Бросок Венеры

Сейлор Стивен

Раб-привратник ждал меня за дверью, чтобы проводить к выходу. Но не успели мы с ним достичь атриума, как дорогу заступила необычайно крупная женщина.

– Ступай, Клеон, - велела она рабу. – Я сама покажу нашему гостю выход.

По тону этой женщины в ней легко было угадать хозяйку дома. А по подобострастному виду, с которым привратник поспешил исчезнуть, я заключил, что она не относится к числу римских матрон, которые дают рабам чересчур много воли.

Жена Лукцея была столь же безобразна, как её супруг, но в остальном ничем не походила

на него. Вместо густых бровей над её глазами пролегали две тонкие линии. Её волосы, вероятно, были столь же седыми, как и у мужа, если бы не были красными от хны. Помимо просторной столы, на ней было ожерелье зелёного стекла и такие же серьги.

– Значит, ты – Гордиан Сыщик, - резко бросила она, не спуская с меня оценивающего взгляда. – Я слышала, как раб докладывал о тебе моему мужу.

– А что ещё ты слышала? – поинтересовался я.

Моя прямота была оценена по достоинству.

– Всё. Нам с тобой нужно поговорить, Гордиан.

Я оглянулся.

– Не волнуйся, меня в этом доме никто не подслушает, - поняла меня хозяйка. – Все знают, что лучше даже не пытаться. Идём.

Я последовал за нею в другое крыло дома. Это были не просто другие комнаты, но другой мир. После музея военных трофеев и древних документов Лукцея я попал в помещение, украшенное богато вышитыми занавесями, дорогими предметами из стекла и металла. Одна из стен была покрыта росписью, представлявшей пышно цветущий сад.

– Ты обманул моего мужа, - сухо сказала она.

– Он сам решил, что меня прислал Цицерон. Я просто не стал разубеждать его.

– То есть ты позволил ему верить в то, во что он хотел верить. Да, это наилучший путь, когда имеешь дело с Луцием. Думаю, ты понимаешь: он не лгал тебе, во всяком случае, преднамеренно. Просто он сам убедил себя, что в этом доме ничего страшного не произошло. Луцию было бы нелегко всё время держать в голове правду, - она расхаживала по комнате, перекладывая вещи с места на место.

– Продолжай, пожалуйста, - попросил я.

– Видимость значит для Луция куда больше, чем действительность. В его представлении, отравить в нашем доме гостя, или даже раба гостя – это просто немыслимо. А значит, ничего подобного никогда и не было. И он ни за что не признает обратного.

– А на самом деле?

Она села за маленький столик, уставленный ярко раскрашенными терракотовыми фигурками величиной с детский кулак. Хозяйка взяла одну из фигурок и повертела в руке.

– От чьего имени ты спрашиваешь?

– Я уже говорил твоему мужу: я здесь как друг Диона.

Она пренебрежительно фыркнула.

– Неважно. Я догадываюсь, кто тебя прислал.

– И кто же?

– Клодия. Я угадала? Впрочем, не трудись отвечать. По твоему лицу я могу читать так же легко, как и по лицу Луция.

– Как же ты можешь узнать, кто меня нанял?

Она продолжала вертеть между пальцев статуэтку. Это было каноническое изображение Аттиса, мужа-кастрата Великой Матери Кибелы. Как и полагалось, его руки были сложены на пухлом животе, голову венчал красный фригийский

колпак со свисающим вперёд концом..

– У нас есть способы обмениваться знаниями между собой.

– У нас?

– У женщин.

По спине у меня пробежал холодок. Я вспомнил свой недавний разговор с Бетесдой. Да, именно так: она сказала, что Целий и Клодия больше не любовники, я спросил, откуда ей об этом известно… «У нас есть свои способы обмениваться знаниями». На мгновение мне почудилось, будто приоткрылась потайная дверь, и я мельком увидел то, что она скрывала. Но тут хозяйка заговорила снова - и дверь захлопнулась.

– Нет никакого сомнения, что раб Диона умер от яда. Надо было видеть смерть этого бедняги. Если бы Луций тогда не отвернулся, сейчас ему бы не удалось говорить с такой лёгкостью о «естественных причинах». Но он всегда отличался излишней чувствительностью. Ему под силу описать, как женщин сажали на колья, а детей рубили на куски при разрушении Карфагена, но наблюдать смерть раба – это не для него.

– Как это произошло?

– Раб побелел, как мрамор, и бился в конвульсиях.

– Но если он умер, попробовав еду, предназначенную Диону – как же яд мог попасть в неё?

– Это сделал кто-то из кухонных рабов. Я даже догадываюсь, кто именно.

– Вот как?

– Да, это Юба и Лакон. Эти двое приятелей всегда были себе на уме. У меня была мысль как-нибудь освободить их. Юба в тот день, похоже, тайком выбрался из дома. Я потом застала его у черного хода. А когда стала его расспрашивать – он прикинулся дурачком, как обычно делают рабы. Юба наплёл, будто ходил на рынок что-то покупать – уже не помню что, и даже показал мне какую-то сумку. Вот это выдержка! Там наверняка был яд. А после я видела, как он на кухне перешёптывается с Лаконом, и подумала, что же они затевают. Это они приготовили то блюдо, от которого умер раб Диона.

– Дион мне рассказывал, что у твоего мужа в тот день был посетитель.

– Да, Публий Асиций. Позднее его обвиняли в убийстве Диона, хотя доказать это на суде не смогли. Да, он был у Луция примерно в то время, когда Юба уходил из дома. Но вряд ли Асиций принёс с собой яд, если ты это имеешь в виду. С кухонными рабами он не встречался.

– А если он приходил именно для того, чтобы отвлечь внимание твоего мужа? Юба же тем временем выскользнул из дома, чтобы получить яд от кого-то ещё.

– У тебя очень богатое воображение, - сухо заметила она.

– Где сейчас Юба? Ты позволишь мне поговорить с ним?

– Позволила бы, но его здесь нет. Их с Лаконом отослали отсюда.

– Куда отослали?

– После смерти дегустатора Дион был в сильном волнении. Он кричал, скандалил, требовал, чтобы Луций нашёл среди рабов отравителя. Я упомянула о подозрительном поведении Юбы и Лакона, но Луций не желал и слышать о яде. Но даже он несколько дней спустя решил, что от кухонных рабов Юбы и Лакона будет больше пользы на шахте. У Луция есть серебряный рудник в Пицене. Туда их и отправили с глаз долой.