Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
Справа, из-за желтых кистей расцветшего барбариса, послышалось Отрепьеву будто
шипение.
– Гадюка али косолапый? – молвил чернец и вытащил из ножен саблю.
Но кони стояли смирно, потопывая копытами, помахивая хвостами. Князь Иван выхватил
кремневый пистоль из-за пояса, соскочил с коня своего и двинулся к кустарнику. Он
продрался сквозь колючие ветви, кружившие голову тяжелым запахом, и увидел на полянке,
на солнцепеке, человека не человека – неохватную
темно-рыжим волосом по широкой груди, и по коротким ногам, и по брюху, огромному, как
стрелецкий набат2. «Козодавлев!» – вспомнил князь Иван иноземца, указавшего ему когда-то
на пана Феликса. И на мгновение возник перед князем Иваном двор Козодавлева на Покровке
за погорелым Николой, бегущая по двору девка и запах у рыцаря на лестнице, такой же
тошнотворный, как и этот, издаваемый кустами барбариса. Князь Иван только и развел
руками от такого дива.
А это и впрямь был из города Далена рыцарь Косс. Искусанный гнусом, с припухшей
губой, с волдырями и кровоподтеками, цветшими у него по всему телу, он голый лежал на
траве и сопел, и живот его равномерно то набухал, как огромный пузырь, то опадал, как в
1 Куща – шалаш, беседка.
2 Огромной величины медный барабан.
безветрие стяг. И подле не видно было ничего – ни шапки, ни палки, ни нитки, ни тряпки.
Князь Иван подошел к иноземцу и поторкал его носком сапога. Рыцарь, как ни был толст,
а резво вскочил на ноги, бросился на князя Ивана и схватил его за грудь. Но князь Иван
ударил Косса коленом в обвислый живот, и рыцарь со скрежетом и воплем снова пал наземь.
XVI. БЕГСТВО РЫЦАРЯ КОССА
Года четыре прошло с тех пор, как побывал князь Иван на дворе и в доме у рыцаря Косса
из города Далена. Молодой человек в цветной однорядке запомнился тогда ротмистру, и он
поджидал сына воеводы Хворостинина в ближайшее воскресенье и в следующее. Крепко
досадовал потом ротмистр, что упустил такую птицу, которая для нужных ему целей могла
быть почище и дьяка Туленинова и подьячего Осетра. Да, кроме того, дьяку и подьячему за
все платить надо было: не показав им талера, не выжать из них было слова. А простоватого
княжича можно было поддеть чем-нибудь другим: книжкой с картинкой или какой-либо
заморской безделкой... И талеры остались бы в тайнике за зеркалом, у ротмистра в кошелях.
Но княжич, видимо, не так был прост, как показалось это не в меру дошлому ротмистру
Коссу. Ведь повадился же княжич к капитану Заблоцкому, и ротмистру Коссу это было
известно; а вот на Покровку в корчму за Николою Мокрым не приходил больше княжич.
Делать было нечего. Ротмистр потеребил свою
потешился у раскрытого окошка табаком дымным и, завидев пробиравшегося к нему вдоль
прясел дьяка, снова заперся с ним в своей горнице.
Настало время, когда рыцарь Косс готов был весь: и котомки с кошелями от золота и
серебра распирало, и множество камней драгоценных было в платье зашито, и заветный
свиток, на пергаменте писанный, «Генеральный план обращения Московского государства в
провинцию имперскую», уложен в короб. Ротмистр прицепил к поясу небольшой меч с
эмалевой рукоятью, сел на вороную аргамачиху1 и поехал в Иноземский приказ. Там он бил
челом и боярину-начальнику, и подначальным дьякам, и орде подьячей – всему крапивному
семени, каждому по его силе и положению. Сославшись на непомерные труды и близкую
старость, просил ротмистр отпустить его из Московского государства в родную землю, в
именитый и славный город Дален.
Но в Московское государство было, по-видимому, легче въехать, нежели покинуть эту
страну, которая всегда была настороже. Боярин-начальник хоть и не отверг подарков,
выложенных ротмистром на угольный столик под образами, а обратился к иноземцу с таким
словом:
– Бранные труды твои, Мартын, известны великому государю Борису Федоровичу всея
Руси. Али за многие службы, и за старание, и за храбрость, и за правду, и за проливаемую
кровь не жаловал тебя великий государь дворами, угодьями, денежным жалованьем и
хлебным кормом? И против вора, назвавшегося царевичем Димитрием, не посылан ты, как
того за немощью твоею ты хотел. Почему же, забыв государеву ласку, хочешь за рубеж
отъехати к шведскому королю либо к польскому, к государевым недругам? А ты бы, Мартын,
попомня государеву ласку, и еще б ему постарался, великому государю всея Руси. А и тебе за
ту службу от государя будет похвала.
Косс попятился к угольному столику и к тому, что уже положил он, прибавил еще
боярину в почесть и дьякам не в обиду. Боярин и этого не отверг, но отпуска ротмистру из
Московского государства не дал, да еще и наказывал, чтобы иноземец и в мыслях того не
держал. Ротмистр понял, что таким способом не добиться ему ничего, и стал подумывать, как
бы выйти ему из Московского государства тайно.
Время было смутное... «Тяжёли время», – вздыхал ротмистр Косс, поглядывая из окошка
на слонявшихся по двору пьяниц. Пропившиеся дотла в ротмистровой же корчме, они на
последнюю копейку играли в плашки либо, лежа в тени у амбаров, заводили такие речи.