я считал, что режим репрессий в партии и стране сделал почти невозможным проведение сколько-нибудь серьезной массовой работы. В результате этого режима всякие недовольные элементы в стране, на которые можно было бы опереться, запуганы. Пробудить эти недовольные элементы к активной борьбе с руководством ВКП(б) можно только путем применения террора. Все зло я видел в Сталине и поэтому считал, что убийством его как наиболее влиятельной решающей фигуры в партии и стране можно будет вызвать замешательство в среде нынешнего руководства партии и поднять на борьбу все недовольные существующим режимом элементы. По моему мнению, в этот момент должны будут возглавить эту борьбу выкристаллизовавшиеся за весь период нелегальной работы, как наиболее стойкие и преданные троцкизму кадры, – небольшая часть троцкистов, находящаяся в тюрьмах и ссылке, сохранившиеся в партии скрытые троцкисты и формально отошедшие от троцкизма, но фактически сохранившие свои взгляды [557] .
557
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 7.
Всего 24 года, а такое дерзкое мышление! Такие масштабные планы! Но следователя не проведешь. Не мог сам молодой человек все это придумать, кто-то же его надоумил. Надо установить круг знакомств Азбеля, и все прояснится. И как нарочно, оказалось, что среди знакомых Азбеля фигурируют представители советской “золотой молодежи” Андрей Свердлов (сын Якова Свердлова), Дима (то есть Вадим) Осинский (сын Валериана Осинского) и Лев Нехамкин (“рангом” пониже, чем первые двое), а также жена недавно отрекшегося от троцкизма и возвращенного из ссылки в Москву Льва Сосновского Ольга Даниловна Сосновская-Гержеван (арестована в 1937-м, расстреляна в 1941 году в Орловской тюрьме), дочь Эдуарда Медне (советского партийного деятеля латышского происхождения, члена Верховного суда РСФСР) Любовь Медне (дожила до 1975 года) и друг детства Виктор Белов (отец Виктора был заместителем директора Московского тормозного завода). Почти все они по молодости лет, да еще и в разгар борьбы с оппозицией, симпатизировали гонимым оппозиционерам, особенно Троцкому. В 1933 году, когда разворачивалось дело правых оппозиционеров, 21-летний Белов был арестован; он, хотя и придерживался троцкистских взглядов, имел несчастье быть знакомым с Александром Слепковым (в конце 1920-х годов Белов учился в сельскохозяйственном институте в Самаре, где высланный на периферию после идейного разгрома “правых” Слепков преподавал историю аграрных отношений; впрочем, похоже, что Белов со Слепковым знаком был еще до высылки последнего в Самару) и даже проживал с ним в одной квартире (семья Беловых – отец, мать и сын Виктор – занимала в ней одну из комнат). С помощью Белова чекисты могли бы “установить” наличие связей между правыми и троцкистами, но в 1933 году до этого дело всерьез не дошло. В отличие от Александра Слепкова, которого ждало намного более суровое наказание, Белов в тот раз отделался ссылкой в Пермь на один год (и не исключено, что попутно был завербован чекистами в качестве сексота; впрочем, в том же можно заподозрить и Давида Азбеля). Теперь же Виктору предстояло вновь выступить в роли связующего звена, но уже между юными “заговорщиками” и матерыми бухаринцами. Придерживаясь этой линии, следователь зафиксировал в протоколе следующие показания Давида Азбеля:
Мои террористические замыслы формировались и крепли под влиянием ряда
558
Там же. Л. 236.
А дальше следователь получил настолько удобное для следствия показание, что поневоле задумаешься – а случайно ли оно было получено.
Когда мы (я – Азбель, Андрей Свердлов, Дмитрий Осинский и Виктор Белов) вышли из квартиры Слепкова и шли по улице Грановского, Андрей Свердлов под прямым впечатлением разговоров Бухарина о Сталине заявил следующее: “Кобу надо кокнуть”. Эта мысль Андрея Свердлова встретила общее наше сочувствие [559] .
Каким же образом было получено это показание? Есть два варианта: 1) следователю просто повезло найти “жемчужное зерно” в груде “словесной руды”; 2) этот случай был заранее известен чекистам по донесению сексота (возможно, этим сексотом был сам Азбель или Виктор Белов). Понятно, что точного ответа на этот вопрос в обозримом будущем получить не удастся. В любом случае мысль об убийстве Сталина настолько захватила юного Давида, что с тех пор он только об этом и думал и свои мысли готов был обсуждать со всеми знакомыми, например, с тем же Беловым:
559
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 236–237.
Был… один разговор в 1933 году, в начале года, у него на квартире. Были мы вдвоем, разговор начался с моего вопроса, как живет Андрей Свердлов, затем перешли на воспоминания, припомнили заявление Свердлова о необходимости убийства Сталина и вместе с Беловым констатировали необходимость его проведения [560] .
А уж когда Азбель в том же 1933 году познакомился с женой ссыльного троцкиста-журналиста Сосновского, то с ней-то сам бог велел обсуждать террор:
560
Там же. Л. 238.
Мы с ней близко сошлись, так как она являлась троцкисткой. В дальнейшем мои террористические намерения в отношении Сталина усиливались под влиянием О. Д. Сосновской… Об этом я с Сосновской говорил два раза в 1933 году осенью. После того, как О. Д. Сосновская неоднократно в разговорах со мной давала крайне враждебную оценку положению в партии и стране, сопровождая ее злобными выпадами по адресу Сталина, я под влиянием этих разговоров прямо поставил перед ней вопрос, что Сталина надо убить. К моему предложению она отнеслась сочувственно и заявила, что хорошо бы сделать это не руками троцкистов, так как политически это троцкистам будет невыгодно [561] .
561
Там же. Л. 237.
Вдохновленный поучениями опытной троцкистки, Азбель, по его показаниям, вел аналогичные беседы и с Львом Нехамкиным:
Зимой 1933 года я зашел к моему старому товарищу Нехамкину Л. Я., которого я знал как злобно настроенного троцкиста. Вместе с Нехамкиным мы вышли из его квартиры и пошли на Тверской бульвар. На бульваре Нехамкин повел разговор о роли личности в истории, затем перешел к троцкистской контрреволюционной оценке существующего положения в стране и роли в этом Сталина, заявив, что убийство Сталина резко изменит существующее положение. Я эту мысль Нехамкина поддержал и развил перед ним мои террористические установки, изложенные в начале настоящих показаний. Я подчеркнул, что убийство именно Сталина расчистит дорогу для Троцкого… Кроме этого случая у меня с Нехамкиным об убийстве Сталина было еще два разговора. Последний разговор был в феврале 1935 года, опять на Тверском бульваре, когда Нехамкин снова поставил вопрос об убийстве Сталина [562] .
562
Там же. Л. 238.
Нехамкин вообще казался перспективным кандидатом в “террористы”. Виктор Белов на допросе показал, что Азбель характеризовал Нехамкина как “эксцентричного человека с повышенной нервозностью” [563] , и тут же добавил:
Припоминаю, что в году 1932-м или 1933-м Азбель рассказывал мне, что Нехамкин пытался покончить жизнь самоубийством. Тогда же Азбель говорил мне, что Нехамкин является человеком, способным совершить террористический акт [564] .
563
Там же. Д. 109. Л. 102.
564
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 103.