Белая тетрадь
Шрифт:
Мы выкрикнули это одновременно — я и Тай, Пепельный князь. Максимилиан вымученно улыбнулся и, кажется, лишился чувств, как нежная барышня. Тантаэ осторожно провел ладонью по лбу несчастного, словно проверяя температуру.
— Что с ним?
Тантаэ ответил не сразу. Мне заранее не нравилось то, что он хотел сказать.
— Помните, я говорил вам о том, что Максимилиан был ранен? Отравлен солнечным ядом? Нет? Что ж, но сам Ксиль наверняка об этом упоминал. То, что произошло сейчас… это одно из последствий.
— Последствий? — эхом переспросила я. Голова у меня готова была вот-вот
— Да. Сразу после ранения приступы были очень сильными и частыми. Потом Максимилиан что-то сделал с собой, с составом крови, с регенами… Большая часть княжеских возможностей осталась за пределами доступности, но приступы почти прекратились. Мы думали, что он нашел способ справиться с ядом… Но ошибались. Семь лет назад это началось снова. И приступы прогрессируют. Если раньше обострение случалось один-два раза в год, то теперь почти каждый месяц, — Тантаэ отвел глаза. — Ему остался год, в лучшем случае — два. Потом — либо смерть от болевого шока, либо отсроченный эффект воздействия солнечного яда, — с горечью закончил он.
В горле пересохло. Максимилиан, боги…
— Можно ему как-то помочь?
Тантаэ склонился над Ксилем, оглаживая ладонью лицо, линию подбородка, шею… Сейчас тот выглядел, как подросток, изможденный аллийский полукровка, а не князь.
— За тридцать веков от солнечного яда не нашли противоядия. Не думаю, что что-то изменится за один год.
Цех постепенно наполнялся людьми. Битва за Зеленый город была закончена. Откуда-то все узнали о пленниках, и теперь их спешно переправляли через телепорты к опытным целителям. Среди наших потерь было немного, но ранены так или иначе оказались почти все.
Мы победили.
Глава 5
Шел дождь. Я сидела в своей комнате и выводила узоры по запотевшему стеку.
Я дома. Все живы. Айне и Джайян уже пришли в себя, и сегодня у нас намечался небольшой праздник. Хэл на радостях, что приключение мое закончилось благополучно, подарил мне свой значок из Академии. А ведь раньше так с ним носился, гордился, что он единственный студент Академии в возрасте пятнадцати лет, да еще на таком сложном факультете — некромантия. И надо же, отдал.
И почему мне так муторно…
— Нэй?
Мама заглянула в комнату. Руки у нее были по локоть измазаны в муке — печет что-то к празднику. Наверное.
— Он исчез.
— Ты о чем, солнышко? — встревожилась мама.
— Он исчез. Никто не видел его после того случая, — чуть слышно пробормотала я.
Мама нахмурилась, переплетая руки на груди. На коричневом свитере остались белесые пятна.
— Ты все думаешь об этом твоем князе?
— Ни о ком я не думаю.
Некоторое время Элен пыталась сверлить меня взглядом. Я отвернулась, всматриваясь в занавешенное дождем окно. Как будто что-то можно разглядеть за запотевшим стеклом…
Скрипнула дверь. На кухне загремели кастрюлями.
Да не хочется думать мне о нем, мама. Но о чем-то другом просто не выходит.
Я тоскливо оглядела комнату. Здесь ничего не изменилось со времени моего вынужденного отъезда. Постеры на стенах, забитые под завязку
Впрочем, вряд ли это поможет.
Единственная перемена — на вешалке появилось два новых костюма. Доспехи из савальского шелка и аллийское серебристое платье, подарок Лиссэ и Дэриэлла. Да в углу валялся «бездонный» рюкзак…
Стоп.
Рюкзак!
Сумка Максимилиана осталась внутри него, а все вещи князя — в ней. Он говорил, что вернется за одеждой — тогда, перед штурмом. Потом все закрутилось, да еще этот приступ… Но Ксиль точно вернется! Я еще увижу его!
Мое переменчивое настроение снова взлетело в заоблачные выси. Мурлыкая под нос популярную песенку, я направилась на кухню. Не помогу маме — так начинку потаскаю, скучно уж точно не будет!
Элен встретила меня настороженным взглядом, но увидев улыбку до ушей и сама улыбнулась в ответ.
— Рада, что с тобой уже все в порядке, солнышко.
— Со мной все и было в порядке, — хмыкнула я. — Только тебе этот порядок не нравился.
— Дерзишь родной матери? — грозно сдвинула она брови, поигрывая большой деревянной ложкой.
Вместо ответа я запустила пальцы в натертые и пересыпанные сахаром яблоки. М-м, как вкусно… Ай! А по лбу-то зачем?
— Лучше бы помогла, — с притворной суровостью откликнулась Элен и принялась сноровисто перемешивать яблоки с изюмом и корицей. Если бы это пришлось делать мне, то наверняка половина всей начинки оказалась бы на полу. — Или в комнате своей хоть уберись, а то подружки придут, и стыдно будет.
— А, у них самих такой же бардак, — отмахнулась я, с сожалением отрываясь от яблок. А то опять заедут ложкой ни за что ни про что… Лоб-то чужой, вот маме и не жалко. Да и насчет комнаты… Я подумала и решила, что убираться не буду, а вот пыль стереть надо бы. За три недели ее много накопилось, хоть картины рисуй на столе и книжных полках. И кресло можно переставить, а то оно уже полгода на одном месте обретается, надоело уже… Гм. Грязи-то…
… ну, может, и стоило бы протереть полы.
В самый разгар уборки ко мне ввалилась Этна, небрежная, яркая и с влажными от дождя волосами. В комнате сразу повеяло озоном и острым ароматом первых весенних листочков, клейких и ломких. Оценив степень разгрома, Этна уселась в единственное не заваленное хламом кресло и поджала ноги.
— Опять все на последний момент оставила? — хмыкнула она, двумя пальцами снимая с высокой спинки длинные полосатые носки. По закону подлости — нестиранные, специально отложенные в сторону, чтобы потом случайно не засунуть их вместе с чистыми в шкаф.
— Что-то вроде того, — я слегка покраснела и аккуратно забрала у Этны свои носки. — На самом деле, я ждала тебя на полчаса позже. Вот и… гм… развернулась.
Этна обвела взглядом комнату. Попытка вытереть пыль обернулась-таки масштабной уборкой с частичной перестановкой мебели — Элен могла порадоваться. Диффенбахия в очередной раз обрела новое место жительства, на сей раз в уютном закутке между шкафом и письменным столом. В освободившееся пространство у окна я пыталась впихнуть кресло с широкими подлокотниками. Кресло сопротивлялось.