Боевой разум
Шрифт:
Яркий тому пример. Хохштадер и Притчард были бы живы, если бы их не отправили на «Заглянуть в Ядро», операцию, в параметрах которой подчеркивалось, что страйдеры вернутся к Звездным Вратам и Новой Аквиле, если это будет практически возможно… но все, кто участвовал в планировании, знали, что это будет миссия самоубийства. Если число травматических смертей снизилось, то соотношение психологических травм определенно возросло. Сколько человек в ее роте, интересно, проведут остаток своего существования в вымышленном мире ViR?
От этой мысли ее пробрал внезапный холодный страх. Ран…
Конмодуль Рана
На экране на соседней переборке колоссально возвышалась пирамида. Синяя молния сверкала, пронзала, взрывалась…
Изображение дрогнуло, а затем резко сменилось другим видом, с другого страйдера. Прозвучал сигнал тревоги, и огни на консоли Рана начали меняться с зеленого на янтарный, а затем на красный. Один из техников коснулся элемента управления, и верхняя часть модуля со свистом открылась, обнажив тело Рана внутри, его лицо было напряженным, бледным и осунувшимся за дыхательной маской. Его глаза открылись, зрачки были черными и огромными, все еще устремленными на какой-то ужас, невидимый для остальных. Когда на них упал свет комнаты, зрачки сузились до булавочных точек, и он моргнул.
— Его автономные системы снова в строю, — подумала она. — Слава Богу…
— Они прорываются! — крик Рана заглушил сигнал тревоги и эхом разнесся по отсеку боевой палубы. — Остановите их! Остановите…
Он снова моргнул, внезапно осознав, что больше не находится внутри своего страйдера. Несколько техников наклонились, чтобы поддержать его; Кара оттолкнула их и положила руку ему на плечо. — Все в порядке, Ран! — сказала она ему торопливо и нежно. — Все в порядке! Ты вернулся. Все кончено.
Он на мгновение напрягся, затем расслабился, открыл глаза и устремил взгляд на Кару. — Ты… в порядке? — спросил он хриплым голосом.
— Отлично. Как ты себя чувствуешь?
— Не спрашивай. Кусо, это лучший аргумент в пользу бессмертия, который я могу придумать. Ненавижу умирать!
— Самое ужасное — это возвращаться, чтобы снова все это пережить, — сказала Кара, кивнув в знак согласия. — Ты уже можешь сесть?
— Думаю, да.
Пока она помогала ему подняться и выбраться из конмода, она задавалась вопросом, стоила ли операция «Заглянуть в Ядро» той цены, которую они заплатили за слишком чертовски малое количество достоверных разведданных.
— Интересно, стоило ли оно того? — спросил Ран, глядя на изображение на экране и повторяя ее собственные мрачные мысли. Он, казалось, почувствовал ее настроение и протянул руку, чтобы обнять ее за плечи. Обычно она не одобряла подобных проявлений чувств на публике, как их называли в армии, но она устала
— Черт его знает, Ран, — сказала она, позволяя ему крепко обнять себя. — Черт его знает, узнаю ли я когда-нибудь.
Глава 5
Всякий, кто не убеждён в существовании подлинных различий в процессах мышления, мировоззрении, в таких понятиях как личность, долг или общество, между представителями разных разумных видов — продуктами, напомним, отдельных и различных эволюций, биологий и историй — приглашается рассмотреть эти различия, проявляющиеся между разными культурами внутри одного вида — Человека. Японцы традиционного воспитания воспринимают себя во многих фундаментальных аспектах совершенно иначе, чем, скажем, испанцы, европейцы или американцы. Они более созвучны своему социальному окружению, менее терпимы к различиям, более готовы пожертвовать личным комфортом или свободой ради блага общества. Было высказано предположение, что их талант к совместной работе над общими целями ответственен за их замечательный успех в двадцать первом веке, когда их культура стала доминирующей на Земле.
— “Слава Восходящего Солнца”
ДАРЛЕН ХУ
К.Э. 2530
Адмирал Исору Хидеши был полностью обнажён, как и остальные пятеро — трое мужчин, две женщины — делившие с ним небольшой пассажирский отсек челнока во время перелёта через открытый космос к Тенно Кюден. Шестеро из них были пристёгнуты к шести из двенадцати кушеток, заполнявших клаустрофобную кабину челнока. Ускорение обеспечивало их единственное ощущение веса.
Его нагота почти совсем не беспокоила его; это была небольшая потеря мен — слово могло означать либо лицо, либо маску — которая более чем компенсировалась богатым символизмом действия. Сбрасывая свою одежду, Хидеши и его попутчики разыгрывали своего рода пьесу, символически оставляя материальные владения позади, отправляясь к самым Вратам Небес.
И, конечно, их нагота облегчала работу персоналу службы безопасности, который даже сейчас изучал их с беспощадной, почти микроскопической тщательностью через массив датчиков, встроенных в окружающие переборки и в сиденья, к которым они были пристёгнуты.
Бесстрастно Хидеши наблюдал, как Великое Колесо разворачивалось перед ним на обзорном экране судна. Тенно Кюден — Императорский Дворец — был гораздо более великолепен, более впечатляющ, чем любая голограмма, даже чем любая виртуальная симуляция могла возможно передать.
В некотором смысле, Дворец напоминал ему одну из тех огромных, сверкающих, хрустальных люстр, которые некоторые западные культуры вешали в бальных залах или роскошных столовых. Он начинался как простое колесо, прикреплённое своей ступицей к запутанному, как разбросанные соломинки, комплексу станции Сингапурской Синхроорбитали, но за последние несколько веков строительство не прекращалось, так как всё больше и больше модулей, апартаментов и жилищ императорских чиновников было добавлено. Теперь структура была шире, чем самый большой рю-драконшип, и гораздо массивнее. Её вращение обеспечивало различные уровни искусственной гравитации для обитателей внутри, точное ускорение данного уровня зависело от того, насколько далеко он находился от ступицы, где оно было практически нулевым.