BLOGS
Шрифт:
Первое, на что мы с женой, удивившись, обратили внимание, и чему ничуть не удивился ещё один египетский сопровождающий, - в автобусе было всего четырнадцать человек. Это из десятков отелей, из сотен туристических групп. А с сопровождающим нам очень повезло. Он был тоже христианином, и звали его Мина.
Что такое 1400 ступенек? Если один этаж - это 16-18 ступенек, то мы поднялись на высоту примерно 80-го этажа. На самом деле, гораздо больше, потому что идёшь ведь не только по ступенькам, но и участкам горы, где ступенек нет совсем. А ещё не везде есть перила.
Ноги отказывали, дыхание сбивалось, и колотило сердце где-то в ушах, но каждый из нас шёл, наверное, с молитвой. Во всяком случае, мы с женой шли точно с молитвой. Все идущие в гору из нашего автобуса - русские, украинцы и литовцы -были людьми верующими, поэтому я думаю, что они тоже шли и молились.
На середине пути, там, где мы вошли в первое
– Даже если это люди, разве это нормальные звуки для этого места?» Визжащими и кричащими оказались арабские старшеклассники (не пишу «египетские», потому что точно сказать не могу, экскурсанты здесь бывают ведь и из Сирии, Иордании и других стран). У самой пещеры святого Антония Великого они вели себя так же, как на переменке в школе. Шутили, толкались, подтрунивали друг над другом. Пещера меня разочаровала, конечно. Ни тебе света, ни унитаза, ни дверей, ни телефона, ни холодильника. А если серьёзно, то пещера - это узкая-узкая щель в монолитную скалу, а внутри кромешная мгла, освещаемая пока только нашими телефонами и зажигалками. Голос изнутри настаивает, чтоб не толпились, проходили быстрее. Снисходительно кто-то для нас зажигает свечу. Совсем в глубину пещеры я уже не заходил, но жена моя, Наташа, пошла с арабчатами дальше и дальше. С ней, кажется, и женщины из нашего автобуса и несколько иностранок. Впечатлило её «маленькое чудо». Обладательница голоса во тьме, потрогав её за голову в платке, произнесла: «Russian? Put your head on the rock. (Русская? Положи свою голову на камень). Наташа положила, быстро уступив место следующему, но голос остановил. Невидимые руки взяли её голову и повторили: «Two minutes. Russian? Two minutes... (Русская? Две минуты)». Дело в том, что в самом низу пещеры все проходили мимо топчана святого Антония и его скального молитвенного столика. На топчан можно было присесть и даже прилечь. Для «рашен вумен», то есть для русской женщины, невидимый человек сказал, что ей можно две минуты. Не мгновение, не символические 3-4 секунды, а «ту минутс, рашен вумен, ту минутс.». Слишком далёк путь из России, и та арабка-христианка, наверно, по-своему оценила дальних паломников.
Я стоял наверху, смотрел с площадки вниз - в долину - и пытался себе представить, как тут жилось Антонию. И почему-то фантазий моих не хватало. Жёлтое безмолвие, серое безмолвие, палящее солнце, ночью звёздное небо своим бесконечным шатром. И молитва. Только внутренний мир, и диалог с Богом. Точно ведь «заживо погребённый».
Антоний Великий знаменит тем, что христианское монашество и первые общежительные монастыри начинал он. Это был второй-третий век от Рождества Христова. Антоний тогда уходил в пустыню и не думал создавать монастыри. Он просто раздал нищим всё своё немалое богатство, потому что был христианином, видел смерти молодых и богатых вокруг себя и глубоко проникся евангельским призывом Христа оставить всё и следовать Ему. Антоний хотел быть совершенным перед Богом.
Сначала он жил в пригороде Каира, этого ему казалось достаточным. Но однажды у его хижины женщины стирали бельё и разделись донага. Антоний сказал им, чтоб уходили и не смущали его. Но одна из женщин весело и беззлобно сказала ему: «Это тебе ведь надо... Ты нас не смущаешь, почему мы должны уходить? Хочешь жить отшельником и без плотских утех - иди в пустыню.» Антоний услышал в этой подсказке голос Бога.
Он первые годы был в пустыне один. Но всё чаще приходили люди, пытались жить и спасаться, молиться и уходить от мира. Многие не выдерживали. Антоний с горы видел, как то один пустынник не выдержит и, повредив душе, возвращается в мир, то другой умрёт без помощи от ран или простой болезни. Тогда ангел сказал Антонию, что этих разрозненных отшельников надо всё-таки организовать во взаимопомощи и укреплении друг друга. Так появился монастырь без стен. Отшельники один раз в неделю собирались на общую молитву, вместе трапезничали, делились хлебом и водой, а потом расходились опять по своим пещерам. Потом они построят храм прямо в скалах. Ещё через пару десятилетий, когда братии станет много, когда появятся и новые угрозы: то бедуины-разбойники, то пираты, то римские торговцы с вооружённой охраной караванов - решит Антоний, что пора строить и стены, а также скрытые пещеры.
Внизу, прижавшись монастырской известняковой щекой к горам, стоит семнадцать веков обитель Антония Великого, родоначальница монашеского опыта Христа ради и для спасения душ человеческих.
Но поначалу я не верил, что это та самая обитель. Мне всё казалось (особенно по тщательно отремонтированным внешним стенам монастыря), что всё это новодел для
Монах раис рассказывает о том, что в обители 118 монахов, из них человек 15 - это люди с научными степенями, есть несколько врачей, а потому обитель эта своего рода что-то типа нашего МЧС на всю округу - и спасатели, и кормильцы, и лекари. По тому, как наш сопровождающий Мина обращался к Раису, стало понятно, что они знакомы не первый год. Впрочем, Мина (на вид этому парню года 22-23) скоро и сам всё пояснил. Он рассказал, что. его воспитал Раис, что, сколько он себя помнит, Раис всегда был таким - седовласым старцем. Воспитал он его не в фигуральном смысле - то есть не на каком-то повороте судьбы, а с детства: и кормил, и одевал, и читать учил. Мы постеснялись спросить у Мины, что же случилось с его семьёй и родителями. Однако стали замечать, что и здесь, в монастыре святого Антония, и потом в монастыре святого Павла этот худенький паренёк ведёт себя не как гид, приехавший с туристами, а как послушник. И вино поможет принести, и пол подметёт за всеми, и под руку поможет старым монахам подняться на ступени. Он был здесь как дома. Он в духе здесь - он христианин.
.А Раис продолжал рассказывать и водил нас по монастырю. Вот две башни, построенные в шестом веке по приказу императора Юлиана. Одна глухая, с маленькими-маленькими окошками, а вторая, рядом, построена только для того, чтоб через неё, поднявшись на верхние этажи, можно было по мостику перейти в первую башню. А потом мостик поднимался, и монахи оставались в закупоренной башне, как в консервной банке. Там монахи сидели порою месяцами, спасаясь от налетевших разбойников, со скудным пайком и непрестанной молитвой. Ни поджечь их было нельзя, ни залезть через маленькие окошки. В монастыре святого Павла, куда мы переедем за шестьдесят километров, будет точно такая же башня, но второй уже нет, она наполовину разрушена. И опять с уважением гид будет рассказывать про императора Юлиана, приказы о строительстве башен которого спасли, по сути, египетское монашество (спас, конечно, Бог, но императорские приказы не иначе как были Его промыслом).
– Неужели это тот Юлиан-Отступник?
– спрашиваю я, пытаясь сопоставить называемые даты строительства. «Нет-нет... » - почти по-детски пытаются «заступиться» за императора наши русские женщины из группы.
– Да. Это тот самый Юлиан-Отступник, который потом предал веру Христову, - на удивление, на «шок» нашим женщинам кивает головой монах. Но спокойно поясняет: - Мы молимся о нём пятнадцать веков, потому что вот он - его дело, полезное для спасения, важное для развития всего монашества, а стало быть, мера его добродетелей не исчерпана до сих пор.
И в самом деле - чего тут скажешь? Но вернёмся к монастырю святого Антония.
Мы у престола, под которым могила самого Антония Великого. Храм построен был в четвёртом веке, но тот, старый, не сохранился совсем. Нынешние стены, в основном, 12-17-го века. Раис показывает нам место, где Антоний захоронен, и говорит, что Антоний боялся поклонения ему и просил спрятать его могилу так, чтоб она не мешала молиться Богу. А тут, стоя у престола, конечно, молишься Богу, нет искушения отвлечься на какие-то особые почитания святого угодника.
Раис по-арабски читает первую строчку «Отче наш». Женщины просят его прочитать молитву полностью. Он же печально говорит женщинам: «Может, вы перед престолом прочтёте по-русски?.. А я по-арабски. Вот Господа и порадуем.» Он поворачивается от нас лицом к престолу и начинает. И тут мы совсем неожиданно для нас самих, для немецкой группы, которая шла рядом с нами, вдруг ка-а-ак грянули стройно и слажено «Отче наш», и так звук полетел под свод храма, в вечность, в нашу общую христианскую память и историю, что когда мы закончили, Раис обернулся со слезами на глазах. Он явно не ожидал силы и русской слаженности. (Мы сами не ожидали.) Нечасто, наверно, здесь туристы так поют. Немцы же вообще смотрели на нас и, наверно, думали, что мы единая команда. Мы, православные, - «единая команда»? Я тоже задаюсь этим вопросом.