Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Должна признать, что я понимала, что у Розенфельд были какие-то злобные намерения против Сталина, т. к., говоря о нем, она всегда отзывалась с большой злобой и ненавистью [744] .
Но следователи пошли дальше и прямым текстом заявили Синелобовой, что она уклоняется от дачи искренних показаний. Ведь на самом-то деле Розенфельд не просто расспрашивала Клавдию, а хотела через нее “установить связь” с Алексеем и привлечь его к своему чудовищному заговору против вождя. При этом следователи зачитали Клавдии фрагмент из эпохальных показаний Мухановой от 8 марта 1935 года о террористических группах в Кремле:
744
Там же. Д. 110. Л. 44.
2-я группа – из военных в комендатуре Кремля, – из ее состава мне известен Синелобов, связанный с Розенфельд через свою сестру, входившую в первую группу [745] .
Чекисты сами же придумали пять “террористических” групп, заставили Муханову подписать
745
Там же. Д. 108. Л. 67.
100
В конце марта произошло еще одно событие, которое придало новый заряд энергии “кремлевскому делу”. 29 марта на своей квартире (в номере 38 гостиницы “Люкс” на улице Горького) был арестован заведующий лендерсекретариатом Южной и Центральной Америки Коминтерна Георгий Борисович Скалов (использовавший в своей нелегкой и ответственной работе псевдоним Синани). В Февральскую революцию сын разорившегося помещика и прапорщик-артиллерист Георгий Скалов оказался в Петрограде и был избран в члены Исполнительного комитета Петросовета, примкнув к меньшевикам. После большевистского октябрьского переворота он первое время участвовал в вооруженной борьбе против новой власти и в декабре 1917 года был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. В январе его освободили, и он скрылся из Петрограда в провинцию. Принял участие в ижевском антибольшевистском рабочем восстании, а после этого, поняв, что выгоднее перейти на сторону победителей, стал советским служащим, поступив по протекции Д. Б. Рязанова, с которым был знаком с прежних времен, в архивное ведомство. Позже в Самаре он, заручившись поддержкой Ш. З. Элиавы, которого знал по совместной работе в Петросовете, поступил на военную службу и в качестве члена Турккомиссии был направлен в Туркестан для советизации Хивы. В Ташкенте, где никто (кроме таких же, как он, бывших меньшевиков) не знал о его меньшевистском прошлом, Скалову удалось без затруднений вступить в партию. Последовали несколько лет работы в Туркестане; побывал Скалов и делегатом Х съезда РКП (б) и получил орден Красного Знамени за участие в подавлении Кронштадтского восстания. В конце 1922 года Скалов приехал в Москву, где был на год назначен ректором Института востоковедения. Затем вновь Туркестан, потом командировка в Китай в качестве военного советника, учеба на Восточном факультете Военной академии РККА, работа в Разведупре Штаба РККА, командировка в Монголию и, наконец, 16 сентября 1930 года зачисление в штат Коминтерна – сначала инструктором орготдела, а затем одним из тройки ответственных секретарей Латиноамериканского лендерсекретариата. На пике карьеры, безжалостно прерванной арестом, Скалов единолично заведовал этим лендерсекретариатом, переименованным по его же инициативе в Лендерсекретариат Южной и Центральной (или Караибской) Америки.
101
В преддверии ареста Г. Б. Скалова была в очередной раз допрошена Екатерина Муханова. Важным для следствия допросом руководили начальник СПО ГУГБ Молчанов и его заместитель Люшков, а вел его, как всегда, опытный следователь Каган. Для начала он обвинил Муханову в том, что та скрывает от следствия участие своих родственников в Белом движении. Судя по протоколу, Муханова сначала отказалась давать показания на родственников, объясняя это тем, что они, мол, не имеют отношения к ее “контрреволюционной” деятельности. Но затем признала, что покойный отец служил офицером-артиллеристом в армии Колчака, а брат Константин и сестра Мария были бойскаутами до прихода белых и во время их пребывания в Самаре [746] . Кстати, сама Муханова, похоже, без всякого пиетета относилась к скаутскому движению. Как вспоминал впоследствии ее знакомый Алексей Симуков,
746
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 243–244.
она погасила мой восторженный рассказ о скаутах одной репликой:
– Знаю, знаю! Делать добрые дела на улице и гадости дома… Слыхали! [747]
Пришлось рассказывать и о женихе Б. С. Бузкове, после чего последовал заранее приготовленный вопрос следователя:
Кого еще из белых офицеров вы знали по Самаре? [748]
И Муханова дала подсказанный чекистами ответ:
Я должна заявить следствию, что, несмотря на мое заявление на допросе от 8/III-сего года, где я обязывалась рассказать всю правду, я скрыла от следствия известные мне факты контрреволюционной деятельности ряда лиц, связанных со мной в прошлом по Самаре и до моего ареста по Москве [749] .
747
Симуков А. Д. Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка истории (записки неунывающего). М.: Аграф, 2008. С. 122.
748
РГАСПИ.
749
Там же.
Речь в первую очередь шла о Скалове. Из ответа Мухановой нельзя понять, каким образом следствие узнало о ее знакомстве с Георгием Борисовичем. Можно предположить, что она показывала о нем и раньше, просто чекисты воздерживались от занесения фамилии Скалова в официальные протоколы. Но это предположение кажется маловероятным, так как Скалов, несмотря на его относительно высокое служебное положение, отнюдь не был для чекистов фигурой неприкосновенной. Вообще, в протоколах “кремлевского дела” фиксировалось множество фамилий, но далеко не все, попавшие туда, были арестованы. Однако Скалова никто и не брался любой ценой уберечь от ареста. О его меньшевистском прошлом стало широко известно после партийной чистки 1933 года. А окончательно тучи над ним сгустились уже 1 января 1935-го, когда на заседании парткома ИККИ Скалова обвинили в “гнилом либерализме и политической бесхребетности” за политически неосторожный, предосудительный и даже, можно сказать, крамольный разговор с только что арестованным ответственным работником ИККИ Л. И. Мадьяром [750] . Череда арестов в Коминтерне была спровоцирована убийством Кирова. После выстрела Николаева, как известно, аресту подверглись бывшие ленинградские зиновьевцы, а затем было взято под стражу все руководство бывшей зиновьевской оппозиции. Одновременно с Каменевым и Зиновьевым 16 декабря 1934 года был арестован и коллега Мадьяра по ИККИ, бывший сторонник зиновьевской оппозиции Георгий Сафаров. И Людвиг Игнатьевич Мадьяр, который тоже в прошлом был сторонником Зиновьева, руководствуясь соображениями “буржуазного гуманизма”, передал домработнице Сафарова деньги на поездку в Ленинград, куда Сафарова этапировали для проведения следственных действий по делу “Московского центра”. Это стало поводом для его собственного ареста в ночь с 29 на 30 декабря 1934 года. В ночь на 16 января 1935 года были, как уже упоминалось, арестованы бывший сотрудник Коминтерна югослав В. Д. Вуйович и его жена Р. Л. Будзинская (Вуйович был уволен из ИККИ с поста референта Балканского лендерсекретариата еще 1 мая 1933 года и отправлен на работу в Ташкент). Следующей костяшкой домино, которой предстояло упасть, стал Скалов. Муханова продолжала:
750
РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 65а. Д. 4569. Л. 69.
Еще до 1932 года, когда я впервые говорила с Ниной Розенфельд о необходимости убийства Сталина, еще до моего поступления на работу в Кремль, я являлась участницей существующей в Москве контрреволюционной белогвардейской организации. Эта организация ставила своей задачей борьбу с советским строем путем террора и подготовку, на базе террористических актов, правительственного переворота… Дело обстояло следующим образом: я приехала в Москву в 1922 году из Самары и училась в Московском университете на факультете общественных наук. Жила я в это время на квартире моего знакомого по Самаре, бывшего белого офицера, бывшего дворянина Скалова Георгия Борисовича, который сейчас носит фамилию Синани [751] .
751
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 244–245.
Все это напоминало литературную форму под названием fixup novel, хорошо известную любителям фантастики. Крупноформатное произведение создается из серии произведений малой формы – рассказов, до тех пор не связанных между собой. Для этого в повествование добавляется связующий материал, иногда – обрамляющий сюжет. Сами рассказы редактируются для придания итоговому произведению целостности и для устранения противоречий. Считается, что эта литературная форма зародилась в середине 1940-х годов в Америке – в жанре научной фантастики. Но, как видим, на самом деле чекисты, неустанно трудясь на ниве фантастики ненаучной, изобрели эту форму раньше. К тому же советские труженики протокола были вынуждены руководствоваться более строгими рамками – им не разрешалось редактировать свои старые произведения (кроме совсем уж исключительных, единичных случаев). Поэтому им приходилось более тщательно продумывать “обрамляющую конструкцию”. Но зато можно было отбросить литературные украшения (на жаргоне чекистов – “беллетристику”). Поэтому ввод нового сюжета мог быть оформлен с помощью всего лишь двух-трех предложений. В данном случае, как видим, появление нового персонажа (Скалова) потребовало некоторых ретроспективных изменений в показаниях Е. К. Мухановой. Справившись с этой задачей, мастера фиксапа продолжили работу над протоколом:
Квартира Скалова в Москве являлась приютом для приезжающих в Москву его товарищей по Самаре и Туркестану. Кроме меня разновременно у него жили:
Сидоров Александр Иванович, белый офицер, сын самарского купца, беспартийный, работает сейчас в Москве где-то инженером;
Гейер Александр, отчество забыла – белый офицер, занимался литературной деятельностью и темными уголовными делами. Скалов устроил Гейера в свое время в Институт востоковедения в качестве проректора и преподавателя политэкономии;
Сестра Скалова – Надежда Борисовна, бывшая дворянка, была одно время кандидатом партии;
Перельштейн Лидия Ивановна – эвакуировалась из Самары с белыми, училась в свое время со мной в Самарском университете, в настоящее время работает в Институте Ленина, беспартийная [752] .
752
Там же. Л. 246.
Все эти люди были незамедлительно арестованы.
Чекисты, видимо, тщательно проверили всех родственников Скалова. Когда Муханова стала давать характеристики названным ею лицам, чекисты ни с того ни с сего спросили ее об Н. Н. Семенове. Их интерес совершенно непонятен, если не знать, что будущий единственный советский нобелевский лауреат в области химии был старшим братом К. Н. Семеновой, бывшей жены Скалова, – в протоколе же об этом не было ни слова, ведь чекисты владели и мастерством умолчаний.