Белый олень. Часть 1
Шрифт:
Обитателей в гнезде уже не было. Зато был воск. Белый воск.
Охотник замер в безмолвном созерцании. Это был нужный цвет.
Пока он смотрел, старик воздел руки к небесам, счастливо, по-детски рассмеялся и пошёл, но не к пещере, а прочь от неё. Охотник окрикнул его, пытаясь остановить, однако старик отмахнулся от него небрежно, словно закончил все дела с людским родом, и на глазах исчез, растаял в мириадах подпространств матери-Земли. И потеряв его из виду, охотник, лучший следопыт, не сумел отыскать ни единого его следа.
Рисовать
Под насмешки соплеменников он сделал другой очаг прямо у стены. И, обжигаясь, нарисовал на ней расплавленным воском — нет, не Белого оленя — белую поверхность, гладкую, ровную, безукоризненную. А потом взял кремнёвый скребок и стал сцарапывать лишнее.
И когда он сделал всё правильно, раздвинулись стены пещеры, и Белый олень явился ему вновь в бездне, наполненной звёздным светом.
Позже он покинул своё племя и стал скитаться по необжитой неуютной земле, снова и снова ища то, что вознесло его над выживанием. И где только удавалось, изображал он Белого оленя на скалах, на стенах пещер.
Он всегда рисовал его отдельно от других изображений, если такие ему попадались. Белый олень был не предмет для охоты, совсем нет.
Он опередил своё время. Умение рисовать воском было потом утрачено на много веков. Сам художник вскоре сгинул бесследно, может, в снегах замёрз, может, со скалы сорвался. Но через несколько десятков лет другие люди подошли к стене, где был нарисован Белый олень.
И одна маленькая девочка подумала: разве бывают олени белые? Совсем белые?
Она потом всю жизнь его искала, но так и не встретила, на своё счастье, потому и прожила долго. И рассказала детям и внукам своим, что видел раньше кто-то такое диво дивное. А они дальше рассказали.
Так и стал Белый олень являться людям и смущать умы. Это давно уже был не подлинный зверь — если он был им когда-то, — это был образ его, отпечаток, тысячекратно отражённый и преображённый в мыслях, потом в горних сферах и снова в мыслях. И за много столетий он приобрёл свою великолепно-пугающую завершённость.
Касьян видел всё это отчётливо, но не смог бы пересказать.
— Эй, придержи!
В его думы врывался окрик Рокота, или ещё чей-то, и это бывало очень кстати. Он натягивал узду и осаживал, не столько коня, сколько собственный разум, гасил мятущиеся искры воображения, которые не могли довести до добра.
В остальном всё было тихо-мирно. Сперва. А на четвёртый день пути, вечером, поднялся шум.
Касьян ходил за водой. А когда вернулся на место привала, понял, что происходит
Посреди поляны стоял Рокот и громогласно возмущался. По его возгласам было непонятно, что, собственно, случилось. Ясно лишь было, что он крайне зол.
— Тебе что было поручено?! Вы хоть что-то соображали?
Перед Рокотом, спиной к Касьяну, стояли два воина, один высокий, широкоплечий, второй — по виду мальчишка, в шлеме с кольчужной сеткой.
Чуть поодаль стоял Тамиан. Он озирался из стороны в сторону, словно прикидывая, куда лучше сбежать. На его лице была такая растерянность, что Касьяну стало его жалко.
— Ты ведь собирал отряд, царевич!
— Я не знал, клянусь… — пробормотал Тамиан.
— А ты? — Рокот в ярости обратился к широкоплечему воину. Тот чуть повернулся, и Касьян сперва с удивлением заметил, что он посмеивается, а только потом его узнал.
Берчет. Он был назначен охранять царевну.
Он оставил Стасию во дворце одну?!
Касьян разделил чувства Рокота. Правда, ненадолго. Пока маленький воин, стоявший неподвижно, не шевельнулся. И не снял шлем. И ему на спину не соскользнула светлая коса.
— Ты должен был её охранять! — загремел Рокот.
Берчет поставил ногу на подвернувшийся камень и зевнул, словно происходящее ему смерть как надоело.
— Я так и делал. Ничего с ней не случилось. Я охранять её должен был, а не в заточении держать.
— Это она тебе так наговорила?
— У меня своя голова есть, — сообщил Берчет с достоинством.
Стасия повертела в руках шлем и позвякала звеньями кольчуги.
— Рокот, — сказала она, — не ругайся, я тебе всё объясню.
Судя по оживлённой жестикуляции, объяснение далось Стасии непросто. Они ушли втроём к дальнему краю поляны — Стасия, Рокот и Тамиан. Рокота, судя по всему, раздражала необходимость всюду таскать с собой Тамиана, от чего он злился ещё больше.
Тамиан же спрятался в себе. Это первое испытание на пути к Юоремайе окончательно повергло его в пучину неуверенности.
Сперва их всех было видно, потом они скрылись за деревьями. Потом снова исчезли, потом опять появились. Так и метались туда-сюда. Потом стало видно одного Тамиана, который стоял, прислонившись к дереву, устранившись от неприятного разговора.
Разговор был мало похож на беседу племянницы государя с почтительным верноподданным. Особенно, когда Тамиан перестал их слышать.
— Стасия, ты царевна, ты принадлежишь к роду Гремиталадов, ты обязана блюсти достоинство, а не бегать по лесам!
— Как я буду блюсти достоинство, будучи мёртвой? — оправдывалась Стасия.
— У тебя была охрана!
— Берчет тоже согласился, что уехать будет безопаснее.
— Берчет болван! Ты собралась в это проклятое место, где затмению поклоняются?