Барон Семитьер: Мясорубка
Шрифт:
– Сядь, Франсуа. Я верю, что твой начальник даст тебе лучших из лучших. Но в жилище Фалюшей будет прятаться мой дворецкий. И уж можешь не сомневаться, что он справится с поставленной задачей почище любого служаки.
Глаза Розы сверкнули:
– Он просто зверь. Видели бы вы, как он защищал меня от бывших соседей! Только позвольте мне находиться там вместе с ним. Для достоверности.
– И думать забудьте! Это может быть слишком опасно! — замахал руками командан.
– А, ведь, она права, — почесал подбородок Семитьер.
– Мясорубка крайне осторожен. И он десяток раз проверит каждый миллиметр и запланирует пути отступа. Ты обратил внимание, у нас есть шесть жертв,
– В таком случае, я требую, чтобы мы с тобой были где-то неподалеку.
– А вот тут полностью соглашусь. Мы непременно будем рядом и подстрахуем Пьера. Но, сперва подобьем нашу прибыль. Я сейчас еду в санаторий. Ты забираешь мадемуазель Фалюш и, не привлекая особого внимания со стороны, собираешь всю информацию, касающуюся этого богоугодного места. Договорились?
***
Четверг, 9 марта, вечер.
На холмах, в парке Д`Эоль, где ветер гнал клочья тумана через голые пока ветви старых дубов, уютно расположился санаторий “Механикус витэ”. Жемчужина исцеления для тех состоятельных буржуа, чьи кошельки были так же полны золотом, как их легкие - городской копотью. Здание было построено недавно - об этом свидетельствовал вошедший в моду десяток лет назад стиль неоготика. Со стороны оно выглядело словно дворец, выбравшийся из сказок о королях и волшебниках. Его стены из светлого камня, местами тронутые лишайником, поднимались в три этажа, увенчанные башенками с медными куполами, что блестели под редкими лучами солнца, пребывающими серую пелену небес.
Фасад украшали высокие стрельчатые окна с витражами, изображающими сцены из античных и современных мифов — нимфы, купающиеся в серебряных источниках, и механические ангелы, парящие среди шестеренок. Над главным входом, обрамленным резными колоннами, сияла бронзовая вывеска с выгравированным названием, чьи буквы сверкали, как расплавленное золото. Двери из мореного дуба, инкрустированные медными пластинами, открывались с легким шипением — работа парового механизма, скрытого в стенах, — и выпускали наружу тонкий аромат лаванды, смешанной с эфиром и угольным дымом.
Внутри санаторий встретил гостя, перемещающегося в кресле для инвалидов, просторным атриумом, чей стеклянный потолок пропускал мягкий свет, рассеиваемый хрустальными люстрами. Пол выложен мозаикой из белого и зеленого мрамора, изображавшей спирали и листья, а вдоль стен тянулись ряды кадок с экзотическими растениями — папоротниками и орхидеями, чьи лепестки казались вырезанными из бархата. В центре зала журчал фонтан.
Навстречу ему выпорхнула миловидная девчушка, одетая в невесомое платье, стилизованное под древнеавзонский хитон:
– Добро пожаловать в “Механикус витэ”, месье! Чем я могу быть полезной для вас?
Старик поднял на девушку полные слез подслеповатые глаза:
– Sori, mi no sabi wetin yu tok. Yu dey tok Aquilon tok? (Простите, я не понимаю, о чем вы говорите. Вы владеете аквилонским?)
Та
– Ой, я не говорю на вашем языке. Вы сказали “Аквилония”? Это ваша родина? Вы говорите на аквилонском?
– Aquilonia!
– Подождите минуту, я позову доктора Хуссейна!
Девушка убежала, и через некоторое время вернулась с высоким, худым мужчиной в сшитом под заказ строгом сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Сухощавый, с осанкой военного, он нес свой возраст - около пятидесяти лет - как броню, будто скрывая под ней шрамы прошлого. Его лицо, острое и угловатое, могло принадлежать ученому или аристократу: высокий лоб, тонкий нос с горбинкой и глубоко посаженные глаза, чей серо-голубой цвет напоминал закаленную сталь. Некогда темные волосы сейчас были тронуты сединой и зачесаны назад.
Говорил он тихо, с легким акцентом, выдающим тевтонское происхождение, что шло вразрез с его аравийским именем. Каждое слово звучало взвешено и убедительно.
– Здравствуйте, дорогой сэр. Меня зовут Тарик Фарид Хуссейн и я главный лекарь в этом храме здоровья.
– Приветствовал он гостя на чистом аквилонском пиджине.
Старик расплылся в улыбке, покопался в сумке, прикрепленной к ручке кресла, извлек оттуда монокль:
– О, знали бы вы, дорогой сэр, как я рад слышать родной язык по эту сторону пролива! Мое имя Чарльз-Джон Хаффем Диккенс и меня направили к вам, как к тем, кто может помочь мне справиться с убивающей меня болезнью.
– Вы - полный тезка великого писателя?
– нахмурился Хуссейн. — Или просто не хотите называть свое настоящее имя?
– Увы, я и есть единственный и неповторимый автор “Холодного дома”, сэр.
Хозяин санатория прищурился, его взгляд скользнул по лицу старика, словно искал трещину в маске.
– Насколько мне известно, — холодно произнес доктор, и голос его звенел от плохо скрываемого металла, — сэр Чарльз Диккенс окончил свой творческий и жизненный путь еще в 1870 году. И даже несмотря на внешнее сходство, вам должно быть стыдно притворяться известным человеком для того, чтобы клянчить подаяние. Впрочем, ваш пиджин настолько хорош...
Старый джентльмен попытался гордо распрямить спину, что получалось с огромным трудом:
– Если вы пытаетесь меня оскорбить, сэр, то вам это удалось. Впрочем, согласен. Сплетни - страшная вещь. Действительно, одна мерзейшая газетенка поторопилась похоронить меня в возрасте пятидесяти восьми лет. Однако, я думал что опровержение, опубликованное ими, должны были напечатать и те, кто подхватил за ними мой некролог. Конечно, вы не обязаны верить мне на слово. Поэтому, возьмите мои документы. Заверенного барристером анамнеза будет достаточно, я надеюсь? И конечно же, мой аусвайс. Секунду, я найду его…
Хуссейн бегло осмотрел медицинское свидетельство и удержал руку старика, уже принявшегося искать что-то в своей сумке:
– Я приношу вам мои глубочайшие извинения, добрый сэр Чарльз! Поверьте, я стал жертвой отвратительного обмана газетчиков, как и многие другие. Позвольте я помогу вам добраться до моего кабинета, где мы сможем поговорить спокойно.
Зайдя за спину инвалида, Хуссейн взялся за коляску и неспешно покатил ее по коридору через лечебные залы, оказавшиеся чудом техники и роскоши. В одном из них состоятельные пациенты погружались в медные ванны, наполненные минеральной водой из подземных источников Лютеции, подогреваемой паром из труб, что шипели под полом. В другом — механические массажеры, управляемые часовыми механизмами, разминали усталые спины буржуа, пока те потягивали травяные настои из фарфоровых чашек. Воздух был напитан ароматами эвкалипта и мяты.