Атаман Устя
Шрифт:
— Ахъ, проклятыя, ишь, какъ пришиты, шепнулъ Орликъ. Проснется Ефремычъ — вдь выползетъ старый хрычъ. Ну, ужъ пугну же его.
Сдлавъ отверстіе, Орликъ пролзъ на чердакъ и, раскопавъ настилку и глину до досокъ, тихо кликнулъ въ щель…
— Петрынь, а Петрынь!..
Запертый въ чуланъ парень, не спавшій и уже давно слышавшій шаги и трескъ надъ собой, былъ ни живъ, ни мертвъ отъ страха.
«Неужели Малина лзетъ ночью его убить, думалъ онъ. Не можетъ быть. Зачмъ? Теперь атаманъ и безъ того его на смерть обрекъ. Завтра его на сход разсудятъ и заржутъ
Несмотря на это разсужденіе, Петрынь все-таки въ ужас прислушивался и, когда зашумло на чердак прямо ужъ надъ его головой, онъ такъ отороплъ, что давно бы уже выпрыгнулъ въ окно, если бы оно не было съ желзной ршеткой, какъ въ острог.
— Петрынь! снова позвалъ эсаулъ.
— Я… Кто такой? Чего теб?
— Я… Орликъ… Небось. Я за тобой. Не дивися и не пужайся. Я тебя освободить пришелъ.
Петрынь ахнулъ, но не врилъ. Однако, не убивать же его лзетъ къ нему эсаулъ, его смертельный врагъ. Вдь завтра все равно ему конецъ на сход.
Орликъ осторожно поднялъ одну доску и просунулъ голову въ чуланъ.
— Петрынь, не дивися, родной… Дла нон такія, что вотъ и мн тебя пришлося спасать, ради себя, да и ради злобы на атамана.
— Охъ, Господи! ужъ не знаю — врить ли глазамъ! ахнулъ Петрынь.
— Дурень. Повришь, какъ на втеръ тебя выпущу.
— Охъ, Орликъ. Вкъ буду за тебя Бога молить.
Орликъ тихо и медленно отодралъ еще дв доски въ потолк.
— Ну, теперь лзь… подставь что ни на есть; только бы мн тебя ухватить.
Петрынь взялъ боченокъ, подставилъ подъ то мсто, гд былъ Орликъ, и влзъ на него.
— Давай одну руку! Я тебя потяну, а ты другой хватайся за край…
Въ одну минуту сильной рукой Орликъ поднялъ парня къ потолку, и Петрынь вскарабкался и былъ на чердак.
— Охъ, Орликъ, чаялось ли мн; вкъ я не забуду твоего…
— Да ну, молчи; успешь отблагодарить-то… еще не ушли; услышитъ Устя, да выползетъ, да придется палить въ него, такъ весь поселокъ подымется на ноги: обоихъ насъ завтра и похерятъ, и я изъ-за тебя пропаду. Иди.
VII
Осторожно и медленно вылзли эсаулъ съ парнемъ изъ чердака на крышу, перешли къ лстниц и хотли уже спускаться. Орлику показалось, что атаманъ прошелъ по своей горниц отъ кровати къ окну. Онъ замеръ на мст.
— Охъ, Создатель! Помилуй Богъ, Устя подымется да увидитъ, выговорилъ онъ вслухъ и съ такимъ неподдльнымъ ужасомъ, что Петрынь окончательно увровалъ въ искренность своего спасителя.
И Орликъ былъ искрененъ. Онъ боялся, что Уст, несмотря на уговоръ и предупрежденіе, все-таки покажется его поступокъ подозрительнымъ. Люди врятъ больше глазамъ и ушамъ, чмъ разуму и сердцу. У Орлика духъ захватывало при мысли, что атаманъ увидитъ, смутится и заподозритъ… Пожалуй даже подыметъ шумъ…
И эсаулъ, и Петрынь притаились и не двигались. Орликъ не ошибся. Устя услышала шаги по крыш и, вставъ съ постели, подошла къ окну. Тутъ она увидла у самаго окна поставленную къ крыш лстницу и невольно ахнула.
— Чудно!.. Не понимаю твоей
Атаманъ хотлъ уже по уговору и данному общанью ложиться опять въ постель, но вдругъ Уст пришло на умъ соображеніе.
— Да Орликъ ли это? а если Петрыня кто другой уводитъ! Устя схватила скоре со стны свой мушкетонъ и снова стала у окна.
— Ести ты одинъ или съ кмъ чужимъ — то я тебя тутъ же и положу! шепнула она и тоже притаилась на-сторож.
Орликъ и Петрынь долго прислушивались на краю крыши и, убдившись, что все спитъ, двинулись. Петрынь ползъ первый и сталъ спускаться по лстниц на землю.
И запоздай Орликъ на крыш — былъ бы парень мертвъ. Не видя никого, кром Петрыня, Устя уже думала, что самъ Петрынь устроилъ себ этотъ побгъ. Чтобы не прозвать бгуна — палить надо было прежде, чмъ онъ достигнетъ земли. Устя уже тихонько пріотворила окно и просунула оружіе. Однако у нея хватило духу дождаться, чтобы Петрынь слзъ донизу.
— Если двинется отъ лстницы — выпалю! думала Устя; но когда Петрынь ступилъ на землю, то не побжалъ, а смотрлъ на верхъ. По лстниц сталъ спускаться Орликъ.
— Ахъ, ты, затйникъ! шепнула Устя и приняла просунутое дуло ружья изъ окна. И меня смутилъ своимъ скоморошествомъ; чуть не ухлопала Каина; и зачмъ теб это колно понадобилось… увидимъ, что будетъ! Устя вернулась въ постель, легла и стала думать о зат Орлика.
— Обманомъ его взять хочетъ. Да зачмъ? Проку-то что изъ этого: ну бжитъ Петрынь къ команд и поведетъ сюда; онъ этого и хотлъ, когда вчера просился его отпустить. Чудно. Не пойму ничего.
Между тмъ Орликъ и Петрынь сняли лстницу и, оттащивъ ее, бросили въ кустахъ; затмъ они осторожно пустились по тропинк.
— Петрынь, теперь знай, парень, душа въ душу, животъ въ животъ, какъ братъ за брата родного стоять, — заговорилъ Орликъ, когда они оба были уже на краю поселка.
— Помилуй, Егоръ Ивановичъ; да я за тебя готовъ въ огонь и въ воду; я только ума ршуся и не пойму ничего — какъ же ты да меня отъ смерти спасть пошелъ.
— Свою кожу берегу! Не понялъ? Глупъ же ты, парень; ты всхъ перехитрилъ; команду на насъ поднялъ, а я, какъ и вс другіе, буду лобъ подставлять; нтъ, шалишь, братецъ мой, я не дуракъ; пускай умникъ Устя подъ пулю либо подъ плети идетъ, а я, спасибо, не хочу.
— Такъ меня-то зачмъ ты высвободилъ, я все-таки не пойму.
— Я вотъ тебя упасъ отъ смерти, а ты теперь меня упаси отъ плетей.
— Какъ?
— А вотъ зайдемъ ко мн, я теб все поясню.
Черезъ минуту оба вошли въ хату Орлика и сли на лавк.
— Общаешься ли отплатить добром за добро? заговорилъ Орликъ.
— Вотъ теб Христосъ! перекрестился Петрынь.
— Ты куда теперь, къ команд?
Петрынь молчалъ и колебался отвчать.
— Вотъ дуракъ-то! Я его съ опаской себ изъ петли вынулъ, а онъ мнется; что жъ я тебя застрлю, что ли, теперь? На что? Вотъ дуракъ.