Бросок Венеры
Шрифт:
В этот момент где-то в доме раздался крик одного из близнецов. Он вырвал меня из мечтательности, а заодно и напомнил, каковы бывают последствия у приятных ночей.
– Мы отклонились от темы, - напомнил я. – Я сказал, что был в сомнении, берясь за это дело, а ты ответил: «Я думаю».
– Да просто это дело выглядит чрезвычайно мутным. Разве ты так не считаешь? Или даже подозрительным. Я хочу сказать, всё это как-то нехорошо пахнет. Смотри: единственное, что ты узнал о Целии из разговора с Клодией – это то, что он занимал деньги у богатой женщины старше него. При этом он, говоря откровенно,
Я покачал головой.
– Уже нет. Клодий выселил его.
– Когда это было?
– Несколько дней назад. Я и сам не знал об этом, пока мне не рассказал там, в шатре, Клодий – голый, стряхивая капли воды и без тени смущения обсуждая со мной свою недвижимость. Любопытно, мы с Тригонионом шли туда как раз мимо этого самого дома, а там, несмотря на тёплый день, все ставни на втором этаже были закрыты. Я ещё подумал, что Целий, видимо, отсыпается после попойки. А жилище было, оказывается, пусто. Целий вернулся в отцовский дом на Квиринале, и там же, скорее всего, останется до самого окончания судебного процесса.
– Так они окончательно решили выдвинуть против него обвинение?
– Обвинение уже выдвинуто. Но не Клодием.
– Тогда кем же?
– Угадай.
Экон покачал головой.
– У Марка Целия слишком много врагов, чтобы я рискнул сделать какое-то предположение.
– Его обвиняет семнадцатилетний сын Луция Кальпурния Бестии.
Экон со смехом протянул руку:
– О судьи, я не указываю пальцем на преступника – я указываю на преступный палец!
– Так ты знаешь эту историю?
– Конечно, папа. Все знают, как Целий обвинял Бестию в отравлении жён. Жаль только, что мы с тобой уехали к Метону, когда это было. Мне эту сплетню пересказала Менения.
– А мне – Бетесда. Но похоже, что Бестия скоро сможет отыграться на Целии.
– День суда уже назначен?
– Да. Обвинение было выдвинуто пять дней назад. Поскольку по закону сторонам полагается десять дней на то, чтобы подготовить свои аргументы, у меня остаётся пять дней.
– Так скоро! Времени, можно сказать, в обрез.
– Разве когда-то было по-другому? К нам всегда обращаются, думая, что мы можем добыть улики из ничего.
Экон вскинул голову:
– Погоди, ты говорил, что суд начнется через два дня после апрельских нон. Но тогда получается, что, если он продлится больше одного дня, то совпадёт с открытием праздника Великой Матери.
Я кивнул:
– Слушание продолжится и в праздничные дни. Другие суды на время праздника будут закрыты, но не тот, который рассматривает дела о политических убийствах.
– Политических? Так это не просто дело об убийстве?
– Не просто. Против Целия выдвинуто четыре обвинения.
– А что касается самого убийства в доме Копония?
– Вообще-то это тоже по моей части. Но ведь Публия Асиция уже судили за это дело, и оправдали. Обвинители остерегаются вменить то же самое в вину Целию. Вместо этого они хотят сосредоточиться на более ранней попытке отравления. Конечно, я постараюсь разузнать об убийстве в доме Копония всё, что только можно – эти факты будут весьма ценными.
– А заодно и удовлетворят твоё собственное любопытство.
– Само собой.
Экон составил вместе кончики пальцев.
– Итак, мы имеем суд по делу с политической подоплёкой, во время праздника, когда в Риме соберётся уйма народу; обвиняемый – бывший протеже Цицерона, а за всем этим, в качестве фона – скандально известная женщина… Да, папа, это будет всем зрелищам зрелище.
Я застонал:
– Как я и ожидал! Единственное, чего мне не хватает для полного счастья – чтобы в мою дверь постучались крепкие ребята от Помпея или царя Птолемея, и вежливо попросили меня прекратить расследование.
– Думаешь, так и будет? – вскинул бровь Экон.
– Надеюсь, что нет. Но у меня плохое предчувствие относительно этого дела. Как ты и сказал, оно скверно пахнет. И мне оно не нравится.
– Тогда зачем же ты взялся за него? Ты ведь ничего не должен Клодии – или всё-таки должен? Ты точно рассказал мне обо всём, что сегодня произошло в её шатре? – он улыбнулся.
– Не мели ерунды. Я ей должен только задаток. Но кое-какие обязательства у меня и в самом деле есть.
Он кивнул:
– Ты имеешь в виду, перед Дионом?
– Да. Он просил меня о помощи, а я ему отказал. Так я говорил себе, когда шёл суд над Асицием.
– Ты ведь тогда болел, папа.
– И что из этого? А затем, когда Асиция оправдали, я решил, что теперь это дело прошлое. Но как оно может окончиться, если никто из убийц не осуждён? Как душа Диона может успокоиться? До сих пор я старался избегать таких мыслей, чтобы чувствовать себя свободным от обязательств. До тех пор, пока ко мне домой не пришёл галлус – и не поставил меня лицом к лицу с моим долгом. Да, меня позвала в дорогу Клодия, но не только она.
– И её брат, Клодий?
– Нет. Я хочу сказать, что они оба – представители чего-то такого, что много выше их самих. Начало этой истории положил Дион, но лишь время может показать, чем она закончится. Некая высшая сила, похоже, твёрдо решила сделать меня её участником.
– Немезида?
– Я, скорее, думаю о другой богине: о Кибеле. Это ведь её жрец привёл в мой дом Диона, и он же недавно пришёл за мной. А можно ли считать простым совпадением то, что суд будет проводиться во время празднества Великой Матери – то есть Кибелы? Между прочим, давным-давно, когда этот культ только пришёл к нам с Востока, одна из прародительниц Клодии спасла статую Кибелы от гибели в водах Тибра. А ты видишь здесь связь?