Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
– Пошел, пошел! – заплевался гугнивый. – Ишь ты!.. Сам вот алтына не стоишь,
раскоряка, а сукман напялил рублевый. Смеешь ли, плут, ходить в цветном платье? Откудова
он у тебя, сукман такой? Ну-ка молви!
У Акиллы – усы дыбом, но он не стал отругиваться и отошел. Прошел по щепетинному
ряду и пропал. А гугнивый вытянул после того из короба, из-под мотков и шнурков,
бумажный лист. Развернул: черны чернила, кудряво письмо. Глянул в лист и щепетинник,
ничего
Проходил поп, стал читать лист:
– «Мы, великий государь, на православном престоле прародителей наших, великих
государей царей российских, по своему царскому милосердному обычаю, всех вас пожалуем:
и вам, боярам нашим, честь и повышение учиним, вотчинами вашими прежними вас
пожалуем, к тому и еще прибавим и в чести вас держать будем; а вас, дворян и приказных
людей, в нашей царской милости держати хотим; а вас, торговых людей всего Московского
государства, пожалуем – в пошлинах и в податях велим во льготе и в облегчении учинить...»
– В облегчении! – воскликнул щепетинник.
– В облегчении, – ответил поп.
– И во льготе?
– И во льготе ж.
– Читай дале, батька.
– «И вас, черных людей, – продолжал поп, – и все православное христианство учиним в
тишине и в покое и во благоденственном житии».
– Житии! – закипятился гугнивый.
– Житии ж, – повторил поп.
– Читай дале.
Поп откашлялся, протер глаза и пошел опять водить перстом по бумаге:
– «А что до сих пор вы, бояре наши и воеводы и всякие служилые люди, стояли против
нас, то чинили лихое то дело по неведению, и мы в том на вас нашего гнева и опалы не
держим и пишем к вам, не хотя видети в христианстве кроворазлития и жалея вас и о душах
ваших, чтоб вы в своих винах добили челом и милости просили у нашего царского
величества, государя царя и великого князя Ди... Ди...»
1 Торговцы щепетиньем – разной мелочью: нитками, тесемками, иголками, булавками и пр.
2 Шушун – женское верхнее платье вроде короткого кафтана.
Поморгал поп глазами, снова потер их кулаком...
– «Ди... Ди...»
– Чего, батька, споткнулся, воза не сдвинешь? – наклонился к нему щепетинник. – Читай
дале лист!
– Знамо дело, вычитывай, – поддакнул и гугнивый.
– «Великого князя... Димитрия Ивановича», – выдавил наконец из себя поп, и руки у него
задрожали, белей листа стало попово лицо.
И щепетинник побелел, и у портного мастера гугнивого бороденка прыгает.
– Не прознали б, – щелкает зубами щепетинник.
– Не проведали б, – гугнит портной.
– Подноготную... – дрожит щепетинник.
– Сущую с гущею... – трясется поп.
XIV.
А раскоряку в красном сукмане, что терся тут возле щепетинникого короба, – где его
теперь сыщешь? Пока читал поп портному с щепетинником лист, пока тряслись они от
страху и охали от беды неминучей, забрел Акилла в Китай-город, к лавкам мясным, и пошел
вдоль лавок в тяжелом духу и собачьей кутерьме. Шел, шел да и зашел в шалаш; покопался в
требухах, в гусиных лапках и рубце бычьем, вытащил из-под сукмана мошну и купил
бараньих кишок на грош. Потом на перекрестке сел наземь и стал кишки перебирать.
Подбросил кишки раз – пали они крестом; подбросил в другой – кучкой улеглись. И возле
Акиллы уже не два человека, не пять, не десять – великое сборище людей столпилось вокруг
красного сукмана; наклонились, переглядываются, перешептываются...
– Ведун?..
– Знахарь?..
– Гляди-ко, на кишках гадает.
– Ох, ох! Последние времена.
– Светопреставление...
– Дед!
– Ась?
– Чего кишка кажет? Добро али лихо кажет кишка?
Акилла подбросил кишки, пали они каким-то узором замысловатым.
– Добро, сынок, добро кажет кишка, – молвил Акилла. – Будет скоро на Москве перемена
и всем православным христианам полегчение.
– Полегчение, говорит, будет, – зашелестело в толпе,
– Перемена...
– Вижу я великую рать, – наклонился Акилла к кишкам. – Не счесть полков; пушек –
тьмы тем; стрельцов войско, ногаев орда; казаки донские, казаки волжские, запорожцы...
Акилла сгреб в горсть кишки, подбросил их и снова склонился к ним.
– Идет та рать на Рыльск, на Севск, Кромы прошла, на Орел идет...
В толпе со страху завыла было какая-то женщина, подхватила другая, но на них
зашипели, зашикали, живо заткнули им рты. А «ведун» в красном сукмане продолжал,
копаясь пальцами в разбросанной по земле требушине:
– И куда придет та рать, там звон, и гульба, и пир горой, и всем православным
христианам радость. А во главе рати той стоит прирожденный царь Димитрий Иванович,
Иваново племя. И простые люди преклоняются перед ним, и он им говорит: от всего-де вас
избавлю; станете жить беспошлинно и без дани, и ни от кого вам обиды не будет.
Акилла поднял голову и увидел себя в плотном кольце дугою согнутых тел. Тогда он, не
глядя уже на кишки, только сверкнув глазами из-под сивых бровей, молвил:
– Считали его, государя, будто в Угличе убитым, будто его и похоронили там в церкви у
Спаса; ан то враки и ложь от изменников и лиходеев.