Бросок Венеры

Сейлор Стивен

Да, он приложил все усилия, чтобы заглушить своё чихание – но в ночной тиши оно всё равно прозвучало раскатом грома. Шаги смолкли. Я изо всех сил всмотрелся в темноту – но смог разглядеть только неопределённый человеческий силуэт среди густых теней. Судя по его позе, он пытался разглядеть, кто здесь мог чихать. Мгновение спустя силуэт исчез, и я услышал, как кто-то бежит вниз по дорожке.

– Догоним его, хозяин? – Бельбон рванулся, но я остановил его.

– Нет. Он моложе нас, и, судя по всему, намного быстрее.

– Откуда ты знаешь?

– А ты слышал его тяжёлое дыхание?

– Нет.

–

Вот и я не слышал, хотя стоял достаточно близко. Он взобрался на Палатин, не запыхавшись, а это значит, что у него сильные лёгкие.

Бельбон сокрушённо поник головой:

– Хозяин, прости, что я чихнул. Мне очень жаль.

– Что делать – есть вещи, над которыми даже боги не властны. Возможно, это было и к лучшему.

– Ты уверен, что он шёл именно за нами?

– Не знаю. Во всяком случае, страху он на нас нагнал.

– Но ведь и мы нагнали на него страху!

– Скорее всего. Во всяком случае, теперь всё позади, - сказал я, чувствуя неловкость.

Мы подошли к моему дому, и Бельбон постучался в дверь. Пока мы ждали, когда раб отопрёт её, я сказал Бельбону:

– Следил за нами кто-то или нет – не вздумай рассказывать об этом госпоже. Мне не нужны неприятности. Ты меня понял?

– Конечно, хозяин, - серьёзно ответил он. Я на секунду задумался.

– И Диане тоже не говори.

– Это само собой хозяин, - и тут его челюсть задрожала, лицо исказилось. Встревоженный, я схватил его за руку. Бельбон запрокинул голову и снова чихнул.

Глава двенадцатая

Утром я поднялся рано. После скромного завтрака, состоявшего из хлеба и мёда, Бельбон подровнял мою бороду (никому, кроме него, я не доверяю держать острые предметы поблизости от моей шеи) и помог облачиться в тогу – сегодня мне предстояли кое-какие официальные визиты. Я вышел из дома. Свежий воздух приятно бодрил, утреннее солнце заливало землю лучами, прогоняя ночной холод.

Я глубоко вздохнул и вдвоём с Бельбоном двинулся вдоль по улице.

В то утро Палатин казался особенно прекрасным. В последнее время я, отойдя от дома достаточно далеко, начинаю поражаться тому, какой грязной и суетливой выглядит большая часть Рима. В первую очередь это относится к Субуре с её лупанариями, тавернами и весьма пахучими узкими проулками. Форум, набитый политиками в тогах и вечно нервозными финансистами, немногим лучше. Тем приятнее был Палатин: ровные мощёные улицы, небольшие чистые лавки, красивые здания, аккуратные квартиры. Даже в разгар дня по улице можно идти, никого не расталкивая локтями.

Да – я привык жить богачом среди богачей, привык без малейших усилий. Интересно, что сказал бы об этом мой отец, вся жизнь которого прошла на Субуре? Возможно, он бы гордился тем, какого благосостояния достиг его сын – пусть и не вполне обычным способом. Наверное, при этом он напомнил бы, что я должен хранить проницательность и не давать видимости обмануть себя. Богатство и власть позволяют приобретать редкие и красивые вещи – но часто подобные вещи бывают нужны лишь затем, чтобы скрыть неблаговидные пути, которыми получены и власть, и богатство. Здесь, на светлом, просторном Палатине, человек может дышать свободно – и здесь же он легко может перестать дышать. С Дионом, например, на Палатине произошло кое-что похуже удара локтем

в уличной толкотне. Какая разница, насколько хороша постель, если сон – вечный?

Путь к жилищу Луция Лукцея вёл мимо дома, где не так давно квартировал Марк Целий. Напротив него я остановился и пригляделся. Ставни верхнего этажа были по-прежнему закрыты, а крупные чёрные буквы на стене гласили:

ДОМ ПРОДАЁТСЯ. ВЛАДЕЛЕЦ – ПУБЛИЙ КЛОДИЙ ПУЛЬХР.

Ниже надписи был намалёван какой-то рисунок. Я перешёл улицу, чтобы разглядеть его получше – и увидел, что здесь изображены совокупляющиеся мужчина и женщина. Меня удивила их нелепая поза, какая-то акробатическая – да, пожалуй, и физически невозможная. Изо рта женщины исходили слова, написанные со всеми ошибками, какие только здесь было возможно сделать:

НЕ ЧТО НЕ СРОВНИТЬСЯ С ЛЮБОВЬЮ БРАТА!

Художнику явно не хватало таланта, чтобы передать какие-то индивидуальные особенности персонажей, но я ни мгновения не сомневался, кого он имел в виду. Картинку, вероятно, нарисовал кто-то из приспешников Милона – впрочем, у Клодия хватало врагов и помимо них. Грубый рисунок и неграмотная надпись вряд ли могли принадлежать Марку Целию. Или могли? Целий имел достаточно изощрённый ум, чтобы замаскировать свою работу под произведение уличного похабника.

Мы с Бельбоном отправились дальше – и, попетляв по узким переулкам, вышли наконец к дому Лукцея. Как и подобало дому сенатора и богача, он имел безукоризненный фасад. Массивная деревянная дверь выглядела очень старой, её украшала затейливая резьба. Тяжёлые железные петли были, судя по виду, карфагенской работы. Вполне вероятно, дверь целиком привезли из Карфагена – я повидал немало подобных трофеев в домах потомков его завоевателей. На Бельбона, впрочем, дверь никакого впечатления не произвела: он просто подошёл к ней и постучал.

Отворили нам довольно быстро, и Бельбон объяснил привратнику, по какому делу я здесь. Тут же меня провели через атриум в хозяйский кабинет. Стены были украшены военными трофеями: карфагенскими копьями, мечами, доспехами. Я увидел даже пару слоновьих бивней.

Хозяин дома, мужчина с седыми волосами, сидел за столом, заваленным свитками, кусками пергамента и табличками для письма.

– Я могу уделить тебе только совсем немного времени, - сказал он, не поднимая глаз. – Конечно, я знаю, кто ты, и догадываюсь, зачем ты пришёл. Вон там кресло, садись. – Лукцей наконец отложил свиток, который читал, и искоса взглянул на меня. – Да, твоё лицо мне знакомо. Впервые мне показал тебя Цицерон на Форуме – это было лет пятнадцать назад, во время скандала с весталкой. Проклятый Катилина! Подумать только: совратить весталку – и выйти сухим из воды! Я привлёк его к суду за убийство, за год до того, как он поднял мятеж. Но, как ты знаешь, дело было проиграно. А ведь для всех было бы лучше, если бы тогда Катилину осудили. Он бы отправился в изгнание, и сейчас мог бы предаваться разврату со всеми симпатичными мальчиками в какой-нибудь Массилии, или где там ещё. Кстати, ты выглядишь неплохо, клянусь Геркулесом! Я-то думал, сейчас ты уже стал таким же старым, как я! – С этими словами Луций Лукцей широко улыбнулся и встал из-за стола. Это был на удивление безобразный человек с густыми широкими бровями и растрёпанной гривой седых волос. Он потёр свои глаза.